— Гром… Ну и сыч же ты, Замут. Вот будто назло приперся. — Нельзя! — рявкает Громов. — Там пограничники рыпаются. Задерживают поставку камней. Надо бы разобраться… — докладывает через закрытую дверь. Артём с раздражением выдыхает. Одаривает меня взглядом и отстраняется. — Сука… — и бросает взгляд на меня, — не ты, Фортуна, это я к слову. — Со спинки дивана хватает свернутый в рулон плед, кидает мне на колени. — Прикройся. Если твоя нога не перестанет болеть, к вечеру вызову врача. Ваша с дочерью комната здесь же, в конце коридора. — И он выходит из кабинета. Я накидываю плед, выжидаю ровно минуту и осторожно крадусь к двери. Хромаю босыми ногами по мраморному полу. Больше усилий требуется, чтобы спуститься по лестнице. Я вижу Касыма и еще троих незнакомцев. Без Громова чувствую себя не так уверенно. Цепляюсь рукой за перила. — Где моя дочь? — Спит в игровой. Какой еще игровой? В этом доме заблудиться можно. Столько комнат и все одинаковые. Стискиваю зубы и, терпя боль, перешагиваю последнюю ступень. — Вероника Сергеевна, у вас вывих? Я могу помочь. Касым более галантен и воспитан по сравнению с остальными мужчинами. Чисто на ментальном уровне и в манере подачи себя. Эдакий хитрый змей. Он очень похож на якутов внешне, но верен Громову. — Как же? — Я кое-что знаю из древней восточной медицины. Не бойтесь. С опаской поглядываю, как Касым, улыбаясь, подходит ближе, протягивает мне руку. — Сама доберусь, прости, не нужно. И Касым тактично кивает. А можно ли мне вообще общаться с людьми из группировки Артёма? Усаживаюсь в кресло. Касым пододвигает низкий журнальный столик, чтобы я смогла уложить сверху ногу, отходит к шкафу и, распахнув, достает аптечку. — Ты доктор? Всех здесь лечишь? — Нет, но для вас сделаю исключение. Успокойтесь, Вероника, доверьтесь. Наблюдаю, как Касым поправляет мне штанину. Медленно обхватывает сразу двумя ладонями место травмы, а потом резко вправляет вывих. — Ай! — Тише, тише. Попробуйте сейчас пошевелить. Лучше? — Гораздо… спасибо… — Я наложу специальную мазь, которую изготовлю только для вас и тугую повязку. Скоро все окончательно пройдет. Мужчина действует мастерски. Словно всю жизнь только этим и занимался. Касым кажется мне проблеском света в темном царствие Громова. Дергаюсь, сильнее кутаюсь в плед. Быть наедине с наемниками не лучшая идея. А морально так вообще кара. Смотрят на меня, как голодные псы на кусок мяса. Морды суровые. Один Касым держится культурно. — Где игровая? — Следующая дверь после столовой, идемте, я покажу. Касым опять подает мне руку. — Спасибо, но я сама. Мужчина опускает голову и нехотя прячет свою руку за спину. Опираюсь на диван, встаю. Наступать действительно легче, теперь я могу двигаться намного быстрее. Пока иду, несколько раз оборачиваюсь. Мужчины недвижимо стоят на своих местах, провожают меня взглядом. Я сворачиваю за угол и толкаю нужную дверь. Замираю. Комната буквально забита стеллажами с игрушками. Здесь есть удобная мебель, большой телевизор и компьютер. Аришка свернулась клубочком на диване. Моя маленькая девочка. Никому не позволю обидеть. С досадой вздыхаю, когда не нахожу и маленькой щеколды, чтобы запереться изнутри. Крадусь к дивану, усаживаюсь на краю. Я буду рядом с дочерью, охранять ее сон, пока не вернется Громов. Промокшие от дождя брюки с трусами комфорта не добавляют. Я так и не переоделась. Теперь же внимательно прислушиваюсь к каждому шороху по ту сторону дверцы. Надо стянуть с себя вещи и успеть закутаться обратно быстрее ракеты, запущенной на Марс или куда-то еще. Осторожно поднимаюсь на ноги, зубами закусываю края пледа, расстегиваю