Надо придумать оправдание, надо придумать оправдание своему непристойному поведению! А, она же все равно не поймет, если скажу, что ни о чем таком не думал. Замахал руками и замотал головой: я не думал о том, как соблазнительно обтягивает груди влажная рубашка… Влажная! Положил руки на колени жены и заставил воду уйти из всей одежды, капельки брызнули на землю. Жена ошарашенно себя оглядела, ощупала и снова уставилась на меня. – Да я только высушить тебя хотел, – зачем-то добавил я к улыбке и кивкам. Отошел подальше от полуголой женщины, снова указал на лианы и, глядя ей в глаза, приложил палец к губам. Она кивнула. А с ней можно работать, не то что со Смузом и Алвери! Я заулыбался. А потом вспомнил, что после решения проблемы с переводом жена может все накопившееся за время вынужденного молчания высказать. Может, незнание языка вовсе не проблема и решать ее не стоит? С каждой минутой голова тяжелела, мысли расплывались, зрение теряло четкость, а сопение склонившейся к моим коленям девочки растворялось в шуме сновидений. Я положила голову на коробку, которую нам доставили мужчины в мундирах. Лианы брюнет сначала ковырял, нюхал. Ходил вдоль стебля, делал подкоп к корням (в багажнике у него оказалась складная лопата). Затем на пальцах брюнета выросли когтищи зелено-голубого цвета, и указательным, точно ножом, он прорезал лиану. На землю закапал прозрачный, с коричневой взвесью сок. Вытащенный из растения ноготь выглядел так, словно его окунули в кислоту. Резко захотелось убраться подальше от растений, а этот идиот даже на язык сок попробовал и, поморщившись, отошел. Сел на отросток размером с бревно и долго гипнотизировал лианы взглядом. Последние минут десять он тростью, извлеченной из багажного отделения, чертил на земле размашистые символы. Темно-то как… А, это у меня глаза закрылись. Потерла их и продолжала следить за брюнетом. Он стоял в центре чертежа и постукивал по одному из завитков тростью. Закусил костяшку указательного пальца. Сейчас он напоминал гениального ученого – лохматого, погруженного в свои мысли, решающего сверхсложную задачу. Его темные волосы поднялись дыбом, побелели. Он повернулся ко мне и высунул язык, как Эйнштейн на знаменитой фотографии. Вздрогнув, открыла глаза: брюнет что-то чертил, почесывая голову, отчего его волосы рисковали превратиться в прическу наподобие эйнштейновской. Веки тяжелели. Казалось, ресницы сплетались между собой. Обняв теплую девочку, я сдалась на милость сна. Получилось! Еще раз оглядел громадную формулу под ногами, просчитал действия и противодействия, остаточные флуктуации и вероятность спонтанных выбросов при переходах потоков в другие плетения. Все получалось! Я гений! Подпрыгнув, оглянулся на двуколку, чтобы хоть перед женой похвастаться, но той не было. Как? Куда? Огляделся по сторонам. Химера спала, свернувшись калачиком и прикрыв незакрывающиеся глаза передними лапами. А жены не было. Подбежал к двуколке: жена просто спала на сиденье, обняв тощую девочку. Они тесно прижимались друг к другу, будто грелись. Ой, да тут же прохладно! Стянул фрак и осторожно прикрыл их. Обе заворочались, устраиваясь удобнее. А они ничего так, мило выглядели… Вернулся к формуле и, закусив губу, пересчитал снова: ситуация слишком опасная, чтобы оставлять шанс случайностям. Кажется, я еще ничего опаснее этого не делал. Конечно, я много чего опасного делал, но не в масштабах нашего острова, а тут ошибка могла уничтожить его и всю длоровскую родовую магию. Как-то нехорошо живот от этих мыслей скрутило. Вот что значит нервы! Надо успокоиться. – Я все могу, – поднял руки. Как бы весь остров не разнести… В животе закрутило сильнее. А заклинание длинное. Это только Смуз с его феерической сообразительностью мог поверить, что магоед падет от мгновенного заклинания (иначе какое это, к Хуехуну, стратегическое оружие), настоящее контрзаклятие на сорок минут кастования получилось. Живот холодел и урчал. Нет, сначала в кустики, а потом спасать остров длоров. Красные