– Ты уверена, что это прием, а не предлог? Ракель тихо рассмеялась, повернулась к нему спиной и погрузилась в его объятия. – Ты уверен, что не разыгрываешь ревность, только чтобы порадовать меня? Он осторожно укусил ее в шею. Ракель закрыла глаза и понадеялась, что головную боль скоро победит желание, исполненное сладости болеутоляющее желание. Но желание не приходило. И возможно, Харри это заметил, во всяком случае, он лежал спокойно и просто обнимал ее. Его дыхание было ровным и глубоким, но она знала, что он не спит. Он находится в другом месте. У своей любовницы. Мона До бежала по беговой дорожке. Из-за дефекта бедра она бегала как краб, поэтому никогда не вставала на беговую дорожку, не убедившись, что вокруг никого нет. Но она любила пробежать несколько километров после тяжелой тренировки, почувствовать, как молочная кислота выходит из мускулатуры, и посмотреть на погруженный во мрак Фрогнер-парк. «The Rubinoos», пауэр-поп-группа из семидесятых, которая записала саундтрек к любимому фильму ее детства, «Месть придурков», пела горько-слащавые песни в наушниках, подсоединенных к ее телефону, пока их не прервал звонок. Она знала, что подсознательно ждала его. Не то чтобы ей хотелось, чтобы он снова нанес удар. Ей ничего не хотелось. Она просто сообщала о произошедшем. По крайней мере, так она уговаривала себя. На мониторе высветилось «неизвестный номер». Значит, звонили не из редакции. Мона помедлила: во время таких больших дел об убийстве на свет вылезает множество странных людей, – но любопытство победило, и она сняла трубку. – Добрый вечер, Мона, – произнес мужской голос. – Думаю, мы одни. Мона машинально огляделась. Девушка за стойкой приема гостей сидела, погрузившись в собственный телефон. – Что вы хотите сказать? – В твоем распоряжении целый спортивный клуб, а в моем – весь Фрогнер-парк. Да, на самом деле в нашем распоряжении весь Осло, Мона. Ты с твоими очень информативными статьями, и я, главный герой твоих статей. Мона бросила взгляд на пульсометр на запястье. Пульс увеличился, но ненамного. Все ее друзья знают, что по вечерам она занимается здесь и что из клуба открывается вид на парк. Ее не в первый раз пытаются обмануть и наверняка не в последний. – Я не знаю ни кто вы, ни что вам нужно. У вас есть десять секунд, чтобы убедить меня не прекращать разговора. – Я не слишком доволен тем, как освещается дело, некоторые детали моих произведений, кажется, ускользнули от вас. Давай встретимся, и я попробую рассказать, что именно пытаюсь вам показать. И что случится в ближайшем будущем. Пульс увеличился чуть больше. – Заманчиво, должна признаться. Только вот вы вряд ли хотите, чтобы вас арестовали, а я не хочу, чтобы меня покусали. – В контейнерном порту у острова Ормёйя стоит старая заброшенная клетка из зоопарка Кристиансанна. На ней нет замка, так что ты возьмешь с собой навесной замок и запрешься в клетке, а потом я подойду и буду говорить с тобой, стоя с другой стороны. Это означает, что ты будешь под моим контролем и в то же время будешь в безопасности. Можешь взять с собой оружие для защиты, если хочешь. – Что-то вроде гарпуна? – Гарпуна? – Ну да, раз мы собираемся поиграть в белую акулу и ныряльщика в клетке. – Ты не воспринимаешь меня всерьез. – А вы воспринимали бы себя всерьез на моем месте? – Если бы я был на твоем месте, то, прежде чем принять решение, я бы попросил предоставить информацию об убийствах, которую может знать только тот, кто их совершил. – Давайте. – Я воспользовался блендером Эвы Долмен, чтобы приготовить себе коктейль, «Кровавую Эву», если хочешь. Можешь проверить у своего источника в полиции, потому что я не помыл за собой посуду. Мона задумалась. Это сумасшествие. И это могло стать сенсацией нашего времени, стать определяющим событием для всей ее дальнейшей журналистской работы. – Хорошо, я сейчас свяжусь с источником. Могу я перезвонить вам через пять минут? Тихий смех. – Доверие не строят на дешевых трюках, Мона. Это я перезвоню тебе через пять минут. – Ладно. Трульс Бернтсен взял трубку не сразу. Он был сонным. – Я думала, вы на работе, – сказала Мона. – Кто-то должен и отдыхать. – У меня всего один вопрос. – На несколько вопросов