— Не смей так говорить со мной, Ольга! Из глаз девушки брызнули слезы. — Где ваше благоразумие, батюшка?! Вы хотите пустить нас по миру? Вы же теперь не сенатор, и доход от службы у вас стал меньше. — В том-то все и дело, Оля! И все благодаря этому пронырливому графу Измайлову, ты же знаешь! — не удержался Трубецкой, вскакивая порывисто на ноги. Он нервно заходил по паркету. — Это он настроил против меня государя, и тот снял меня с поста. А моя нынешняя должность так презренна, что унижает мое достоинство! — Обещайте, что более не сядете за игорный стол. — Я не могу, Оленька, не могу этого пообещать. — Отчего же? Где ваша сила воли? — Ты не понимаешь! Где взять деньги на покрытие всех расходов? Вчера у меня были кредиторы из лавки купца Капитонова. Требовали уплату долга за игристое вино, что поставляли нам последние полгода. Я едва выпроводил их, пообещав уплатить все в следующем месяце. Это так унизительно, Оля! Девушка видела, что отец на взводе и нервно меряет ногами пол. Она хотела помочь, но не знала как. — Батюшка, давайте вместе обсудим, как нам быть с расходами, — предложила она. — Теперь мое жалование так мало, что им не покрыть все наши расходы. Мне надобно играть, пойми. Я знаю — мне непременно повезет в следующий раз, должно повезти, так уже было несколько раз. — И все же давайте сядем, батюшка, и спокойно все обсудим, — продолжала она. — Я с вами разберу все ваши бумаги и расписки. Все подсчитаем. Можно не устраивать приемы пока. Вино тогда будет без надобности. У нас же еще остались два поместья с пятью деревнями, три тысячи душ, так сказал поверенный. Это не так мало. Еще есть этот дворец и особняк покойной бабушки на Адмиралтейской набережной. Его можно сдать в наем. Он просторный, за него можно в год выручить приличные деньги. Сократим расходы. Я не буду заказывать новый гардероб на зиму. Давайте все обсудим, только прошу, более не делайте карточных долгов. — Нет. Даже если мы сократим расходы, этого будет недостаточно. — Почему же? — Потому что мне надобно купить Евгении выезд, я давно ей обещал. — Какой выезд? — выпалила она. — Ну как, подобающий даме. Коляску и четверку лошадей. — Что? Так вы из-за этой гадкой Красовской играете, чтобы опять сделать ей подарки? — выпалила Ольга, зная, что породистые лошади для выезда стоят приличных денег. — Неужели одного имения ей недостаточно? — Нет. Я хотел ублажить ее домом, что на Адмиралтейской набережной, переписал его на ее имя, но она требует с меня еще выезд. — Как? Дом бабки Екатерины теперь во владении Красовской? — выпалила в ужасе Ольга, понимая, что теперь даже не сдать ничего в наем. — Да! — воскликнул Николай Николаевич трагично. Он остановился напротив дочери и, схватив ее ладони в свои, с болью посмотрел ей в глаза. — Доченька, прости, я так запутался. Я думал, она вновь полюбит меня и простит. Но она заявила, что, пока не куплю ей выезд, могу даже не показываться ей на глаза. — Какой же вы дурак! — вспылила девушка в сердцах. — Простите меня, конечно, но это так! — Ольга! Она резко вытянула свои ладони из его крепких рук. Схватила отца за плечи и встряхнула. — Простите меня, батюшка. Я не знаю, как у меня вырвалось. Я чувствую, вы погубите нас всех из-за этой Красовской! — Ты должна понять меня, Оленька, я не могу без нее жить. — Да когда же вы поймете, что вы ей не нужны! Что ей нужны только ваши деньги! Отчего вы ведете себя так глупо?! — Мне непременно надо играть, когда-то я должен выиграть. Иначе я не смогу купить ей лошадей, и она никогда не простит меня. Я не переживу этого. — И слава Богу, что не простит! Хоть перестанет тянуть из вас деньги! — хмуро заявила Ольга. — Она не любит вас. Вам не противно от всего этого? — Ты права. Во всем права, доченька, — закивал он. — Она только мучает меня. — Вот! Я о том и говорю. Взор Николай Николаевича стал блуждающим, и он как-то болезненно произнес: — Ты знаешь, вчера я застал у Евгении в доме ее нового любовника. — В доме нашей тетки, я так полагаю, — уточнила она траурно. — Знаешь кого? Опять этого молодого гвардейца! — воскликнул в безумной агонии Трубецкой. — Этого Кирилла Григорьевича, племянника графа Измайлова, которому государь отдал мою должность. Просто коварное семейство эти Измайловы! Дядя забрал мою должность сенатора, а племянничек мою любовь… — Боже! Только любовь не приплетайте к вашей безудержной похоти к этой вдове! — У него ничего нет, кроме звания капитана! — продолжал Трубецкой, словно не слыша дочь и ища причину, почему Евгения предпочла ему Измайлова. — Но он молод! Наверняка этот Кирилл только этим ее и покорил. — Конечно, теперь