Ясеневый холм казался Греймур пустым и вымершим. Может быть, так оно и было на самом деле. Остался ли кто-то играть на арфе в каменном кругу, и будет ли на чем и для кого ему играть? — Я не знаю, — вздохнула Заря. — У этого места остался хозяин, и только в его власти снова наполнить свое владение жизнью или так и оставить его на волю бесприютных призраков. Не горюй о нем. Другая сторона умеет врачевать свои раны. Так или иначе исцелит и эту. Снаружи холма по небу плыли серые тяжелые облака. Только здесь, на ветру, сыром и пахнущем горечью, Анна поняла, как она замерзла и устала. По сравнению со стылым воздухом холма, прикосновения ветра чувствовались почти как теплые пальцы, касающиеся лица. Без сил Греймур опустилась на траву. Заря кивнула ей и пошла прочь, тяжело опираясь на копье. Марти Доннахью догнал ее, пошел рядом. Дэйв сел возле Анны. Какое-то время они молчали, потом она спросила: — И что теперь? — Не знаю. Пальцы Дэйва нащупали пальцы Анны, переплелись с ними. Он устало сказал: — Скачущая дала мне на время свои копья. Я должен вернуться к ней, и пусть она решает и судит. — До Йоля есть еще время. — Я не хочу тянуть и ждать. Ну, не плачь обо мне. Я вырвался из пут судьбы и пророчества, я не стал добычей слуа, все остальное не так уж и страшно. Анна упрямо повторила: — До Йоля еще есть время. Очень много времени. Эти почти два месяца, от Самайна до Йоля, оказались холодными и темными. Анна приходила в полицейский морг, старалась, чтобы за работой ее руки не дрожали, и никак не могла избавиться от привкуса рябинового вина и дезинфекции во рту. Потом она возвращалась в пустой старый дом, в которым как-то разом перестала сбоить проводка, закидывалась таблетками, которые ей выписал какой-то товарищ Пита Салливана, хмурый, усталый и не задающий лишних вопросов, и падала спать. Иногда просыпалась от низкого тревожного звука, эха рогов Дикой охоты, потом засыпала снова. Время словно потеряло счет, но где-то к началу декабря Анна поняла, что вкус у кофе из автомата отвратительный не из-за неотвязного привкуса рябина, а сам по себе. Где-то с того дня ей казалось, что она начала просыпаться. Или выздоравливать. Жизнь возвращалась в свою колею. Труди Ноймар звала выпить, дважды к ним в этом деле присоединялся Ник О'Ши. Оба они старательно не говорили о фейри, и Анна была им за это благодарна. О'Ши как будто что-то знал, но Анна не хотела думать, откуда. На Йоль она позволила Марти Доннахью вытащить себя каким-то своим родственникам. — Там все такие, — говорил он ей, пока его красная спортивная машина неслась через дремлющий пригород. — Все тронуты Другой стороной, и никогда не будет спрашивать. А эта ночь, она не из тех, в которые стоит сидеть одной. Его протез лежал на руле неподвижно, новый и гораздо менее функциональный чем разбитый в Ясеневом холме. Охотник на фей на него старательно не смотрел. Анну и в самом деле не спрашивали. Хозяйка дома, пожилая маленькая женщина, налила ей горячего вина со специями и оставила смотреть с дивана за тем, как Доннахью и двое парней, подозрительно похожих на него, играют в дартс. Марти пользовался только левой рукой, но все равно выигрывал по очкам. У камина сидел старый хозяин дома с такими же гостями. Они курили трубки, и Анне почему-то запах табака показался успокаивающим. Ближе к десяти вечера в сизой от дыма гостиной появился Уилл Керринджер. А с ним — что-то тревожное, словно прядь тумана Границы проскользнула в гостиную, прилипнув к его ботинкам. Керринджеру налили виски со льдом. Он выпил залпом половину и, не выпуская рюмки из рук, отобрал у Доннахью дротики для дартса. Судя по разочарованным возгласам от мишени, с меткостью у хозяина оружейного магазина было все в порядке. О'Ши приехал последним. Получил свою порцию вина и рухнул на диван возле Анны. — Устал как собака, — сказал он прикрыл глаза. — Эти дни, они особенные. Словно обострение какое-то. Опять целая куча банкнот, которые превращаются в листья, кто-то пропал, то ли на Ту сторону, то ли не на Ту, а мне надо закрыть отчеты до Рождества. — Пей, — насмешливо сказал ему Керринджер, который отошел от мишени, должно быть, в поисках новой порции выпивки. Хозяйка принесла печенье. Она была какая-то очень обычная, слишком обычная, чтобы не удивляться каждый раз, видя ее среди людей, затронутых смутных волшебством. Она потрепала по плечу Керринджера так, словно он был ее непутевым сыном или братом. — Ты снова был там, — со вздохом проговорила миссис Джеррис. — Самым краешком. Подвозил кое-кого до Границы. Королева хочет, чтобы в Самую длинную ночь ей пел лучший из арфистов. За туманом Границы продолжалась жизнь, и она не имела никакого отношения ни к Дэйву, ни к слуа Омеле, ни к Ясеню, ни к пророчествам мертвой Ивы. Это было так странно, что Анна даже моргнула недоуменно. — О, пока я не забыл, — Ник О'Ши даже перестал растекаться мертвой медузой по спинке дивана и сел прямо. — Та девочка, о которой я говорил. Мы получили положительное решение, так что если вы не передумали… — С чего бы это я должна передумать, — миссис Джерис уперла руку в бедро с таким видом, словно собиралась устроить кому-то взбучку. — У нас с Меттью ребенку будет лучше. Ник О'Ши обернулся к Анне и улыбнулся как-то удивительно ясно: — Я хочу, чтобы Джеррисы взяли опеку над Эмбер. Они хотя бы понимают всю эту историю про Другую сторону. Ничего лучшего для нее я придумать не могу. Чтобы смыть то мучительное и не слишком выразимое словами, что сжалось в груди Анны, ей пришлось допить весь глинтвейн, который оставался у нее в чашке. Она была рада, что у Эмбер все складывается лучше, чем могло бы, но что-то цепляло и саднило. Наверное, то, что для нее Другая сторона так и останется историей о смертях и потерях. И привкусом рябины на языке. Уилл Керринджер глянул на нее и цокнул языком. Потом принес Анне неразбавленного виски. Постоял какое-то время молча, потом сказал: — Скачущая-в-Охоте — моя дочь. Только между Йолем и Самайном она может приходить в город. Это цена за нарушенный гейс. И в это время ей точно не до отца. Я поеду туда завтра. Доннахью рассказал мне про твоего парня. Если не найду его, то хотя бы узнаю, что с ним стало. Анна кивнула и выпила. Виски обжег горло и рухнул в желудок. Это его дочь принесла Дэйву копья и выбор. Это она убила Моргана О'Рейли без колебаний и сожалений. Это от дочери этого человека сиды ждали правосудия. Думать об этом было странно. Домой Анна добралась к утру. От дома ее тети до дома Джеррисов было не так уж далеко. О'Ши грозился проводить Анну, но так и заснул, уткнувшись лицом между диванным подушками. Что до Марти Доннахью, на рассвете кто-то постучал в дверь, и Доннахью вышел на стук. Один из братьев попытался сунуться следом, но Керринджер перехватил его. Анне потом померещился смех, далекий и хрустальный. Она догадывалась — чей. Ночью начался снег. Он и сейчас шел, пуховый и рождественский, словно с открыток. Укутанный им, запущенный сад показался Анне почти уютным. А на пороге, позволив падающему снегу ложиться себе на волосы и на куртку, слишком легкую для зимы, сидел Дэйв. Он поднялся на встречу Анне и едва успел ее подхватить, когда она запнулась обо что-то, невидимое под снегом. — Живой! — выдохнула Греймур. — Я сделал то, что должен был, а королева, которая скачет в Охоте, справедлива, — кажется, он улыбался, так ясно, как только можно улыбаться после ночи полной дымных мороков. — За свои копья она назначила мне плату — семь лет буду скакать в Дикой охоте у ее стремени, а потом стану свободен. И пока не настанет время Охоты, я тоже свободен. Анна охнула, обхватила его руками за шею, уткнулась носом в волосы, влажные и пахнущие снегом. — Так свободен, что мне даже идти некуда, — фыркнул Дэйв и погладил Анну по волосам. — И я хотел спросить тебя, не позволишь ли ты мне остаться здесь. .