– Я взяла соскобы с ногтей, но невооруженным глазом никаких следов кожи не обнаружила, – сказала судмедэксперт. – Когда это вы начали работать за криминалистов? – спросила Катрина. – Когда Бьёрн нас попросил, – ответила та. – Он умеет просить. – Вот как? А другие повреждения? – У нее царапина на левом предплечье и деревянная заноза на внутренней стороне указательного пальца. – Следы насилия? – Никаких видимых следов повреждения в области половых органов, но это… – Она рассматривала живот жертвы через лупу. Катрина заглянула в нее и увидела тонкую прозрачную полоску. – Это может быть слюной ее или кого-нибудь другого, но больше похоже на предэякулят или семя. – Будем надеяться, – пробормотала Катрина. – Надеяться на изнасилование? – В комнату вошел Бьёрн Хольм и встал за спиной у Катрины. – Если это было изнасилование, все свидетельствует о том, что оно произошло после смерти, – сказала она, не оборачиваясь. – Так что она все равно ничего не почувствовала. И я хочу получить немного семени. – Я шучу, – тихо произнес Бьёрн на своем теплом тутенском диалекте. Катрина закрыла глаза. Естественно, он знал, что в таких случаях семя – это ключ к разгадке. И естественно, он пытался подшучивать, пытался разрядить то странное, болезненное напряжение, которое существовало между ними все три месяца, прошедшие с того времени, как она съехала. Она пыталась вести себя так же, только у нее не получалось. Судмедэксперт посмотрела на них снизу вверх. – Я здесь закончила, – сказала она, поправляя хиджаб. – «Скорая» здесь, мои люди вынесут тело, – сказал Бьёрн. – Спасибо за помощь, Захра. Судмедэксперт кивнула и поспешила к выходу, словно она тоже ощутила напряжение. – Ну и?.. – спросила Катрина и заставила себя посмотреть на Бьёрна. Заставила себя не реагировать на пристальный взгляд, скорее грустный, чем действительно умоляющий. – Да особо нечего сказать, – произнес Бьёрн и почесал пышные рыжие бакенбарды, выступающие из-под шапки-растаманки. Катрина ждала, надеясь, что они все еще обсуждают убийство. – Судя по всему, она не слишком заботилась о чистоте. Мы обнаружили волосы нескольких людей, преимущественно мужчин, но вряд ли все они были здесь вчера вечером. – Она была адвокатом пострадавшей стороны, – сказала Катрина. – Одинокая женщина на такой ответственной работе, вполне возможно, не придавала первостепенного значения чистоте, в отличие от тебя. Он легко улыбнулся, не вступая с ней в спор. И Катрина снова почувствовала укол нечистой совести, которую ему всегда удавалось пробудить у нее. Конечно, они никогда не ссорились из-за уборки, потому что Бьёрн всегда быстро мыл посуду, лестницу, стиральную машину, ванную, сушилку без всяких упреков или обсуждений. То же и в других случаях. Ни одной чертовой ссоры за весь год, что они прожили вместе, – он этого всегда избегал. А когда она больше не могла выдерживать, он был рядом, внимательный, самоотверженный, неутомимый, как чертова раздражающая машина, и чем выше он возводил этот пьедестал, тем больше она ощущала себя идиотской принцессой. – Откуда ты знаешь, что эти волосы мужские? – вздохнула она. – Одинокая женщина на ответственной работе… – произнес Бьёрн, не глядя на нее. Катрина сложила руки на груди: – Что ты пытаешься сказать, Бьёрн? – А? – Его бледное лицо слегка порозовело, а глаза выпучились больше обычного. – Что я во всех вижу себя? Хорошо, если хочешь знать… – Нет! – Бьёрн выставил руки перед собой, словно обороняясь. – Я не это имел в виду! Это просто неудачная шутка. Катрина знала, что должна испытывать сочувствие. И в общем, она его испытывала. Но не то сочувствие, когда хочется кого-то обнять. Ее сочувствие более походило на презрение – презрение, которое пробуждало в ней желание ударить его, унизить. И именно потому, что она не хотела видеть Бьёрна Хольма, этого замечательного мужчину, униженным, она ушла от него. Катрина