они пируют с вдовой на ваши деньги! И все благодаря вам, батюшка. Оттого что вы совсем не думаете головой! — Как ты жестока, Оля, — прошептал Николай Николаевич, хватаясь за голову и отходя от нее. — Я жестка, конечно. Вы же думаете только о себе! А вы знаете, что с Ириной? Муж измывается над ней. А вы и пальцем не желаете пошевелить! — Виктор Сергеевич заверил меня, что у них все хорошо. — Как у вас, у мужчин, все складно. Один распускает кулаки, второй транжирит деньги. А мы должны все это терпеть! — Ты преувеличиваешь, Оля. — Нет, отец, это вы залили вином глаза и ничего не видите вокруг, кроме этой блудницы Красовской! — Ольга, давай закончим этот разговор. — Обещайте, что не будете больше играть, я чувствую, это опасно для нас. — Я не могу дать такого обещания. Посмотрев на отца долгим взглядом, Ольга выругалась про себя и вихрем вылетела из гостиной. Глава XXI. Игра Стрельна, усадьба князя Орлова, 1827 год, Декабрь У Николая Николаевича за последний год появилась одна страсть — пагубная, болезненная и опасная — игра в карты. Пристрастившись к этому, Трубецкой несколько раз в неделю неизменно посещал закрытые клубы, где игроки проявляли небывалый азарт и порой на кон ставили огромные суммы. Помня о нескольких удачных выигрышах летом, бывший сенатор надеялся на удачу, желая пополнить свое состояние. В тот воскресный вечер Трубецкой приехал в Стрельну, в знаменитый дворец князя Алексея Фёдоровича Орлова, где в этот день давался роскошный бал по случаю именин жены князя. Но Николай Николаевич прибыл сюда по другому поводу. В одном из отдаленных павильонов дворца сегодня происходила крупная игра в карты для членов закрытого клуба. К восьми вечера Трубецкой уже выиграл несколько партий, довольно обдумывая, как лучше распорядиться победными десятью тысячами рублей. Понимая, что сегодня ему сопутствует везение, он решил остаться в клубе еще, надеясь на новый выигрыш. Он и пара его партнеров по игре сидели за карточным столом и ожидали для следующей партии четвертого игрока взамен покинувшего их только что проигравшегося графа Васильева. Мужчины обсуждали последние столичные новости, неспешно раскуривая сигары, когда к игорному столу приблизился хозяин дома князь Орлов в сопровождении некоего высокого господина в черном фраке и светлых брюках. Николай Николаевич невольно поднял глаза на подошедших и смертельно побледнел. Князь Алексей Фёдорович представил своего гостя: — Господа, капитан Кирилл Григорьевич Измайлов, желает играть с вами. Трубецкой напрягся всем телом и сел прямо, вперив потемневший взор в Измайлова. Наглый мальчишка двадцати шести лет от роду, которого он застал месяц назад в будуаре изменницы Евгении, теперь имел наглость заявить, что намерен играть в карты за одним столом с ним. Это была неслыханная дерзость, по мнению Трубецкого. Кирилл же замер в уверенной позе рядом с князем Алексеем Фёдоровичем. Высокий, широкоплечий, статный, изыскано одетый, с нагловатым блеском в синих глазах, он показался Николай Николаевичу повзрослевшим, надменным и опасным. Взор Кирилла Измайлова, темный и мрачный на бледном волевом лице, сразу же вызвал у Трубецкого злость, и он с негодованием воскликнул: — Я отказываюсь продолжать игру за этим столом, если этот господин намерен играть с нами! Испепеляя гневным презрительным взглядом Кирилла, Николай Николаевич, желая доказать свое возмущение, даже нервно затушил сигару в пепельнице. Двое других дворян, Болотов и Никитин, сидевшие за столом, с удивлением воззрились на Трубецкого после его запальчивых слов. Они не понимали, отчего Николай Николаевич так категорично высказывается против подошедшего Измайлова, который имел прекрасную родословную, и теперь его военная карьера шла в году, даже сам император благоволил ему. — Николай Николаевич, — произнес примирительно князь Орлов, — господин Измайлов так же, как и вы, является членом клуба и может сесть за любой игральный стол в зале. — Неужели нельзя сесть за другой стол? — не унимался Трубецкой. Кирилл прищурил глаза, не собираясь отступать от своих планов. — К сожалению, все столы, кроме вашего, заняты, — желчно отрезал Орлов. Партнеры по игре заинтересованными взглядами смотрели на всех участников спора и начали в два голоса уговаривать Трубецкого принять Измайлова в игру. Под напором Болотова и Никитина Трубецкой, скрипя зубами, все же согласился. Ему надобно было продолжать играть, ведь удача ему благоволила. А, как сказал князь, других свободных столов теперь не было. Кирилл уверенно сел и, мрачно улыбнувшись всем троим партнерам по игре, глухо произнес: