– Расчетливая? – Весьма. – Холодная? – Как морж, – моментально отреагировала Даня. Оба посмотрели друг на друга и почему-то с удивлением. А затем Яков расхохотался. «Ик!» – Даня действительно икнула, правда мысленно. Она никак не ожидала, что Яков вцепится в ее руку. И он реально не взял за руку, а именно «вцепился» – крепко-крепко, будто заранее боясь, что девушка будет вырываться. Даня так и хотела поступить, тем более что сердце вновь устроило бешеные скачки. Однако их борьба и ее грубость могли привлечь ненужное внимание. «Блин, а вдруг нас сфотографируют? – боязливо оглядываясь, думала Даня. – Хотя никто к нему особо не кидается. Видимо, Яков еще не достиг уровня звезды, которую рвут на сувенирные тряпочки». – Куда ты?! – Даня едва успела среагировать – как-то они очень лихо вписались в поворот. На последнем элементе все же качнулась, теряя равновесие. Лопатки уперлись в чью-то руку. Совсем рядом появилось ухмыляющееся лицо Якова. Он поддержал ее. – А ты легко теряешь равновесие, да? На катке точно бы уже растянулась. – Как будто я собираюсь лезть на лед! – Даня быстро отстранилась, но сбежать не получилось. Рука Якова по-прежнему крепко удерживала ее пальцы. – Разве ты не моя подушка безопасности? – Яков снова потащил ее вперед. Настроение у него было прекрасное. «Сейчас от его флюидов и искусственные цветы зацветут, – проворчала про себя Даня. – Я за ручки вообще никогда ни с кем не ходила. Даже в детском саду. У нас как будто… свидание?» – Чего ты дергаешься? – Новая попытка освободиться ни к чему не привела. Яков остановился, но хватку не ослабил. – Куда-то спешишь? – Да! – обрадовалась Даня. – Мне нужно позвонить Кире. Узнать, какие продукты дома закончились. – А потом мы продолжим, да? «Связывает по рукам и ногам, – досадливо подумала Даня. – Но угощение отработать все-таки следует». – И потом продолжим твой шопинг, – обреченно подтвердила она. – Ты пообещала. – Яков наконец подарил ей свободу. – Где тебя искать? – Наверное, выйду на лестницу. Там потише. Вон через ту дверь, рядом с обувным отделом. – Хорошо. А я пока посмотрю футболки. – Мне нужно минут пятнадцать. – Предупреждая недовольство, Даня добавила: – Для составления списка требуется время. – Десять. – Четырнадцать. – Одиннадцать с половиной. – Тебе обязательно последнее слово оставлять за собой? – Нет. – Яков показал ей язык – высунул чуть-чуть, только самый кончик. И с довольным видом зашагал прочь, словно только что всласть напроказничал. – Одиннадцать с половиной! «Я хочу позлиться. Очень хочу. – Даня вытащила телефон и направилась к намеченной двери. – Но почему-то не злюсь. Ну все, меня околдовали. Пора паниковать». Размышляя, следует ли прежде написать Кире сообщение, чтобы случайно не просчитаться со временем продолжения школьной перемены, Даня вышла к лестнице и приблизилась к окну. Снизу задул ветер. Какая-то женщина приоткрыла запасную дверь наружу и выбросила сигарету. Пару раз кашлянув, она принялась подниматься по лестнице. Между ними осталось всего пару ступеней, но Даня уже знала, кто перед ней. Знала еще до того, как услышала характерный кашель. До того, как женщина подняла голову. – Здравствуй, мама. Глава 9. Черная бездна Сколько времени прошло с того момента, как Даня видела ее последний раз? Маму. Вероятно, несколько лет. Она почти не изменилась. Ее способность выглядеть мило и печально при любых обстоятельствах осталась прежней. Даня сделала пару шагов назад, и Ирина, выйдя на свет, молча заняла место около окна. Нет, кое-что все-таки изменилось. Женщина тяжело дышала, вдыхая и выдыхая через нос, отчего выбившиеся по бокам из аккуратной прически волосы взлетали и опадали. Рано или поздно дыхалка будет подводить курильщика. На лице, что так часто удерживало выражение покорной невинности, появились сетки морщин. Они располагались с поразительной ассиметричностью, словно владелица лица каждодневно нещадно эксплуатировала свою