Мужчина повернулся к жене в поисках помощи: – Расскажи. – Выглядел обычно, – произнесла она. – Да, – согласился мужчина. – Ни высокий, ни низкий. Ни светлые, ни темные волосы. Костюм. – Серый, – добавила жена. Трульс кивнул полицейскому, который понял намек и начал разговор по рации, прикрепленной к нагрудному карману: – Просим помощи на Ховсетервейен, сорок четыре. Подозреваемого видели пятнадцать минут назад, он шел пешком в направлении станции метро. Рост около ста семидесяти пяти, возможно, этнический норвежец, серый костюм. Госпожа Амундсен вышла из дверей. Она ходила еще хуже своего мужа, шаркая тапками по полу, и ее дрожащий палец указывал на женщину на стене. Она напомнила Трульсу тех пенсионеров, у которых они сбрасывали снег с крыш. Он повысил голос: – Вы не должны подходить ближе, я сказал! – Но… – начала женщина. – Идите домой! Место убийства нельзя засорять до того, как здесь поработают криминалисты. Мы позвоним, если у нас возникнут вопросы. – Но… но она не мертва. Трульс обернулся. В свете, падавшем из открытой двери, он увидел, что правая нога женщины легко подрагивает, как в судороге. И ему в голову сразу же пришла одна мысль. Женщина заражена. Она стала вампиром. И теперь она просыпается. Глава 12 Суббота, вечер Штанга опустилась на подставку над узкой скамейкой, и раздался грохот от соприкосновения двух металлических поверхностей. Для некоторых просто шум, а Моне До этот звук казался таким же прекрасным, как перезвон колоколов. К тому же в спортклубе «Гейн» она никого не беспокоила. Клуб начал работать круглосуточно полгода назад, возможно вдохновляясь примером спортклубов Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, но Моне еще не приходилось видеть, чтобы кто-то занимался здесь после полуночи. Дело в том, что норвежцы работают не настолько долго, чтобы не выкроить время на тренировку в дневное время. Она была исключением. Она хотела быть исключением. Мутантом. Все как в эволюции: именно исключения двигают мир вперед. Совершенствуют его. Зазвонил телефон, и она поднялась со скамейки. Это была Нора. Мона вставила в ухо наушник и сняла трубку. – Тренируешься, гадина, – простонала ее подруга. – Чуть-чуть. – Врешь, я вижу, что ты находишься там уже два часа. Мона, Нора и еще несколько их подруг по студенчеству могли отслеживать друг друга по GPS в мобильных телефонах, активировав услугу по добровольному отслеживанию телефонов других абонентов. Это способствовало общению и давало ощущение безопасности. Но Мона считала, что иногда это немного напрягает. Профессиональное братство – это хорошо и прекрасно, но им было не обязательно следовать по пятам друг за другом, как четырнадцатилетние подростки, которые даже в туалет ходят вместе. Пора уже признать, что карьерные двери широко распахнуты перед молодыми способными женщинами, и единственное, что останавливало их от того, чтобы отважно войти в эти двери, было их собственное мужество и настоящие амбиции – желание сделать что-то иное, а не просто добиться признания другими своих способностей. – Я тебя немножко ненавижу, когда думаю о всех тех калориях, которые сейчас с тебя стекают, – сказала Нора. – А я сижу здесь на своей жирной заднице и утешаюсь очередной пинаколадой. Слушай… Мона уже собиралась выдернуть наушники из ушей, когда ее барабанные перепонки прорезал звук втягиваемой через трубочку жидкости. Нора утверждала, что пинаколада – единственное противоядие от ранней осенней депрессии. – А нам есть о чем поговорить, Нора? Я сейчас занимаюсь… – Ага, – сказала Нора. – О работе. Нора и Мона вместе учились в Высшей школе журналистики. Несколько лет назад правила приема в эту школу были самыми строгими в стране, поскольку казалось, что мечтой каждой второй способной норвежской девочки или мальчика было получить собственную колонку в какой-нибудь газете или показать себя на телевидении. Во всяком случае, такие цели ставили перед собой Мона и Нора. Исследованиями рака и управлением страной пусть занимаются другие, не такие способные люди. Но Мона стала обращать внимание на то, что конкуренцию Высшей школе журналистики начали составлять все региональные вузы, получающие государственное финансирование. Они предлагали норвежской молодежи обучение по популярным специальностям: журналистика, кинематография, музыка и индустрия красоты, не учитывая при этом, в каких специалистах общество испытывает потребность. В результате такого подхода самая богатая страна в мире импортировала продукцию из более трудолюбивых стран, в то время как безработные и беззаботные сыны и дочери отчизны, получившие высшее образование в области кинематографии, сидели по домам, запустив трубочку в государственный