Братт сделала вдох. – Значит, мужские? – Почти все волосы короткие, – сказал Бьёрн. – Посмотрим, подтвердит ли это экспертиза. В любом случае у нас достаточно ДНК, чтобы на какое-то время занять Институт судебной медицины. – Хорошо, – кивнула Катрина и снова повернулась к трупу. – Есть какие-то мысли насчет того, что он воткнул в нее? Или чем он ее исколол: на ней множество близко расположенных уколов. Теперь, когда они вернулись к разговорам о работе, Бьёрн явно испытал облегчение. «Черт, какая же я испорченная», – подумала Катрина. – Ну, это не так-то легко разглядеть, но раны составляют рисунок, – сказал он. – Точнее, два рисунка. – Да? Бьёрн подошел к трупу и указал на шею под короткими белокурыми волосами: – Видишь, уколы образуют две немного вытянутые полуокружности, соединяющиеся друг с другом здесь и здесь. Катрина склонила голову набок: – Когда ты так говоришь… – Как укус. – Вот черт! – вырвалось у Катрины. – Зверь? – Кто знает. Подумай: кожа сжимается и сворачивается в складку, когда сходятся верхняя и нижняя челюсти. И тогда остается след, как здесь… – Бьёрн Хольм достал из кармана кусочек полупрозрачной бумаги, и Катрина сразу узнала упаковку от бутербродов, которые он каждое утро готовил перед выходом на работу. На ней были углубления той же овальной формы. Он поднес бумагу к уколам на шее. – Во всяком случае, похоже на укус тутенца. – Человек не может так прокусить шею. – Согласен. Но этот отпечаток похож на человеческий. Катрина облизала губы: – Существуют люди, которые затачивают зубы. – Если это зубы, то мы, возможно, найдем слюну у ран. Так или иначе, если они стояли на ковре в коридоре, когда он ее укусил, то следы говорят нам, что он стоял позади нее и что он выше ростом. – Судмедэксперт ничего не нашла у нее под ногтями, поэтому я думаю, что он крепко держал ее, – сказала Катрина. – Сильный, среднего или выше среднего роста мужчина с зубами хищника. Они стояли и молча смотрели на труп. Как стоит молодая пара на художественной выставке, размышляя над увиденным, чтобы вскоре впечатлить друг друга своими рассуждениями, подумала Катрина. С той только разницей, что Бьёрн не стремился никого впечатлить. А вот она – да. Катрина услышала шаги в коридоре. – Сюда больше никому не входить! – прокричала она. – Просто хотели сообщить, что дома были жильцы всего лишь двух квартир и никто из них ничего не видел и не слышал, – раздался высокий голос Виллера. – Но я только что разговаривал с двумя парнями, которые видели, как Элиса Хермансен возвращалась домой. Они говорят, она была одна. – А эти парни… – Ранее не привлекались и имеют чек из такси, который подтверждает, что они уехали отсюда около двадцати трех тридцати. Они сказали, что она застукала их, когда они писали в подъезде. Привезти их на допрос? – Это не они сделали, но допросить их можно. – Хорошо. Шаги Виллера удалились. – Она пришла одна, а никаких признаков взлома не видно, – сказал Бьёрн. – Думаешь, она добровольно его впустила? – Только если она его хорошо знала. – Да? – Элиса работала адвокатом пострадавшей стороны по делам преступлений против нравственности, и ей все известно о рисках, а цепочка на входной двери выглядит довольно новой. Мне кажется, она была осторожной девочкой. Катрина присела на корточки рядом с трупом и стала разглядывать занозу, торчащую из пальца Элисы, и царапину на предплечье. – Адвокат потерпевшей стороны, – произнес Бьёрн. – А где? – В «Холлумсен и Скири». Это они известили полицию, когда она не явилась на судебное заседание и не ответила на телефонный звонок. Нет ничего необычного в том, что насильники угрожают адвокатам потерпевшей стороны. – Считаешь, один из… – Нет, как я уже говорила, не думаю, что она кого-то впустила в квартиру. Но… – Катрина нахмурилась. – Ты согласен, что эта щепка бело-розового цвета? Бьёрн склонился к ней: – Во всяком случае, она белая.