Смерть никогда не была справедливой, даже когда приходила из-за стечения естественных обстоятельств. Она всегда забирала. Возможно, у тех, кто был жив, больше, чем у умершего. Анна залпом выпила всё, что оставалось в серебряном кубке и швырнула его на землю. Пошатнулась, настолько отчётливо и мощно навалилось на неё это ощущение холодного стола под спиной и скальпеля, намечающего разрез на груди. Марти Доннахью подхватил её под руку. Греймур мотнула головой, отгоняя морок. Отстранилась от Марти, выпрямилась и неожиданно для себя самой хрипло рассмеялась: — Ты спрашивал, что я знаю о смерти? Достаточно! Спорим, я встречалась с ней чаще, чем ты за все свои сотни лет? Каждый день, за исключением некоторых суббот и некоторых воскресений. Смерть из-за естественных причин, в результате патологий, насильственная смерть. Я вскрывала девчонок, которые годятся мне в дочери, старух, стариков, младенцев, сильных мужчин, здоровых женщин, и больных тоже. Это никогда не бывает справедливо, даже если причины логичны и естественны. Знаешь, что тяжелее всего? Возвращать родителям их детей. Говорить, что сделал всё, что смог, и остальное за полицией. Писать в заключении "несчастный случай" и уничтожать саму возможность найти облегчение в поиске виноватого. Кажется, она говорила слишком сумбурно, чтобы быть понятной. Тем более понятной вот этим парнем, едва ощутившим себя смертным и так испугавшимся этого. — Тебе вообще не стоило бы связываться с людьми, если тебе так пугает смерть. Наша — всегда с нами, — сказала она зло. Протез охотника на фей тяжело опустился Анне на плечо. Доннахью проговорил спокойно: — Она выполнила твоё условие. Тебя удовлетворит такая вира? — Я сказал, что буду играть с вами честно. Я принимаю эту виру и даю свое прощение Молли, которая обманула и опоила меня. — Она сказала мне вернуть тебе веточку, — перед глазами плыло, и Анна никак не могла разглядеть лицо Ясеня. — Она мне без надобности, — сид пожал плечами. — Ты сделала то, за чем пришла. Теперь уходи. — И в самом деле, — хмыкнул Марти. — Пошли отсюда. Анна кивнула, чувствуя на губах привкус дезинфекции из прозекторской. Окончательно она пришла в себя уже вечером, когда Марти почти насильно напоил её сладким от отвращения кофе и скормил совершенно неприличное количество тёткиного печенья. Они снова ужинали снаружи машины, на опушке старого леса, под деревьями, тянущими к далеким холмам чёрные руки ветвей. Помигивал огонёк горелки, на которой Доннахью грел кофе уже себе, от леса ползли темнота и сырость. — Мерзкая история, конечно, — сказал охотник на фей. — Не стоило пить их вино, но тут даже я не знаю, что можно было придумать лучше. — Дрянь, — коротко отозвалась Анна. Говорить о рябиновом вине, о привкусе смерти и холоде прозекторского стола под лопатками ей не хотелось. — Никогда больше не бери ничего их, — Марти вздохнул. — Чем больше берёшь, тем больше принадлежишь этому миру. — И ты? — Анна заставила себя думать о кофе, горелке, лесе, Доннахью и его внедорожнике, а не о тенях смерти. — А я пропащий человек, мисс, — Марти криво усмехнулся. — Да, я брал кое-что, давно. В пятнадцать, что ли, угодил на пирушку за день до летнего солнцестояния. Пил, и танцевал, только взял сначала слово, что они выведут меня обратно, к нам. Вывели, конечно, не вопрос, но от желания вернуться сюда я так и не избавился. Пробовал завязать, найти нормальную работу, нормальную девушку, потом плюнул. Сейчас, с одной рукой мне и работы хорошей не светит, так что дергаться нечего. Он замолчал. Анна, к собственной досаде, вспомнила слова Ясеня про однорукого калеку. Ей потребовалось усилие, чтобы не выдать себя, глядя, как Доннахью переливает кофе в собственную кружку. Он справлялся. Он просто отлично справлялся. Но никакой протез никогда не заменит живую руку. Охотник на фей перехватил её взгляд: — Плюнь. Я вру сам себе, и знаю, что вру. Я люблю женщину из сидов, я пил их вино, я сражался на их стороне в той долбанной бойне два года назад, так что про нормальную работу я могу только затирать