– Эйстейн не выносит свирель. – Да ты что, а кто выносит? – В общем, он отправился в длительную поездку в Тронхейм с одним человеком, который может путешествовать только на такси, поскольку испытывает страх перед самолетами и поездами. Кроме того, у парня проблемы с контролем гнева, и он всегда возит с собой диск с записями старых поп-хитов, которые исполняются на свирели. Он должен слушать этот диск, когда делает дыхательные упражнения для того, чтобы не слететь с катушек. И вот однажды посреди ночи, где-то на Доврском плоскогорье, когда свирельная версия «Careless Whisper» пошла на седьмой круг, Эйстейн выхватывает диск из проигрывателя, открывает окно и вышвыривает диск. Начинается рукопашная. – Рукопашная – хорошее слово. А песня и в исполнении Джорджа Майкла не очень. – В итоге Эйстейн вытолкал парня из машины. – На ходу? – Нет. Но в самом пустынном месте Доврского плоскогорья, посреди ночи, в двадцати километрах от ближайшего жилья. В свою защиту Эйстейн говорит, что дело было в июле, что прогноз обещал погоду без осадков и что вряд ли у парня мог быть вдобавок ко всему остальному страх ходьбы. Катрина рассмеялась: – И теперь он безработный? Тебе бы следовало нанять его личным водителем. – Я пытаюсь найти ему работу, но Эйстейн, по его собственным словам, создан для того, чтобы быть безработным. Ресторан «Шрёдер», несмотря на название, был скорее баром, чем рестораном. Обычные послеобеденные клиенты уже находились на своих местах и благосклонно кивали Харри, не выражая ничего вербально. Официантка же, напротив, засияла так, словно увидела вернувшегося блудного сына, и подала ему кофе, который определенно не был причиной того, что иностранные туристы в последнее время стали считать Осло одним из городов, где подают лучший в мире кофе. – Жалко, что у вас с Бьёрном не срослось, – сказал Харри. – Да. Катрина не знала, хочет ли он, чтобы она углубилась в эту тему. И хочется ли ей самой углубляться. Поэтому она просто пожала плечами. – Ну что же… – произнес Харри, поднося кофейную чашку ко рту. – Как живется вновь одинокой? – Интересуешься жизнью одиноких? Он засмеялся. И ей внезапно стало ясно, что она скучала по этому смеху. Скучала по возможности вызывать этот смех, потому что он всегда звучал как награда. – Одинокая жизнь хороша, – сказала Катрина. – Я встречаюсь с мужчинами. Она посмотрела на него в ожидании реакции. Надеялась ли она на реакцию? – В таком случае надеюсь, что Бьёрн тоже встречается с женщинами. Так лучше для него. Катрина кивнула. Но на самом деле она об этом не думала. И тут, как ироничное отступление, прозвучал веселый звоночек «Тиндера», и Катрина заметила, как женщина, одетая в отчаянно красное, поспешила к выходу. – Почему ты вернулся, Харри? Последнее, что ты мне сказал, – ты никогда больше не будешь работать над убийствами. Харри покрутил в руках чашку: – Бельман пригрозил выгнать Олега из Полицейской академии. Катрина покачала головой: – Бельман действительно самый большой козел на двух ногах со времен императора Нерона. Он хочет, чтобы я соврала журналистам и сказала им, что это дело раскрыть почти невозможно. Хочет выставить себя в более выгодном свете, когда мы его раскроем. Харри посмотрел на часы: – Что ж, может, Бельман и прав. Убийца, кусающий железными зубами и выпивающий из жертвы пол-литра крови, – тут уж речь идет больше о самом убийстве, чем о жертве. И тогда дело автоматически усложняется. Катрина кивнула. На улице светило солнце, и все же ей показалось, что она услышала отдаленные раскаты грома. – Фотография трупа Элисы Хермансен на месте убийства, – произнес Харри. – Она вызвала у тебя какие-нибудь ассоциации? – Укусы на шее? Нет. – Я говорю не о деталях, я говорю… – Харри обернулся и посмотрел в окно, – о целостной картине. Иногда слушаешь музыку, которую никогда раньше не слышал, в исполнении неизвестной тебе группы – и все равно понимаешь, кто написал песню. Потому что в этом есть нечто. Нечто, чему сложно дать определение. Катрина посмотрела на его профиль. Щетка