— Вы пришли играть передо мной трагедию?! Если так… — возмутился он и уже собрался развернуться к двери. — О, совсем нет! Постойте! — воскликнула Оленька нервно, вновь осознавая, что молодой человек сильно изменился к ней. Раньше ее страдания были ему не чужды, теперь же он казался до того безразличным, что это пугало ее. — Говорите, зачем пришли, сударыня, только побыстрее. У меня есть неотложные дела, — холодно бросил Измайлов, совершенно не собираясь потакать ее капризам, как это было летом. Эта девица точно не заслуживала такого. — Вчера мой отец по неосторожности проиграл вам все наше состояние, — заявила Ольга недовольно. — Я не подталкивал его к этому, — голосом без эмоций сказал Кирилл. — Играть до последнего он решил сам. Поверьте, его отговаривали. — Я знаю, — кивнула она нервно. — Он так слаб… — Сегодня мой поверенный придет к вашему отцу, чтобы уладить всё с документами о владении. Это дело решенное. — Я понимаю. Но, Кирилл Григорьевич, войдите в наше положение. — Не пойму, чем я могу помочь? — О, в память о нашем с вами былом знакомстве… — она приблизилась к нему вплотную и положила ладонь на его плечо, ласково проводя пальчиками по тканевой поверхности. Для большего воздействия на молодого человека она подняла к нему лицо, посмотрела просящим соблазняющим взором. И с придыханием сказала: — Вы могли бы оставить моему отцу хотя бы наш особняк на Фонтанке и часть денежных средств или одно из имений. Иначе мы будем очень нуждаться. Лишь на миг опешив, Измайлов неучтиво скинул ее руку со своего плеча и глухо вымолвил: — И вы набираетесь наглости, после всех унижений, которым подвергли меня летом, вот так просто приходить ко мне в дом и требовать чего-то? — Я, наверное, не так выразилась, — опешила Оленька, отчетливо заметив, что он разозлился. — Вы весьма дерзки, сударыня. Я не собираюсь ничего оставлять ни вашему отцу, ни вам, — он резко развернулся и направился к двери. — О! Постойте, не уходите так! — она бросилась к нему и, схватив его за рукав, выпалила: — Если бы вы согласились вернуть хоть часть выигранного, я бы могла многое сделать для вас. Прошу вас, Кирилл Григорьевич! Он остановился и, свысока посмотрев на нее, ледяным тоном, словно приговор, отчеканил: — Мне ничего не нужно от вас, сударыня. Это был удар. Ольга менее всего ожидала услышать от него настолько холодный категоричный ответ. Отчего-то она надеялась, почти даже не сомневалась в том, что он до сих пор любит ее. Но, видимо, это было не так. Она начала ловить его взгляд и, едва он взглянул на нее, с придыханием вымолвила: — Когда-то вы любили меня… — Это было летом, с тех пор мои чувства остыли, — вымолвил Кирилл как можно безразличнее. — И все же ранее я была любима вами. Если бы вы помогли моему отцу, я могла бы быть благодарна вам. — Благодарна? — удивление отразилась на его лице. — Каким образом? — Я соглашусь стать вашей женой, — прошептала она, опуская взор. Измайлов опешил окончательно и судорожно сглотнул. Однако он тут же заставил себя сдержаться и не показал радостного ликования, которое охватило все его существо после последней ее фразы. Он вытянулся, словно струна, понимая, что надо немедля взять себя в руки. В противном случае он мог проиграть решающую битву в их противостоянии. Он уповал лишь на то, что у него хватит сил сопротивляться зову сирены, с помощью которого она могла разрушить его оборону в любой момент. Он глубоко выдохнул и как-то свысока произнес: — Не думаю, что теперь я хотел бы жениться на ком бы то ни было, — он чуть помолчал. Она вновь подняла на него печальный завораживающий взор. — Теперешняя жизнь меня вполне устраивает. — Разве вы не хотите жениться на мне, Кирилл Григорьевич? — пролепетала в недоумении Оленька, чувствуя, что земля уходит у нее из-под ног. — Я так надеялась, что все еще может быть. Ах, если бы вы согласились взять меня замуж, а в обмен на это вернуть часть состояния моему бедному отцу… — добавила она очень тихо. Еще час назад она даже не сомневалась в его положительном решении. Но его ответ огорошил ее. Она поняла, что последний шанс на спасение отца от позора ускользает. — Нет, жена мне не нужда, сударыня, — ответил он категорично и твердо. Не в силах более выдерживать ее молящий чудный взор так близко от себя молодой человек отошел от Ольги и отвернулся. Он даже не предполагал, что она приедет просить его о помощи и с таким рвением будет предлагать себя. Кирилл ощущал, что ему не хватает воздуха. Это было не просто сказкой, это был невозможно сладостный давно желанный сон, в котором она сама, сама просила взять ее замуж. Однако понимая, что пауза затянулась, он тихо, не оборачиваясь к ней, произнес: — Я думаю, Ольга Николаевна, наш разговор может быть окончен. Он развернулся и вознамерился выйти из гостиной. Однако Оленька, быстро приблизилась к нему и ухватила за локоть. Молодой человек резко остановился. В том месте, где ее маленькая ручка в перчатке касалась его руки, обдало жаром. — Прошу вас, подождите, — опять взмолилась она, вновь ища его ускользающий нервный взор. Поджав губы и нахмурившись, Кирилл заставил себя как можно безразличнее посмотреть на нее, ожидая дальнейших слов. — Неужели я не вызываю у вас хоть немного прошлых желаний? Не в силах слушать от этой ледяной прелестницы подобные фразы, молодой человек вперил в нее прищуренный взор. Он глядел на нее и бледнел