Точнее, Эйстейн Эйкеланн, занявший место с другой стороны барной стойки, потому что его работа закончилась. И поскольку в помещении, кроме них, никого не было, Мехмет увеличил громкость. – Как бы громко ты ни сделал, ты не оскорбишь Хантера! – прокричал Эйстейн и отсалютовал своим дайкири. Это был его пятый коктейль. Эйстейн полагал, что, поскольку он смешал его сам, это должно считаться дегустацией, частью процесса обучения ремеслу бармена и, соответственно, расходом, направленным на приобретение дохода, а потому не подлежащим налогообложению. И хотя ему было предложено заплатить цену для персонала, он собирался потребовать налогового вычета, исходя из полной цены, и немного переборщил с количеством выпитого. – Я бы хотел остановиться сейчас, но мне придется сделать себе еще один коктейль, если я хочу быть в состоянии платить за квартиру, – прогнусавил он. – Ты лучше в качестве посетителя, чем в качестве бармена, – сказал Мехмет. – Я не имею в виду, что ты совсем плох как бармен, просто ты лучший из всех клиентов, что у меня были. – Спасибо, дорогой Мехмет, я… – А сейчас тебе пора домой. – Пора? – Пора. Чтобы подчеркнуть, что он говорит серьезно, Мехмет выключил музыку. Эйстейн покрутил головой и открыл рот, как будто у него что-то было на сердце и он рассчитывал, что это что-то обретет словесное выражение, если он откроет рот, но этого не произошло. Он застегнул свою таксистскую куртку, соскользнул с барного стула и нетвердой походкой направился к двери. – А чаевых не будет? – со смехом прокричал Мехмет. – Чаевые не выхд… не вход… черт, нет. Мехмет взял бокал Эйстейна, капнул моющего средства и вымыл его под краном. Сегодня вечером посетителей было немного, и не имело никакого смысла включать посудомоечную машину. Засветился экран телефона, лежащего позади барной стойки. Харри. И пока Мехмет вытирал руки, чтобы ответить, ему пришло в голову, что что-то не так со временем. Со временем, прошедшим с того момента, как Эйстейн открыл дверь, до того момента, как она захлопнулась. Времени потребовалось чуть больше обычного. Кто-то несколько секунд держал дверь открытой. Мехмет поднял глаза. – Тихий вечерок? – спросил мужчина, стоявший у барной стойки. Мехмет пытался вдохнуть, чтобы ответить. Но не мог. – Тишина – это хорошо, – произнес Валентин Йертсен. Потому что это был он. Мужчина из парилки. Мехмет молча протянул руку в поисках телефона. – Если ты будешь так добр и не станешь отвечать, я окажу тебе услугу. Мехмет ни за что не согласился бы на это предложение, если бы не большой револьвер, направленный на него. – Спасибо, ты не пожалеешь. – Мужчина огляделся. – Плохо, что у тебя нет посетителей. Для тебя плохо. Меня-то это прекрасно устраивает, это означает, что все свое внимание ты уделишь мне. Ну, вообще-то, я и так его получил, потому что тебе, конечно, интересно, чего я хочу. Пришел ли я выпить или забрать твою жизнь. Да? Мехмет медленно кивнул. – Да, последняя мысль сразу приходит в голову, поскольку ты – единственный из ныне здравствующих, кто может меня опознать. Это факт, тебе известно? Даже пластический хирург, который… ну да ладно, хватит об этом. В любом случае, поскольку ты не ответил на звонок, а сдать меня полиции – это самое малое, чего можно потребовать от ответственного гражданина, я сделаю тебе одолжение. Ты согласен? Мехмет снова кивнул. И попытался отогнать неизбежную мысль. Он умрет. Его мозг отчаянно искал другие варианты, но все время возвращался к одному: он умрет. Но, как ответ на его мысли, прозвучал стук в окно у входной двери. Мехмет посмотрел за спину Валентину. Пара рук и знакомое лицо прижались к стеклу, чтобы заглянуть внутрь. «Входи же, черт тебя подери, входи!» – Не шевелись, – тихо сказал Валентин, не оборачиваясь. Тело его заслоняло пистолет, так что человек у окна не мог его видеть. Почему, черт возьми, он не заходит? Ответ пришел в следующую секунду, когда раздался громкий стук в дверь. Войдя, Валентин запер дверь на французский замок. Лицо вернулось к окну, и Мехмет заметил, как человек машет руками, чтобы привлечь его внимание. Значит, он точно видит их через окно. – Не двигайся, подай знак, что ты закрылся, – сказал Валентин без всяких признаков волнения в голосе. Мехмет стоял прямо, руки его висели вдоль тела. – Давай, а не то я убью тебя. – Ты все равно меня убьешь. – Ты не можешь быть уверен в этом на сто процентов. Но если ты не сделаешь, как я говорю, обещаю, что убью тебя. А потом того человека за дверью. Посмотри на меня. Я обещаю. Мехмет посмотрел на Валентина. Сглотнул. Он наклонился в сторону, чтобы свет упал на него, чтобы человек за окном хорошо его видел, и отрицательно покачал головой. Лицо задержалось у окна на пару секунд. Взмах рукой, едва заметный. И Гейр Селле ушел. Валентин следил за ним в зеркале. – Вот так, – сказал он. – На чем мы остановились? Да, одна хорошая новость и одна плохая. Плохая заключается в