девчонкам под пиво. Впрочем, нет, кажется, уже и с девчонками всё не так просто. Он поставил чашку на землю и пожал плечами. — Нагрей мне еще кофе, — Анна вымученно улыбнулась. — Только сахара половину от прошлой порции. — Может, лучше виски? — Можно и виски, — она пожала плечами. Очень хотелось спросить про женщину из сидов, о которой говорил охотник на фей, но Анна не была такой уж близкой подругой Марти Доннахью, чтобы лезть, куда не звали. — Я, конечно, скажу кому надо про этого красавца, — охотник на фей плеснул виски себе в кофе, потом передал фляжку Анне. — Правда, не думаю, что из этого что-то выйдет. Он ведет себя как говнюк, но правил игры не нарушает. — Пошли они в задницу с этими правилами, — Греймур надолго приложилась к фляжке, потом медленно выдохнула. Ей очень хотелось сказать Марти, что она не считает его беспомощным калекой, но, кажется, в этом не было необходимости. Анна проснулась на рассвете снова от холода. Теплый вечер оказался обманчивым, за ночь машина успела выстыть. Доннахью опять спал снаружи, у него можно было спросить про ещё одно одеяло или что-то вроде того, но Анна представила себе, как ей придется сейчас ради этого вылезать, и осталась лежать. Медленно серело бессолнечное небо. Покачивались ветки деревьев, над травой стелился туман. Посвистывала какая-то птица. Женщину, вышедшую на поляну, Анна вначале не узнала. Только когда Доннахью встал ей навстречу, а женщина скинула с головы капюшон, Греймур вспомнила, где видела и золотую косу, и удивительное лицо, тонкое и суровое одновременно. Марти неловко переступил с ноги на ногу, что-то сказал, Анна не услышала, что именно. Сида Заря легко дотронулась пальцами до его щеки, потом коснулась его лба поцелуем. Марти поймал ее пальцы живой рукой. Греймур закрыла глаза и перевернулась на другой бок, чтобы не видеть больше ничего из того, что для её глаз точно не предназначалось. ЖЕРТВУЮЩИЙ 1 Шеф-инспектор О’Ши откинулся на спинку кресла и с видом мученика потёр переносицу. Пожалуй, Анна его понимала. Привезённое за час до конца рабочего дня тело ей тоже порядочно испортило настроение. А когда Греймур увидела, с чем именно ей придётся работать… — Нет, — решительно сказал О'Ши. — Не совпадает. Время не то. Сейчас лето, летом в этом нет никакого смысла. Если я хоть что-то понимаю в этом дерьме. — Я читала дела тех женщин, — проговорила Анна. — Насколько я могу судить, совпадают многие особенности ритуала. Способ убийства, рисунки на теле. Что касается вещества, которым они нанесены, лаборатория должна дать ответ завтра. В темноте заоконья покачивался фонарь. Там была летняя ночь, наверняка, чудесная и тёплая. У Анны Греймур в холодильнике был труп, молодая женщина, около двадцати пяти, смерть от потери крови. Кто-то вскрыл ей вены от запястья до локтя, а тело расписал синими спиралями и завитками. Два года назад что-то подобное в Байле уже было. Закончилось какой-то кровавой кашей, которую поспешили засекретить. Но, как минимум, доступ к информации о жертвах у Анны был. — Её нет в базах украденных детей, — О'Ши c отвращением отпил из картонного стаканчика остывший кофе. — Это может ничего не значить, конечно. Завтра на опознание придёт муж, может, он знает что-то, чего нет в базах. — У неё был незащищенный секс перед смертью. Возможно, изнасилование. — Вот это у меня и вызывает вопросы, — О'Ши вздохнул. — С двумя старыми жертвами не было ничего подобного. Это тебе не маньяк, у которого съезжает крыша медленно, но неотвратимо. Сраные культисты следуют ритуалу. У нас есть достаточно подробные описания, что там и к чему. Никаких жертвоприношений летом. Никакого секса. — Подражатель? — Может быть. А может, бытовуха. Муж покойной — журналист, писал об этих жертвоприношениях. Статистику ты знаешь не хуже меня. — Зарезал жену и пытается выйти сухим из воды? — Анна поморщилась. Вообще все это было уже не её делом, её дело — отчёт по вскрытию. Она принесла О'Ши свои предварительные выводы, и сейчас шеф-инспектор перебирал бумаги с выражением глубочайшего страдания