— Мы поработаем годик. Зато домой вернёмся на двух «мерседесах». На юге тепло, девушки в купальниках. Девушки в купальниках Жаб Жабыча не интересовали, а вот «мерседес» его заинтересовал. Он давно хотел сделать Владику какой-нибудь подарок. Теперь у Жаб Жабыча был паспорт, и ему смело можно было покупать билет на самолёт. — А как же мы? — спросила расстроенная мама. — Я скоро вернусь, — успокоил Жаб Жабыч Голиццын-Сковородкин. — Я приеду гордым и богатым. Теперь это уже был не тот скромный Жаб Жабыч, который сбежал из института генетики и всего боялся, теперь это была важная птица, практически князь. Фамилия Голиццын обязывала. Как его ни уговаривали, в субботу утром он собрал свои вещи — жилетку и кепочку, взял свои документы — паспорт и таможенную декларацию «За мной следует груз» — и взгромоздился на заднее сиденье подъехавшего такси. Бедный Владик от такой картины жутко расстроился и чуть-чуть не заплакал. А мама поцеловала Жаб Жабыча в мокрую морду и сказала: — Возвращайся. Мы всегда тебя ждём. Без Жаб Жабыча Владику было скучно. Когда он приходил из школы, никто его не встречал. Никто его не обнимал мокрыми руками. Никого он не дрессировал, ни на ком верхом не катался. Жизнь просто опустела. Владик приставал к родителям: — Родите мне братика. — Родите мне братика. Или купите духовой пистолет. И братика ему не родили, и пистолета не купили — жизнь не удалась. Вся надежда была на весну, на возвращение князя Голиццына-Сковородкина, в просторечии Жаб Жабыча. Владик ждал весны, как соловей лета. И вот дни начали длиннеть, ночи уменьшаться. Учителя стали улыбчивыми и нарядными. И в это самое зимне-весеннее время из Крыма из города Ялты пришло письмо. Глава одиннадцатая Письмо из города Ялты Письмо было написано на дохленькой бумажке синей ученической ручкой. Писал не сам Жаб Жабыч, а мальчик, у родителей которого снимал комнату фотограф Стенькин. Здравствуйте, мои друзья и знакомые! Живу я хорошо в солнечном городе Ялте. Правда, он совсем не солнечный, потому что всё время идёт снег. В солнечные дни мы с моим другом работаем на пляже, а когда идёт дождь, начинается война, и все тогда живут в сараях. Мы живём в разных сараях. Мой сарай лучше, потому что он деревянный. У нас очень хорошая хозяйка. Очень остроумная. Когда идёт мимо меня, она всегда так смешно говорит: «Видеть не могу это чучело!» Хотя меня видно за километр. Кормят меня хорошо, но невкусно. Мой друг приносит мне из ресторана крабовые очистки. Я немного похудел. Но мой друг меня успокаивает. Он говорит, что похудеть — это поправиться наоборот. Я дружу с мальчиком Вовой, который сейчас пишет это письмо. Мы с ним ходим купаться по ночам, если тепло. Вова ловит для меня креветок. Это такие вкусные морские тараканы. Они меня очень поддерживают. На пляже все меня любят, особенно дети. Все со мной фотографируются. Мой друг говорит, что лет за десять я насобираю денег на автомобиль и вернусь к вам на своей машине. Ещё он хочет, чтобы я был не только фотомоделью, но и ослико-моделью. Он хочет меня запрягать в тележку, чтобы я катал детей. Я посылаю тебе свою фотографию вместе с Вовой и с нетерпением жду, когда пройдёт десять лет. Вы тоже меня ждите и не забывайте. Я без вас очень скучаю. Иногда даже плакаю. На фотографии был заснят грустный Жаб Жабыч в обнимку с толстым, добродушным мальчиком. Мальчик был в шортах, коротких сапожках и синей куртке. На Жаб Жабыче почему-то была надета большая женская шляпа. На обратной стороне фотографии имелась надпись: «Ваш Жаб Жабыч очень хороший. Приезжайте к нему в родительский день. Вова Новиков». На конверте был очень простой адрес: «Ялта, ул. Школьная, дом 1». Владик прочитал письмо и немедленно позвал для совещания ближайших друзей — Витю Верхотурцева и Любу Кукарекову. Они тоже прочитали послание. — Что будем делать? — спросил Владик. Пока Витя Верхотурцев напряжённо думал, пытаясь найти ошибку в слове «плакаю», Люба Кукарекова с ходу произнесла: — Надо ехать в Ялту — Как? — поразился Владик. — Кто ж нам разрешит? — Никто не разрешит, — ответила Люба. — Мы и не будем спрашивать разрешения. — А на чём ехать? — спросил Владик. — На чём угодно, — ответила Люба. — На поезде, на самолёте, на пылесосном мотороллере. — Но мы ещё маленькие, — сказал Владик. — Пропадём. — Это тебе так кажется, что мы маленькие, — заметила Люба. — Если втроём поедем, не пропадём. Люба Кукарекова никогда не теряла ни минуты ни в гостях, ни дома. Не успели ребята оглянуться, как они уже считали свои капиталы и прикидывали свои продуктовые и рюкзаковые возможности. С рюкзаками всё было в порядке, у каждого имелся свой. С деньгами было хуже. С трудом набрали на один детский билет до Симферополя. Тогда Любой было принято героическо-историческое решение двигаться автостопом. — Это как? — спросил заинтеллигентенный Владик. — А так. Останавливаем грузовик и залезаем в кабину. Шофёр только счастлив: ему одному скучно. Мой папа всегда людей подбрасывает. — Когда поедем? — спросил насторожённый Витя Верхотурцев. — Завтра, — ответила ему решительная Люба. Глава двенадцатая Бедные родители На другой день трое родителей, вернувшись домой с работы, нашли на кухонном столе одинаковые записки: Папа и мама, не беспокойтесь. Мы уехали в Ялту выручать Жаб Жабыча. Владик, Витя, Люба. Реакции родителей были разными. Владикины папа с мамой долго ошарашенно молчали. Потом мама горестно сказала: — Я всегда считала, что земноводные до добра не доведут. — При чём тут земноводные? — сказал папа. — Это не земноводные, это человекообразные! Он дал маме прочитать письмо мальчика из Ялты. Из этого письма во весь рост вставала неприятная фигура жуликоватого человекообразного фотографа Стенькина.