И в-третьих, что самое удивительное, это был не просто случайный мужчина, это был муж тёти Паши. Уборщицы из московского метрополитена. — Что хотите? — спросил горничный. — Уважаемая… то есть уважаемый, можно мне поесть чего-нибудь? К примеру, батерброд, щи или чего там. Мужчина поклонился. — А ещё мне нужны газеты. «Сельская жисть» у вас бывает? Мужчина в переднике поклонился ещё раз и вышел. Скажу сражу… то есть, сразу, что это был не простой горничный. Муж тёти Паши товарищ Карцев был начальником отдела кадров гостиницы. Был начальником над горничными, лифтёрами, швейцарами, поварами, администраторами и старшими администраторами. Он мог спокойно сидеть у себя в кабинете и смотреть телевизор. Но его очень заинтересовал новый постоялец. Постоялец был явно неправильный. И муж тёти Паши сам решил подежурить на «шешнадцатом этажу» и всё разузнать. А настоящую горничную он отпустил: — Идите домой, милая. Вам надо отдохнуть. Как-нибудь в выходной отработаете. … Итак, он поклонился и вышел. А доброметр всё равно стрекотал. Очевидно, человек был неподалёку. Пластмассовый дедушка насторожился. Поднял голову от стола, взял прибор в руки и пробежался по шкалам «Жадность», «Завистливость», «Ум». Показатели везде были высокие. Константин Михайлович вытащил золотую таблетку, проглотил её и уставился на входную дверь. Дверь постепенно стала проясняться и делаться всё прозрачнее. Наконец она стала совершенно невидимой. И наоборот, стал совершенно ясно виден горничный — муж тёти Паши. Он стоял согнувшись и внимательно глядел в номер через замочную скважину. Своими совиными глазами. С его стороны дверь оставалась обычной. Это явление в учебниках называется поляризация. Глава шестая Продолжение утра в интуристовской гостинице Скоро горничный принёс завтрак на подносе и газету «Сельская жизнь». Дедушка позавтракал, прочитал новости с полей и из-за рубежа. Он сделал зеркальный пульверизатор и напылил себе зеркало на внутренней стороне шкафа. Побрился. Спустился вниз в озеленённый вестибюль. За стойкой администратора сидела вчерашняя кипящая ненавистью дама. За прошедшую ночь она не стала очаровательнее. — Уважаемая, — обратился к ней дедушка. — Вы не отметите мне командировку? «Уважаемая» даже не подняла на него глаза. — Мне только надо печать поставить здеся. Что я прилетел вчера. — Не знаю, когда вы прилетели… И к кому прилетели. И никакой печати «здеся» ставить не намерена. «Если бы злость притягивала пыль, из этой дамочки получился бы отличный пылесос», — решил про себя дедушка и вышел на улицу. Солнце заливало город прохладным золотом. Прохожие никуда не торопились. Все были весёлые и добродушные. И доброметр в кармане дедушки не тикал, не верещал, а весело так позванивал: — Дзинь! Дзинь! Дзинь! Дзинь! И каждый раз дедушка останавливался на звонок и расспрашивал прохожих. — Что это за здание, уважаемые? — Это родильный дом. Дети рождаются. — Дзинь! Дзинь! — А что здеся расположено за зеленью? — Здесь детский сад пивоваренной фабрики. Вон дети прыгают. К ним машина пришла с мороженым. И снова: — Дзинь! Дзинь! Дзинь! — А это что за здание такое, уважаемые? — Это сама пивоваренная фабрика. — А вот скажите: чему здеся так радуются? — Здеся зарплату дают… А ты что, дед, интурист, что ли? Из Рязанских Соединённых Штатов? Или ты, дед, с луны упал? Откуда ты? — Да почти шо с луны, можно сказать. А как вы, уважаемые догадались? — Да всё ты звенишь да спрашиваешь. Звенишь да спрашиваешь. И тут пластмассовый дедушка закричал сам себе: «Стой! Стой!» Прямо перед ним стояла огромная доска с фотопортретами: ЛУЧШИЕ ЛЮДИ ГОРОДА Константин Михайлович подошёл и стал внимательнейшим образом изучать всю доску. Он запоминал лица лучших люден, фамилии и места их работы. Люди были такие: Владимир Удинцев. Кандидат технических наук, научный руководитель кругосветной экспедиции на корабле «Витязь». Академики Булкин и Бутылкин. Преподаватели Московского Государственного Университета. Товарищ Бетономешалкин. Контролёр-испытатель Центрального кефирного завода. Гладков Геннадий Игоревич. Член Союза композиторов. Сергей Залогуев. Сборщик высшего разряда Завода секретной радиоаппаратуры. Григорий Борисович Карцев. Инженер Завода секретной радиоаппаратуры. Это был сын тёти Паши. Уборщицы из московского метрополитена. Глава седьмая Инженер Карцев ломает голову (при помощи Серёжи Залогуева) На Заводе секретной радиоаппаратуры все знали инженера Карцева. Он был молодым специалистом-общественником. Что-нибудь организовать, возглавить, на что-нибудь отозваться — он умел лучше всех. Он обожал в едином строю выходить на сбор металлолома или делать так, чтобы рабочие все как один осваивали садовые участки. А в секретной радиоаппаратуре он не больно шибко разбирался. Ещё в институте, когда он был студентом, он не столько учился, сколько занимался общественной работой. Организовывал концерты художественной самодеятельности, походы за бесценной макулатурой, массовые протесты «против» или, наоборот, единодушные одобрения «за». И на изучение техники и аппаратуры времени не оставалось. Вот сейчас сидел он в своём общественном кабинете на заводе и ломал голову над этой загадочной щёткой. Как она летает? Почему? И можно ли её починить? Видел он радиопередатчики, радиолокаторы, радиолампы, но радио-летающих щёток не видел никогда. Сын тёти Паши Григорий Борисович снял телефонную трубку и позвонил в сборочный цех самому молодому и способному сборщику Серёже Залогуеву: — Слушай, Залогуев. Дорогой мой человечек! Дело есть чрезвычайной государственной важности. Зайди ко мне. Залогуев быстро пришёл. Григорий Борисович встретил его на пороге: — Дорогой мой человечек! Славный мой Залогуев. Вот это нам из генерального штаба передали. Захватили у империалистов. Летающее устройство для шпионов. Год над ним в генеральном штабе бились — не могли починить. Теперь по общественной линии нам передали. Чтобы мы в нерабочее время в порядке шефской работы щётку отремонтировали. Залогуев внимательно слушал и на щётку смотрел. В отличие от тёти-Пашиного сына он отлично разбирался в технике. И абсолютно ничего не понимал в общественных линиях и империалистах. — Ну что, Загогулин, сделаем? — спрашивал Карцев. — Выручим генеральный штаб нашей славной генеральной армии? — Попробуем. — сказал Залогуев. — Можно я её в цех заберу?