молочный коктейль, и просматривали, а если осмеливались, то и критиковали зарубежные фильмы. Другой причиной снижения требований к поступающим стало, конечно, то, что мальчики и девочки открыли для себя рынок блогов, и им не было необходимости трудиться и зарабатывать хорошие оценки, чтобы получить такое же внимание, какое могут предложить телевидение и газеты. Мона написала статью о том, что СМИ больше не предъявляют профессиональных требований к своим журналистам и им это не нужно, потому что новое медиаобщество со своим постоянно растущим вниманием к знаменитостям свело роль журналистов к роли деревенской сплетницы. Мона приводила в пример свою собственную, самую крупную в Норвегии газету. Статью так и не напечатали. «Потому что она слишком длинная», – сказал редактор и отправил ее к редактору воскресного приложения. «Потому что так называемые критические издания не выносят критики в свой адрес», – объяснил дружелюбно настроенный коллега. Но Мона подозревала, что редактор воскресного приложения попала в точку, сказав: «Но, Мона, в твоей статье не цитируется ни одной знаменитости». Мона подошла к окну и посмотрела на Фрогнер-парк. Небо затянуло тучами, и, за исключением освещенных пешеходных дорожек, парк окутывала тяжелая, почти осязаемая темнота. Осенью всегда бывало так, до того как с деревьев опадет листва, и через их ветви будет далеко видно, и город снова станет жестким и холодным. Но с конца августа до конца сентября Осло был мягким и теплым медвежонком, которого ей постоянно хотелось тискать. – Я вся внимание, Нора. – Речь о вампиристе. – Тебе поручили пригласить его в качестве гостя? Думаешь, он участвует в ток-шоу? – Последний раз повторяю: «Воскресный журнал» – это дискуссионная программа, Мона. Я звонила Харри Холе, но он вежливо отказался и сказал, что расследованием руководит эта дамочка, Катрина Братт. – А чем она плоха? Ты постоянно жалуешься на то, как трудно найти интересных гостей женского пола. – Да, но Харри Холе вроде как наш самый известный следователь. Помнишь ту передачу, на которую он пришел пьяным? Скандал, конечно, но людям это нравится! – Ты ему об этом сказала? – Нет, но я намекнула, что телевидению нужны знаменитости и что знакомое лицо привлечет больше внимания к работе, которую ведет полиция в этом городе. – Ловко. Но он не купился? – Он сказал, что, если я приглашу его в качестве представителя полиции на шоу «Танцы со звездами», он в то же утро начнет репетировать фокстрот. Но в нашем случае речь идет о серьезном убийстве, у Катрины Братт больше информации и больше полномочий давать комментарии. Мона рассмеялась. – Что? – Нет, ничего, просто представила себе Харри Холе в «Танцах со звездами». – Что? Ты думаешь, он говорил серьезно? Мона захохотала еще громче. – Я звоню, потому что ты все время варишься в этом котле и я хочу узнать твое мнение о Катрине Братт. Мона взяла с подставки пару легких гантелей и сделала несколько упражнений на бицепсы, чтобы не останавливать циркуляцию крови и вывести шлаки из мускулатуры. – Братт умная. И хорошо говорит. Может, немного строгая. – Как ты думаешь, она сможет говорить с экрана? На записях с пресс-конференций она кажется немного… – Серой? Да, но она может быть красавицей, если захочет. Некоторые парни из криминальной редакции считают ее самой сексуальной в Полицейском управлении. Но она из тех, кто приглушает это, чтобы выглядеть профессионалом. – Я чувствую, что уже слегка ненавижу ее. А как насчет Халлстейна Смита? – Вот он – потенциальный ключевой гость. В меру эксцентричный, в меру разговорчивый, но умный. Действуй. – Хорошо, спасибо. Sisters are doing it for themselves[18], верно? – Разве мы не договаривались больше не произносить эту фразу? – Да, но теперь я говорю это с иронией. – Ах вот как, ха-ха. – Сама ты «ха-ха». Слушай-ка… – Да? – Он все еще на свободе. – Я знаю. – Я имею в виду, буквально. От Ховсетера до Фрогнер-парка не так уж далеко. – О чем это ты? – Ой, ты еще не слышала? Он снова нанес удар. – Проклятье! – закричала Мона и краем глаза заметила, как парень за стойкой поднял взгляд. – Эта чертова дежурная обещала позвонить мне. Она отдала историю кому-то другому. Пока, Нора. Мона прошла в гардероб, запихала верхнюю одежду в сумку и сбежала по лестнице на улицу. Она зашагала по направлению к зданию «ВГ», высматривая по дороге свободное такси. Ей повезло, и она поймала машину на красном сигнале светофора. Мона плюхнулась на заднее сиденье, достала мобильный телефон и набрала номер Трульса Бернтсена. После двух звонков она услышала странный хрюкающий смех. – Что? – спросила она. – Мне просто было интересно, сколько времени тебе потребуется, – ответил Трульс Бернтсен.