способность демонстрировать эмоции: кривилась так, что кожа скукоживалась, как после долгого воздействия воды, безжалостно терла чувствительные места вокруг глаз, растягивая и мучая кожу, и до бесконечности морщила лоб. Контраст между образом, который запомнился Дане, и нынешним был колоссальным. На Ирине были фирменные жилет и блузка. Что-то подобное носили консультанты в одном из отделов косметики на первом этаже торгового центра. На лацкан был прикреплен бейдж с ее именем. Ирина осунулась, но усталой не казалась. Образ благополучия был отлично выдержан, когда как истина скрывалась в деталях. Женщина чуть шевельнулась, и свет скользнул по ее лицу. Так и есть. Темные круги под глазами выступали из-под слоев тональных средств. Тушь осыпалась темной крошкой на левую щеку: тюбик с засохшим нутром давно пора было сменить. На подбородке остался темный мазок – наглядный перебор при использовании консилера. Раньше Ирина Шацкая не позволяла себе подобные оплошности. В глазах других она всегда была едва ли неидеальной. – Шацкая. – В конце голос матери сбился на хрипоту. Она больше не произнесла ни слова, словно уверившись, что сказанного вполне достаточно для полноценного приветствия. На мгновение в глазах Ирины вспыхнули огоньки, и взгляд жадно прошелся по Дане. «Да, я же всегда напоминала ей отца». Но перед ней был не Арсений. Осознание этого постепенно притушило пламя. Ирина устало отклонилась назад и присела на выступ подоконника. – Думала, ты укатила заграницу, – сухо сообщила она. – Ты же полиглот. – Я не могла. – Даня почувствовала, как внутри растет пустота. – Тогда бы Геру, Лёлю и Киру отдали бы чужим. – Ум-м, – протянула Ирина. Ни единой эмоции. – Ведь тебя лишили родительских прав. – Даня сделала резкий бесшумный вдох. – Пару месяцев назад. Ирина молча смотрела на нее. «Она продолжает пить». – Даня была в этом более чем уверена. – Ты не пришла в суд. – В суд, – без интереса повторила за ней женщина. – На судебное заседание по лишению тебя родительских прав. – А, ну да. А ты, значит, ходила? – Конечно. Меня допрашивали. – Пустота внутри меняла оттенки. Темно-серый сменился чернотой. – Как и Лёлю. И Геру. И Киру. Судья спрашивала, как ты принимала участие в их воспитании. Свидетелем пришла и Арина Сергеевна. – Кто это? – Соседка. По площадке. Сказала, что ты была плохой матерью. – О. – Губы Ирины дернулись. – Как же весело людям лезть в чужую жизнь. – Все пришли. А ты не пришла. – Отчего-то Дане было важно подчеркнуть это обстоятельство. И делать это снова, и, если потребуется, – снова. – Я же отправила своего представителя – адвоката со смешной фамилией… как там его… забыла. – Ирина подняла руку и вяло пошевелила пальцами. – С этим… как оно называется? – С заявлением о признании исковых требований. О лишении родительских прав. – Угу, оно. – Женщина вытянула из кармана пачку сигарет и задумчиво смяла уголочек. – Знаешь, не люблю суды. В коридорах пахнет чем-то старческим, а в туалетах лежат такие угловатые куски хозяйственного мыла… – Она меланхолично показала дочери пачку сигарет и постучала пальцем по картинке с предупреждением о вероятности выкидыша у курильщиц. – И они тоже воняют. Даня сжала край своего свитера. Пальцы впились в ладонь через ткань, от трения на кончиках ногтей частично стерся лак. Не удовлетворившись этой болью, она защипнула сквозь брюки кожу на бедре и вздрогнула. – Лёля, Гера и Кира, – она произносила каждое имя четко, делая значительную паузу в конце, как будто опасаясь, что мать не вспомнит, о ком идет речь, – живут со мной. – Правда? – Пачку сигарет Ирина сжала между ладонями и теперь смотрела на дочь с ленивым интересом. – Забрала к себе? Такая добренькая. А ведь раньше любила исчезать – прямо как твой отец. Оба себе на уме. Ни о ком не печетесь. «Не слушай ее. Не слушай. НЕ слушай». – Мальчишки скучают. – Следующее Даня процедила сквозь зубы. – Я могу позволить тебе поговорить с ними по телефону…