На утро десятого дня лило по-прежнему. Лаура позвонила Ливии, чтобы сообщить, что они с Гвидо везут мальчишку в больницу, так как один из порезов у него на ноге загноился. Ливия решила воспользоваться случаем и навести порядок в вещах Сальво. К ночи развиднелось, и все преисполнились уверенности, что следующий день выдастся погожим и жарким – в самый раз для купания. 2 С прогнозом они не ошиблись. Свинцовое море вернулось к своим привычным оттенкам, песок еще не просох и был пока буроватым, но за какие-то пару часов солнце вызолотит его заново. Пожалуй, вода была капельку холодновата, но в семь утра уже так жарило, что к полудню она станет теплой, как супчик. Именно такую температуру предпочитала Ливия, а Монтальбано терпеть не мог: прямо не море, а термальный источник, – после такого купания он чувствовал себя утомленным и размякшим. Ливия приехала в Пиццо к половине десятого и узнала, что утро обошлось пока без происшествий – ни тараканов, ни мышей, ни пауков. Новые пришельцы вроде скорпионов или гадюк тоже не объявились. Лаура, Гвидо и Бруно собирались уже спускаться на пляж. Они почти вышли с террасы через калитку, когда в доме зазвонил телефон. Гвидо, который работал инженером в компании, занимавшейся строительством мостов, и которому два дня уже названивали из Генуи в связи с одной проблемой – он пытался изложить ее Монтальбано, но тот так ничего и не понял, – сказал: – Идите, я вас догоню. – И вернулся в дом ответить на звонок. – Схожу-ка я в туалет, – сказала Лаура Ливии. И тоже пошла в дом. Ливия – за ней. Дело это, как известно, заразное – стоит пойти одному, как за ним тут же тянутся остальные. Ливия заняла второй санузел. Наконец, покончив с делами, все снова собрались на террасе. Гвидо запер стеклянную дверь, потом и калитку, подхватил пляжный зонт, поскольку нести его было мужской прерогативой, и все направились к туфовой лестнице, ведущей на пляж. Но тут Лаура огляделась по сторонам и спросила: – А где Бруно? – Наверное, пошел вниз без нас, – предположила Ливия. – Господи, он же сам не спустится, мне его там за руку приходится держать! – воскликнула Лаура с ноткой беспокойства. Они подошли поближе и заглянули вниз. Сверху видно было ступенек двадцать, дальше лестница поворачивала. Бруно в поле зрения не было. – Ниже он никак не мог спуститься, – сказал Гвидо. – Сбегай посмотри, ради бога! А вдруг он упал! – воскликнула Лаура, начиная волноваться. Под взглядами Лауры и Ливии Гвидо сбежал по ступеням, исчез за поворотом и вновь из-за него показался минут через пять. – Я дошел до самого низа. Его там нет. Пойдите посмотрите в доме, вдруг мы его там закрыли! – прокричал он, отдуваясь. – Как мы посмотрим? Ключи у тебя! – крикнула Лаура. Гвидо, надеявшийся было передохнуть, поднялся, чертыхаясь, и отпер калитку и стеклянную дверь. Тут же раздался хор: – Бруно, Бруно! – С этого придурочного ребенка станется просидеть целый день под кроватью, просто назло, – заявил Гвидо, теряя терпение. Обыскали весь дом: под кроватями, в шкафу, на шкафу, под шкафом, в кладовке со швабрами – без толку. Через какое-то время Ливия заметила: – И Руджеро что-то не видать. И правда. Кот, который вечно вертелся под ногами (уж кому это знать, как не Гвидо), будто тоже испарился. – Руджеро, если его зовешь, обычно или прибегает, или мяукает. Давайте позовем. Мысль была здравая: раз уж мальчишка не откликался, единственным, кто мог хоть как-то отозваться, оставался кот. – Руджеро! Руджеро! Кота не видать и не слыхать. – Значит, и Бруно в доме нет, – решила Лаура. Все вышли и принялись искать вокруг дома, заглянули в обе припаркованные машины – никого. – Бруно! Руджеро! Бруно! Руджеро! – А может, он пошел по дороге к шоссе? – предположила Ливия. Лаура тут же вскинулась: – Не дай бог, он туда дойдет… Там такое движение! Гвидо сел в машину и двинулся в сторону шоссе с пешей скоростью, вертя головой направо и налево. Доехал до шоссе, повернул назад и увидел, что у дверей того домишки, что поплоше, стоит крестьянин лет пятидесяти, затрапезно одетый, в замызганной кепке, и так пристально пялится в землю, будто считает там муравьев. Гвидо затормозил, высунулся в окно: – Эй, послушайте… – А? – откликнулся тот, поднимая голову и моргая, будто его только что разбудили. – Вы тут ребенка не видели? – Чего? – Мальчика трех лет. – А что? «Что за дебильный вопрос», – подумал Гвидо, чьи нервы уже были на взводе. Но ответил: – Пропал, найти не можем. – Ай-ай-ай, – сказал крестьянин, резко меняясь в лице и разворачиваясь к дому. – Что значит «ай-ай-ай»? – удивился Гвидо. – «Ай-ай-ай» значит «ай-ай-ай», и точка. Я пацаненка этого не видел, ничего про ваши дела не знаю и знать не хочу, – отрезал собеседник, зашел в дом и захлопнул дверь. – Эй, вы куда?! – завопил взбешенный Гвидо. – Так с людьми не разговаривают! Что за хамство! Ему хотелось поскандалить и хоть как-то отвести душу. Он вышел из машины, подошел к двери, поколотил в нее, попинал ногами – без толку, дверь так и не открылась. Запыхавшись, снова сел в машину, проехал мимо второго дома – того, что выглядел поприличнее, – но дом показался ему пустым, так что он поехал дальше и вернулся к своим. – Не нашел? – Не нашел. Лаура обняла Ливию и разрыдалась. – Видите? Я же говорила, что этот дом проклят! – Лаура, уймись, ради бога! – взмолился муж. Единственное, чего ему удалось добиться, – Лаура зарыдала еще громче. – Что нам теперь делать? – спросила Ливия. Гвидо недолго думал: – Пойду позвоню Эмилио. Мэру. – А зачем мэру? – Пусть пришлет ту же команду. Или каких-нибудь патрульных. Чем больше народу будет его искать, тем лучше. Скажешь, нет? – Постой. Может, лучше позвонишь Сальво? – И то верно. Монтальбано подъехал минут через двадцать на служебной машине. За рулем сидел Галло, летевший со скоростью, достойной гонок в Индианаполисе.