следующем: очевидная мысль, что я здесь для того, чтобы забрать твою жизнь, настолько очевидна, что… да, она должна оказаться правильной. Другими словами, в этом можно быть уверенным на сто процентов. Я пришел, чтобы убить тебя. – Валентин посмотрел на Мехмета извиняющимся взглядом, а потом разразился веселым смехом. – Это самое длинное лицо из всех, что я сегодня видел! И я тебя понимаю, но не забывай и о хорошей новости. Одолжение. Оно заключается в том, что ты сможешь выбрать, как умереть. Вот альтернативы, слушай внимательно. Слушаешь? Хорошо. Тебе выстрелить в голову или проткнуть шею этой кровососущей трубочкой? Валентин достал нечто похожее на металлическую соломинку для питья, одна сторона которой была обрезана под углом и заканчивалась острием. Мехмет просто смотрел на Валентина. Все происходящее было настолько абсурдным, что он начал задумываться, не спит ли он и не проснется ли скоро. Или же он находится во сне человека, стоящего перед ним? Но вот призрак Валентина вытянул трубку вперед, и Мехмет машинально сделал шаг назад и уперся спиной в раковину. Валентин прищелкнул языком: – Значит, не трубка? Мехмет осторожно кивнул, глядя, как металл острия сверкает в отблесках зеркальной полки. Укол. Объекты, проходящие сквозь кожу в тело, всегда были самым большим его страхом поэтому мальчишкой он сбегал из дому и прятался в лесу, когда ему надо было идти на прививки. – Уговор есть уговор, не трубка – значит не трубка. Валентин положил трубку на стойку и вынул из кармана пару черных старомодных наручников, ни на сантиметр не отводя дула пистолета от Мехмета. – Протяни это за металлической штангой зеркальной полки, застегни на своих запястьях и опусти голову в раковину. – Я… Мехмет не заметил удара, только услышал хруст в голове, на мгновение наступила чернота, а потом, когда зрительная связь восстановилась, взгляд его оказался направленным в другую сторону. Он понял, что его ударили револьвером и что сейчас в висок ему упирается его дуло. – Кровососущая трубка, – прошептал голос возле его уха. – Вот твой выбор. Мехмет схватил странные тяжелые наручники и пропустил цепь за стойкой. Защелкнул наручники на запястьях. Он ощущал, как что-то теплое течет по носу и верхней губе. Сладкий металлический вкус крови. – Хорошо? – спросил Валентин высоким голосом. Мехмет поднял глаза и встретился с ним взглядом в зеркале. – Сам я этого терпеть не могу, – улыбнулся Валентин. – Вкус железа и битья. Да, железа и битья. Своя кровь ладно, но чужая? И ты можешь почувствовать вкус того, что они ели. Кстати, о еде: у приговоренного к смерти есть последнее желание? Спрашиваю не потому, что я собираюсь подать тебе последнюю трапезу, а просто из чистого любопытства. Мехмет заморгал. Последнее желание? Слова не укладывались в голове, но все же, как во сне, этот вопрос вызвал безвольный поток мыслей. Он хотел, чтобы бар «Ревность» однажды стал самым модным местом Осло. Чтобы «Бешикташ» выиграл чемпионат. Чтобы на его похоронах звучала песня Пола Роджерса «Ready for Love». Что-то еще? Он старался, но больше ничего не мог придумать. И он ощутил, что сейчас разразится горьким смехом. Когда Харри направлялся в сторону бара «Ревность», он увидел, что оттуда быстрым шагом идет человек. Свет из большого окна, выходящего на улицу, падал на тротуар, но из бара не доносились звуки музыки. Харри подошел к окну сбоку и заглянул внутрь. Он различил очертания спины позади барной стойки, однако невозможно было понять, Мехмет ли это. Больше никого не было видно. Харри приблизился к двери и осторожно нажал на ручку. Заперто. Бар работал с пяти до полуночи. Харри вынул связку ключей с разбитым пластмассовым сердцем. Осторожно вставил ключ в замок. Достал свой «Глок-17» правой рукой, а левой открыл дверь. Он вошел, держа пистолет перед собой двумя руками, и придержал ногой дверь, чтобы она не хлопнула. Но звуки вечерней Грюнерлёкки ворвались в помещение, и человек за стойкой выпрямился и посмотрел в зеркало. – Полиция, – сказал Харри. – Не двигаться. – Харри Холе. На человеке была кепка с козырьком, и из-за угла отражения в зеркале Харри не видел его лица, но ему и не требовалось. Этот высокий голос он слышал больше трех лет назад, а казалось, что вчера. – Валентин Йертсен, – произнес Харри и услышал дрожь в собственном голосе. – Наконец-то мы снова встретились, Харри. Я думал о тебе. А ты думал обо мне? – Где Мехмет? – Ты взволнован, ты тоже думал обо мне. – Высокий смех. – Почему же? Из-за моего послужного списка? Или из-за жертв, как вы их называете? Нет, погоди-ка. Конечно, из-за твоего послужного списка. Я тот, кого ты так и не поймал, да? Харри не отвечал, стоя у двери. – Это невыносимо, правда? Прекрасно! Вот поэтому ты так хорош. Ты такой же, как я, Харри, ты этого не выносишь. – Я не такой, как ты, Валентин. Харри перехватил пистолет, прицелился и задумался, что заставляет его не приближаться к Валентину.