прожилки расползались по мясистым лианам магоеда, вскрывались нарывами… Осторожно выведя запряженную химеру из-под навеса стеблей, сел на расширенное сиденье двуколки и наблюдал, как увядают огромные багряные цветы. Лепестки съеживались, стебли усыхали до коричневых морщинистых палок. – Я ведь гений, – прошептал и взглянул на спящую жену. Разбудить ее полюбоваться эффектным решением проблемы? Девушка (все же это девушка, после умывания она будет выглядеть лет на двадцать и премиленько) спала тревожно. Под ногтями набилась грязь, совсем как у меня во время экспериментов. Никогда прежде не видел у девушек таких испачканных рук. Удивительно, странно. Даже как-то волнительно. По магоеду пробежала судорога. Недавно прятавшие нас стебли с хрустом обрушились на землю. В общем, надо сматываться домой, пока меня не нашли, а там хоть трава не расти, дом длора – его крепость. Особенно дом с хозяйкой. Холодок предвкушения прокатился по спине мурашками, интересно, как она в нем обживется? Ах да, мне же надо разобраться, как жен в их мир возвращать. Дорогой министр внутренних дел обещал в случае задержки его супруги у нас позаботиться, чтобы мой идиотский род больше не продолжался. Да и попавшую к нему девушку жалко: наш министр одним грозным взглядом даже бывалых мужчин пугал до дрожи. Перебравшись вперед, я легким движением направил химеру между осыпавшимися проседающими стеблями к дому. Теперь, когда растительная преграда проредилась, нам оставалось ехать пять минут. Ворота затянули отмершие лианы. Пришлось ждать, когда в створки поступит достаточно магии, чтобы их открыть. Интересно, внутрь магоед пробрался или нет? Я нервно притопывал по дну двуколки. Жена тихо застонала во сне, я замер. Химера заглянула через мою голову, один из подбородочных рогов слегка прошелся по макушке. – Эй, – прошептал я больше для порядка. Химера курлыкнула. Я улыбнулся. – Подлиза. Почесал ее пупырчатый подбородок. Наконец с подозрительным скрипом двери расползлись в стороны. Химера на цыпочках потрусила внутрь, но даже так когти по гравийной дорожке скрипели знатно. Следов магоеда внутри не оказалось. Посмотрел на жену: покачивалась, но спала как младенец. Внимательно оглядел ажурные галереи и шпили своего дома. Что нас ждет? Двуколка остановилась у полукруглого крыльца в десять ступенек. Вновь посмотрел на жену: спала. Устала, наверное. – Помоги, – шепнул химере. Вздохнув, она приподнялась. На пузе щелкнули замки, раскрылись створки, и моя розовая шестилапая гордость почти двухметрового роста вылезла из ониксовой брони с шипами. Чешуйки внутреннего тела тускло блестели на солнце, восемь темных глазок взирали на меня со звериным обожанием. – Девочку возьми. Протянув трехпалые верхние лапы, химера со змеиной грацией проскользнула в двуколку и подхватила девочку. Та выскользнула из слабых объятий жены. Темные глазки уставились на меня вопросительно. Да, мне же надо решить, где их разместить! Подумав, велел: – В гостевую ее, поближе к женским апартаментам. Жена оказалась легкой. Раньше девушек не носил, но по тому, как кренились под ними экипажи, казалось, что они должны быть тяжелее. А, ну да, они обычно в платьях и украшениях. Так что хорошо, что жена у меня голая. Невольно покосился на ее грудь, но сухая ткань обтягивала ее не так плотно. Вздохнул. У открытых ворот замаячили красные ящеры особого отдела, оседланные мужчинами в черных мундирах. Похоже, министр решил напомнить о необходимости избавить его от жены. Дождался посланцев на крыльце, размышляя о том, что женские волосы, судя по щекотавшей руку пряди, могут быть удивительно мягкими. А у Сабельды локоны такие, что ими впору ингредиенты в ступке толочь. И у мамы тоже. Первый из подъехавших офицеров взбежал по крыльцу и протянул конверт. Я закатил глаза: – Вы что, не видите: у меня руки заняты. Вскрывайте уже. Офицер побледнел: – Секретная депеша. Бывшие военные, что с них взять. Терпеливо объяснил: – Вскройте и разверните письмо ко мне, я же не прошу его читать.