все сильнее. Эта снежная королева, расположения и руки которой искали почти все холостяки и молодые дворяне столицы, сейчас сама предлагала ему себя, и не просто предлагала, а молила его взять ее замуж. Кириллу показалось это настолько нереальным и невозможным, что он впал в некий стопор. Он как-то глупо непонимающим взором смотрел на Оленьку, на ее невероятно прелестное лицо, блестящие огромные глаза, которые молили его сжалиться и в которых он отчетливо видел темный будоражащий его душу поток света. Он вдруг понял, что она просто сильно любит своего отца и, видимо, ради него готова на все. Даже на венчание с ненавистным ей человеком, которым теперь был для нее он, Измайлов. Но она совсем не любила его, и Кирилл прекрасно это осознавал. Он нахмурился и решил, что пора с этим наконец покончить. До боли сжав челюсти, чтобы сдержаться и не выдать своих истинных чувств ей, Измайлов лишь глухо произнес: — Я не понимаю, что вы еще хотите от меня, сударыня? Я вам уже все сказал. — Я могла бы стать вам самой послушной и верной женой, быть ласковой с вами и всецело принадлежать вам и только вам. — Поверьте, я не страдаю от нехватки женского внимания, — быстро выпалил Кирилл, окончательно теряя голову от ее слов. Молодой человек чувствовал, что его рассудок находится на грани помешательства. — Когда-то вы находили меня прелестной, — произнесла она тихо, опуская глаза. Слышать это было невыносимо для Измайлова. — Мои чувства к вами давно изменились, мадмуазель, не стоит поминать прошлое, — выпалил он раздраженно и, высвободив свой локоть из хвата ее ручки, вновь двинуться с места в направлении двери, но услышал за своей спиной шорох. — Умоляю вас, Кирилл Григорьевич, смилуйтесь! — трагично пролепетала Оленька, закрыв лицо руками и медленно опускаясь на колени на ковер. — Вы один можете помочь нам. Мы так несчастны. Измайлов инстинктивно обернулся и увидел, как Оленька опустилась на колени. Ее стройная фигурка сгорбилась, и она, уткнув лицо в ладони, видимо, заплакала. Не в силах видеть все это, Кирилл безумными глазами взирал на склоненную перед ним прелестницу и ощущал, что она не просто в его руках, а полностью в его власти. Эта ледяная неприступная красавица теперь могла принадлежать ему, только ему. Все ее слова, которые она только что произнесла, сумбурным вихрем носились в его голове, а внутренний голос кричал ему прямо в сердце: «Вот она! Твоя, готовая на все! На все! Ты так долго ждал ее, тосковал, жаждал, страдал. Бери! Бери ее за себя, пока она в твоих руках, пока сама предлагает венчаться!» Эти безумные мысли закружили голову молодого человека настолько, что он как-то глупо победно заулыбался, смотря на ее склоненную головку. Но он вновь осек себя, думая о том, что эта несносная кокетка за все его унижения не должна так быстро получить желаемое. В противном случае «урок» будет напрасным. — Я говорил, что когда-нибудь вы будете на коленях у моих ног. Что ж, я оказался прав. Резко подняв голову, она вскинула на него влажные горящие глаза. — Давайте, бейте меня словами, пренебрегайте, сколько вам угодно, милостивый государь! — вскрикнула порывисто она. — Только прошу, помилуйте моего отца! Он не переживет нищеты! Нет она не была сломлена, как отчетливо увидел Измайлов, она просто поняла, что следует теперь прогнуться, выполнить все его условия, чтобы получить желаемое. Потому так и вела себя — всеми средствами шла напролом к своей цели. Пусть даже слезами и коленопреклоненная. Она во что бы то ни стало жаждала сейчас победить в этом поединке. И тут некое озарение накрыло его. На войне он привык принимать быстрые судьбоносные решения. Он долго смотрел в ее нежное лицо с глазами, полными слез, а в его голове зрел дьявольский план. Дерзкий, непристойный, но эта девица заслуживала этого. Всего минута понадобилась ему, чтобы понять, как нужно верно сыграть на ее чувствах. — Мне жаль, сударыня, но я ничего не могу сделать для вас, — заявил он жестоко. — Жаль? — выпалила она в порыве, испепеляя его яростным прекрасным взглядом. — О боже, какое унижение! — в исступлении воскликнула Ольга и, тут же вскочив на ноги, запинаясь о длинный подол платья, устремилась мимо него к выходу, намереваясь покинуть этот дом немедленно и трагично вымолвив: — Зачем я только пришла сюда… Она бросилась прочь из гостиной, желая забыть весь этот кошмарный разговор и пережитое унижение. Глава XXIII. Договор Когда она скрылась за распахнутой дверью, Кирилл с мрачной решимостью подошел к столу и позвонил в колокольчик. Стремительно подойдя к окну, он отодвинул портьеру и выглянул наружу. В гостиной появился дворецкий, и Измайлов сделал ему знак рукой — ждать. Через минуту Кирилл увидел, как Оленька появилась на крыльце, торопливо застегивая на груди редингот и проворно спускаясь по ступеням широкого крыльца. — Ступай за госпожой Трубецкой и останови ее, — велел Измайлов слуге. — Остановить, ваше благородие? — Да. Но только дождись, когда она сядет в карету, — добавил Кирилл, понимая, что так эффект будет гораздо сильнее. За эти пять-десять минут девушка явно ощутит наибольшее душевное потрясение и страдание. — И что велите ей сказать? — Что я хочу с ней поговорить. — И все? — И все, — отчеканил Измайлов. — Но она должна непременно вернуться обратно, ты понял? — Да, барин. — И не смей докладывать дяде и брату, что девица Трубецкая была здесь.