коротко стриженных светлых волос была такой же своенравной, как раньше, хотя, возможно, не такой густой. На лице появилось несколько новых линий, углубления и впадины стали глубже, и даже несмотря на то, что вокруг глаз появились мимические морщинки, брутальность его лица стала заметнее. Она никогда не понимала, почему считала его таким красивым. – Нет, – повторила она, покачав головой. – Ладно. – Харри… – Мм? – Ты действительно вернулся из-за Олега? Харри повернулся и посмотрел на нее, приподняв бровь: – Почему ты об этом спрашиваешь? И сейчас, так же как и раньше, она ощутила: этот взгляд бьет ее, словно электрическим током. Харри, умевший быть таким далеким, таким отстраненным, только посмотрев на тебя одну секунду, мог враз отмести все остальное, потребовать – и получить – твое внимание полностью и безраздельно. Словно в ту секунду во всем мире существовал только один мужчина. – В самом деле, – сказала она и хохотнула, – почему я спрашиваю об этом? Поехали дальше. – Эва через «э». Мама с папой хотели, чтобы я была единственной в своем роде. А потом выяснилось, что это имя довольно обычное в странах железного блока. Она засмеялась и отпила пива из полулитровой кружки, потом открыла рот и большим и указательным пальцем стерла помаду из уголков рта. – Железный занавес и восточный блок, – сказал мужчина. – Чего? Она посмотрела на него. Ну разве он не симпатяга? Гораздо симпатичнее тех, кто обычно с ней совпадает. Значит, с ним что-то не так, и постепенно станет ясно, что именно, как всегда и бывает. – Ты медленно пьешь, – добавила она. – Ты любишь красное. – Мужчина кивнул на пальто, которое она повесила на спинку стула. – Как и тот парень-вампир, – сказала Эва, указывая на один из огромных телевизионных экранов, по которому шли новости. Футбольный матч закончился, и бар, пять минут назад забитый до отказа, начал пустеть. Она чувствовала, что немного пьяна, всего чуть-чуть. – Ты читал «ВГ»? Он выпил ее кровь, представляешь? – Да, – кивнул мужчина. – А знаешь, где она выпила свой последний бокал? В ста метрах отсюда, в баре «Ревность». – Правда? Эва огляделась. Похоже, большинство остальных гостей были увлечены друг другом. Она еще раньше обратила внимание на мужчину, который сидел в одиночестве и смотрел на нее, но сейчас он уже исчез. И это был не Проныра. – Конечно правда. Еще кружечку? – Да, она точно не будет лишней, – пробормотала Эва, вздрогнув. – Уф… Она сделала знак бармену, но тот отрицательно покачал головой. Минутная стрелка миновала магическую границу. – Видимо, придется оставить на другой раз, – сказал мужчина. – А теперь, раз уж ты сумел напугать меня до смерти, – произнесла Эва, – тебе придется проводить меня домой. – Конечно, – ответил мужчина. – Ты ведь живешь в районе Тёйен, да? – Пошли, – сказала она, натягивая красное пальто на красную блузку. На улице ее стало немного покачивать, совсем чуть-чуть, и она почувствовала, как он деликатно поддерживает ее. – Был у меня один такой преследователь, – сказала она. – Я называю его Пронырой. Я встречалась с ним один раз, и мы… да, мы насладились друг другом, как говорится. Но когда я не захотела снова встретиться с ним, он заревновал, ага, и стал появляться в местах, где я встречалась с другими. – Должно быть, неприятно. – Да уж, – засмеялась она. – Но и круто тоже: знать, что можешь кого-то околдовать до такой степени, что он не в состоянии думать ни о ком другом, кроме тебя. – Она закашлялась. Мужчина позволил ей просунуть руку ему под локоть. Он вежливо выслушивал ее рассказы о других околдованных ею мужчинах. – Я, видишь ли, была красивой. Поэтому поначалу я не слишком удивилась, когда он появился. Подумала, что он, наверное, следил за мной. Но потом до меня дошло: он никоим образом не мог знать, что я приду в то место. И знаешь что? – Она резко остановилась и закачалась. – Э-э… нет. – Иногда мне казалось, что он бывал в моей квартире. Ты же понимаешь, мозг регистрирует запах людей и распознает его, даже когда мы не отдаем себе в этом отчета.