на лице. — Пива бы сейчас, — он вздохнул. — Сидеть над озером и пить холодное пиво, а не разгребать это дерьмо. Нет, вряд ли муж. Мы не давали в прессу часть подробностей. Может быть, он как-то докопался через рыбацкие кварталы, но… Он бы скорее раздул скандал, типа мы все в глубокой заднице, городу грозит опасность, власти ничего не делают, полиция прожирает налоги. Я знаю это хмыря. — А город действительно в опасности? — Анна даже подалась вперед. — Н-ну, — О'Ши замялся. — Некоторая опасность существует. Но вот ты поверишь, если я скажу тебе, что Лох-Тара — проход в ледяной мир смерти, а парни из рыбацких кварталов иногда пытаются открыть туда дорожку. Вернее, оттуда. — А есть доказательства? — на мгновение Анна подумала, что шеф-инспектор разыгрывает её. Потом вспомнила мертвую баньши, холм Ясеня и решила, что между сортами чертовщины особой разницы нет. — У меня на спине во-от такие доказательства, — О'Ши развёл руками. — У твоего приятеля Доннахью нет руки, тоже отличное доказательство. Ладно, слушай. Подробностей не расскажу, но хотя бы в общих чертах ты должна понимать, что тут твориться. Община в рыбацких кварталах — действительно культисты. Ну, часть общины. Кое-кого мы пересажали, но далеко не всех. Эта община древняя, как круассаны в нашем буфете. Они и в самом деле поклоняются какой-то ледяной жути из Бездны. Лох-Тара — проход в Бездну, кровь украденных детей — ключ от этого прохода. Жертвенная кровь. — Значит, пиво над озером? — Анна улыбнулась, стараясь не придавать значения тому холодку, который потёк у неё между лопаток. — Лето же. Раньше октября никаких обрядов совершать не положено. Я не совсем понял, почему. Не сработает или что-то вроде того. Поэтому у меня есть некоторые вопросы насчёт смерти миссис Мелани О’Рейли. — У всего должен быть смысл, — неожиданно остро Анне захотелось выйти из кабинета шеф-инспектора, закрыть за собой дверь и знать как можно меньше о жертвоприношениях, культистах и ледяной жути. Она осталась сидеть. — Зачем они это делают? Открывают проход в Бездну? — Эти парни настроены довольно пессимистично, — О'Ши скомкал пустой стаканчик от кофе и точным броском отправил его в корзину для бумаг. — Ледяные чудовища рано или поздно вырвутся наружу, и чем позже, тем хуже будет для всех. А если подсуетиться, можно отхватить кусок от чужого пирога. И остаться в живых. — Неприятное мировоззрение. Оно имеет под собой какое-то основание? — Какое-то имеет. В Бездне действительно живут. Этих тварей называют фоморы. Два года назад один из них почти выбрался. Наверное, нам повезло, что на Ту сторону, а не сюда. К нам лезла всякая шваль помельче, но и её хватило, чтобы всему, связанному с этой историей, давался высший приоритет. Собственно, док, поэтому ты до сих пор сидишь здесь, хотя рабочий день кончился четыре часа назад. О'Ши помолчал немного, потом проговорил: — Тут есть какая-то странность, которой я не понимаю. Почему эти уроды помнят про Бездну, про ледяных тварей, про то, что кровь — это ключ, а больше не помнит никто? Даже охотники, даже самые замшелые старики из их тусовки. — А сиды? — Они-то всё помнят. Но больше молчат. По-хорошему, они в состоянии затолкать эту срань обратно в Бездну, а люди — это дела людей. Ну, так оно было до недавнего времени. Проклятье, знала бы ты, как неудобно работать с экспертом, который может на неделю свалить в свои туманы. Никакого тебе мобильного, никаких мессенджеров, только гонца посылать. А расходы на гонцов у меня в смету не включены. Шеф-инспектор вздохнул и начал подниматься со стула: — Ладно, док. Давай по домам. Рыбацкие кварталы взяты под наблюдение, вскрытие проведено. Я понятия не имею, что мы можем сейчас ещё. Морган O'Рейли долго смотрел на лицо своей мёртвой жены, потом наконец отвёл взгляд: — Я знал, что рано или поздно они до нас доберутся, — сказал он. — Но думал, что буду я, а не она. — Вы позволите задавать вам несколько вопросов? — Труди Ноймар, на первый взгляд — просто сама корректность, указала О'Рейли на выход из секционного зала.