действует скидка. Повесив трубку, Мона поняла, что нашла золотую жилу. Или, точнее, золотая жила нашла ее. И когда вновь раздался звонок с неизвестного номера, у нее было два вопроса. Где и когда. – Улица Хавнегата, три. Завтра в восемь вечера. И, Мона… – Да? – Не говори ни слова ни одной живой душе, пока мы не закончим. Помни: я могу постоянно видеть тебя. – А есть ли причины, по которым мы не можем просто поговорить по телефону? – Я хочу видеть тебя все это время. А ты будешь видеть меня. Хороших снов. Если ты уже закончила на беговой дорожке. Харри лежал на спине и пялился в потолок. Конечно, можно было свалить вину за это на те две чашки черного, как асфальт, кофе Мехмета, но он знал, что причина не в этом. Он снова находился там – там, где невозможно отключить мозг до тех пор, пока все не закончится, где мозг будет работать не останавливаясь, пока преступник не будет пойман, а в некоторых случаях – еще долгое время после этого. Три года. Ни единого признака жизни за три года. Или признака смерти. Но теперь Валентин Йертсен явил себя. Не просто махнул кончиком своего дьявольского хвоста, но добровольно выставил себя в свете прожекторов, как самовлюбленный актер, автор сценария и режиссер в одном лице. Потому что в его действиях присутствовала режиссура, они не были результатом деятельности полностью спятившего психа. Им не удастся поймать его по случайности. Они могут только ждать его следующего хода и молиться Богу, чтобы Йертсен допустил ошибку. А пока им остается искать в надежде заметить ту маленькую оплошность, которую он уже совершил. Потому что оплошности совершают все. Почти все. Харри прислушался к ровному дыханию Ракели, потом выскользнул из-под одеяла, тихо дошел до двери и спустился в гостиную. Трубку сняли после второго звонка. – Я думал, ты спишь, – сказал Харри. – И тем не менее позвонил? – произнес Столе Эуне сонным голосом. – Ты должен помочь мне найти Валентина Йертсена. – Помочь тебе? Или помочь нам? – Мне. Нам. Городу. Человечеству, черт возьми! Его надо остановить. – Я уже сказал, моя вахта закончилась, Харри. – Он не спит, и сейчас он бродит по улицам, Столе. А мы лежим и спим. – С нечистой совестью. Но мы спим. Потому что мы устали. Я устал, Харри. Слишком устал. – Мне нужен человек, способный понять его, предсказать его следующий ход, Столе. Увидеть, где он сделает ошибку. Найти его слабое место. – Я не могу… – Халлстейн Смит, – перебил его Харри. – Что ты думаешь о нем? Возникла пауза. – Ты позвонил совсем не для того, чтобы уговорить меня, – произнес Столе, и Харри понял, что Столе чувствует себя слегка задетым. – Это план Б, – ответил Харри. – Халлстейн Смит первым сказал, что это вампирист и что он нанесет новый удар. Он был прав в том, что Валентин будет действовать тем методом, который ему удается, то есть при помощи свиданий по «Тиндеру». Прав в том, что он рискнет и оставит улики. Прав в том, что Валентину все равно, раскроют его личность или нет. К тому же он давно говорит, что полиция должна искать сексуальный мотив. До сих пор Смит угадывал очень хорошо. То, что он плывет против течения, хорошо, потому что я собираюсь использовать его в моей маленькой группе, плывущей против течения. Но что самое важное, ты говорил мне, что он хороший психолог. – Да, это так. Да, Халлстейн Смит может стать правильным выбором. – Меня интересует только одна вещь. То прозвище, которое он получил… – Обезьянка? – Ты сказал, что оно приклеилось и из-за него коллеги Смита не слишком ему доверяют. – Господи, Харри, это было полжизни назад. – Рассказывай. Казалось, Столе размышляет. Потом он тихо рассмеялся в телефон: – Боюсь, это прозвище – моя вина. Но конечно же, его тоже. Во время учебы здесь, в Осло, мы обнаружили недостачу денег в маленьком сейфе бара студентов-психологов. Наши подозрения пали на Халлстейна, потому что у него внезапно появились деньги, чтобы все-таки отправиться вместе с нами в студенческую поездку в Вену, от чего он прежде отказывался из-за сложной финансовой ситуации. Проблема в том, что невозможно было доказать, что Халлстейн раздобыл код от сейфа, ведь до денег он мог добраться только таким образом. И я расставил ловушку на обезьян.