– Я?! Я не улыбаюсь. – А зачем тогда сделал такую физиономию? – Какую? – Что там в сундуке? – спросила наконец Ливия. – Ничего, пусто. Разве мог он сказать, что увидел внутри труп? 4 С романтической прогулки по берегу моря при луне Лаура с Гвидо вернулись ближе к полуночи. – Это было потрясающе! – воскликнула Лаура с жаром. – Именно то, что нужно после подобного дня! Гвидо ее пыл разделял лишь отчасти, поскольку Бруно на полдороге сморил сон и ему пришлось нести сына на руках. Вернувшись с Ливией из квартиры-призрака и усевшись обратно в шезлонг, Монтальбано терзался сомнениями почище Гамлета: сказать или не сказать? Если он скажет про труп на нижнем этаже, как пить дать поднимется неописуемый тарарам и ночь будет испорчена. Он ничуть не сомневался, что Лаура ни на минуту не останется под одной крышей с незнакомым трупом и потребует ехать ночевать куда-нибудь еще. А куда? В Маринелле комнаты для гостей нет. Придется потесниться. Каким же образом? Он представил себе, как Лаура, Ливия и Бруно устроятся на его двуспальной кровати, Гвидо – на диване, а сам он – в кресле, и содрогнулся. Нет, так не пойдет, лучше в гостиницу. Но где они найдут в Вигате среди ночи открытую гостиницу? Скорей уж надо искать в Монтелузе. Что означает бесконечные созвоны, поездку в Монтелузу и назад в качестве дружеской поддержки и, наконец, последней каплей – неизбежные препирательства с Ливией до утра. – Что, другого дома не было? – Ливия, солнышко, откуда ж я знал, что там мертвец? – Так ты не знал? Хорош полицейский, ничего не скажешь! Нет, решил он, лучше пока никому ничего не говорить. В конце концов, мертвец лежит там уже бог знает сколько времени, днем больше или днем меньше – для него особой разницы нет. И для следствия тоже. Распрощавшись с друзьями, комиссар и Ливия отправились в Маринеллу. Едва Ливия удалилась в душ, Монтальбано вышел на веранду и набрал с мобильного номер Фацио. – Фацио? – сказал он вполголоса. – Это Монтальбано. – Что случилось, комиссар? – Некогда объяснять. Через десять минут позвони мне в Маринеллу и скажи, что меня срочно вызывают в отделение. – Зачем? Что-то случилось? – Не спрашивай, просто сделай, как я говорю. – И что потом? – Положишь трубку и будешь спать дальше. Минут через пять Ливия освободила ванную, и туда пошел Монтальбано. Когда он чистил зубы, раздался телефонный звонок. Трубку сняла Ливия, как он и ожидал. Это должно придать его любительской постановке убедительности. – Сальво, тебе Фацио звонит! Он вышел в столовую прямо со щеткой, рот в зубной пасте, бормоча под нос специально для Ливии: – Да что ж такое, даже среди ночи покоя нет. Схватил трубку: – В чем дело? – Вы срочно нужны в отделении. – А сами что, не справитесь? Нет? Ну ладно, я сейчас. С грохотом бросил трубку, будто со злости: – Они хоть когда-нибудь повзрослеют? Или без папочки как без рук? Извини, Ливия, придется… – Я поняла, – процедила Ливия голосом, в котором хрустели полярные льдинки. – Пойду лягу. – Дождешься меня? – Нет. Монтальбано оделся, вышел, сел в машину и отправился в Марина-ди-Монтереале. Ехал он ни шатко ни валко, лишь бы протянуть время, чтобы Лаура с Гвидо наверняка легли спать. В Пиццо, поравнявшись со средним из трех домов (нежилым, но приличным), комиссар остановился и вышел из машины, держа в руке фонарик. Остаток пути он проделал пешком из опасения, что шум мотора в ночной тишине разбудит друзей. Света в окнах не было – знак того, что Лаура и Гвидо уже отлетели в страну Морфея. Монтальбано тихонько прокрался все к тому же окну, служившему дверью, влез в него и, оказавшись внутри, включил фонарик и направился в гостиную. Снова открыл сундук. Труп еле просматривался – его в несколько слоев завернули в один из тех больших листов полиэтилена, что были использованы для консервации нелегального жилища, а поверх многократно обмотали коричневым упаковочным скотчем. Получилось что-то среднее между мумией и готовой к отправке бандеролью. Поднеся фонарик ближе, Монтальбано убедился, что тело – по крайней мере, насколько удавалось рассмотреть – неплохо сохранилось: очевидно, пленка дала эффект вакуумной упаковки. Отвратительное зловоние смерти снаружи совершенно не ощущалось. Присмотревшись получше, комиссар разглядел на макушке и по бокам головы длинные светлые волосы, лица же видно не было – прямо по нему проходила пара оборотов скотча. Но это однозначно была женщина. Он сделал и увидел все, что смог. Закрыл сундук, выбрался из дома, сел в машину и вернулся в Маринеллу. Ливия лежала в постели, но еще не спала. Читала. – Милая, я освободился так быстро, как только смог. Пойду приму душ, а то я тогда не успел… – Давай же скорее. Не разводи канитель. Когда на следующее утро в девять Ливия вышла из ванной, то обнаружила Монтальбано сидящим на веранде. – Ты что, еще не ушел? Ты же сказал, что пойдешь в отделение по тому вчерашнему делу! – Я передумал. Возьму на полдня выходной, съезжу с тобой в Пиццо и проведу с вами утро. – Ой, вот здорово! Лаура, Гвидо и Бруно были уже готовы спускаться на пляж. Лаура собрала корзинки для пикника – решено было провести на свежем воздухе весь день. «Когда и как порадовать их новостью?» – терзался раздумьями Монтальбано. Помог ему, как ни странно, сам Гвидо. – Ты позвонил в агентство, рассказал про самовольную постройку? – спросил он комиссара. – Нет еще. – Почему? – А вдруг вам поднимут арендную плату, раз у вас там теперь дополнительная квартира? – попытался отшутиться комиссар, но тут встряла Ливия. – Давай, чего ты ждешь? Посмотрела б я на лицо того, кто сдал тебе дом.