ширинку на брюках. Снимаю. Разворачиваю плед и избавляюсь от испорченной блузы. На цыпочках подхожу к креслу, укладываю одежду и… — Вы голодны? За секунду, пока была произнесена фраза, я мысленно прожила всю свою жизнь заново. — Нет, Касым. Хорошо, что он не посмел открыть дверь. Не то чтобы я стеснялась, просто щеголять почти голой перед головорезом без хозяина дома — затея плохая. Тут себя-то порой не поймешь и не укротишь тараканов в голове, а что говорить о преступниках? Изнасилуют, придушат и прикопают за оградкой. А потом скажут, что так и было. — Гром распорядился накормить вас, я не могу нарушить приказ. — Стой, входить нельзя. Артём скоро вернется? Задерживаю Касыма на стадии проворачивания ручки и крохотного зазора между створкой и косяком. Торопливо кутаюсь в плед, как Юлий Цезарь в тогу. — Как только решит вопросы. Вероника Сергеевна, я настаиваю, идемте в столовую. Касым настаивает бархатным голосом. Приторно-лукавым. Как у серых кардиналов. И вопреки моей просьбе все же распахивает дверь и застывает в проеме. Конечно, он же не предполагал, что я рассекаю по игровой в одном лишь в пледе, едва прикрывавшим коленки. На мне тогда были брюки, а плед полностью накрывал плечи и шею. Азиат делает еще шаг, а я вынуждена отступить. Дочка проснулась и вошкается. Касым не унимается: — Вероника, вы слабая нежная женщина. Берегите свое здоровье и наследницы Грома. Поешьте. Удерживаю на себе плед, пячусь к дивану. Глаз не свожу с хитрого лица Касыма. Он медленно приближается, нарушает границы моего личного пространства. — Значит, они не голодные! — раздается третий голос. Гром среди ясного неба. До мурашек по всему телу. Выглядываю из-за Касыма и вижу Артёма. Рассерженного и строгого. Громов, как всегда, безупречен, и брендовый спортивный костюм только придает ему мужественности… Хотя видеть Громова в таком образе непривычно. В коридоре я вижу Замута. Черный сыч на меня не смотрит, а растирает свои сбитые казанки. Лохматый бородатый чеченец, видимо, уже повеселился и врезал кому-то. Касым больше не дергает бровью, а склоняет голову, отступая так, чтобы мы с Артёмом могли увидеть друг друга. Громов подобно молнии окидывает взглядом игровую. Меня, Касыма. Смятые мокрые вещи. Задерживается на дочери. — Вероника ослушалась твоего приказа, Гром… — Выйди отсюда. Касым поджимает губы и вихрем вылетает из игровой. Замут отвлекается от своей травмы и хрипит вслед головорезу: — Касым, только потом не говори, что у тебя штаны заржавели! Замут прикрывает двери в игровой и даже не под смех, а под ржач удаляется. Артём до хруста сжимает кулаки и прячет их за спиной. Он смотрит на меня, как мрачный холодный Аид на свою Персефону. Уволок в преисподнюю, но не думал, что здешние черти устроят самоуправство, оправдываясь словами предводителя. — Почему сидишь голодом и дочь не кормишь? — Она спала, только проснулась. Артём, я больше не хочу оставаться наедине с твоими наемниками. — Придется. Вот так. Придется. Громов разворачивается и собирается уйти, оставив меня и дальше гореть от страха. Аришка растирает глаза и в этой ситуации оказывается мудрее меня. Никогда прежде не замечала у нее столь тонкого и жалостного голоска: — Артём, а что покушать?.. Громов замирает на пороге. Его глыба льда вместо сердца моментально дает слабину. — А что ты хочешь, принцесса? Мне скоро тридцать, но я стою, как бедная родственница, и учусь искусству манипуляции у шестилетки. — Шоколад. — Сначала суп, — мягко отвечает Громов, вполоборота обращается ко мне: — Твои вещи наверху, Фортуна. Я там подгон вам сделал… Приведите себя в порядок и спускайтесь в столовую.