– Уважаемая Бабонтия Мулькура, можно еще вопрос? – Она не посмотрела на меня, но вскинула бровь, и я счел это разрешением продолжать. – Тут у нас случилось интересное убийство. Моего почти соседа Какики… – Новичка-иностранца? – Э, да, его предки переселились к нам двести пятьдесят лет назад. Его убили, источник раскололся, а кровь Какики стала кристаллами со структурой, как у источника родовой магии. Вы не подскажете, что это значит? Бабонтия смежила веки. Снова посмотрела в потолок: – Не знаю. Я не очень разбирался в родовых духах, но, кажется, она сказала неправду. – Может, что-нибудь подскажете? Какие-нибудь намеки? Информацию об истоках родовой магии и принципах работы кристаллов предки нам не оставили, но вы… – Ничего не знаю. – Она закусила мундштук. – Совсем? Ее губы растянулись в зловещей улыбке. – Я всего лишь родовая магия. Дух, служительница. Откуда мне знать такие важные вещи? Мой удел – давать силу. Так бери ее и решай проблемы самостоятельно. – Вы правы. Спасибо за совет. – Я пошел просить у жены вернуть из недр дома библиотеку. Бабонтия резко села, проводила меня взглядом до двери, но так ничего и не добавила. Вроде она милая, интересно, почему было столько предупреждений? Или Бабонтия проявит себя позже? Надо оставить ее материализованной, посмотреть, что будет. И вдруг она что-нибудь да подскажет. Едва отворил мощную сейфовую дверь, навстречу метнулся человек в темной форме. От неожиданности я отшатнулся, потом вспомнил, что это приставленный для охраны офицер. На столике перед вторым, сидевшим на диване, были тарелки с пирожными и большой пузатый травник. А жена у меня гостеприимная. – Вам послание от министра. – Офицер протянул конверт. Сломав черную печать, я развернул лист: «Пришлю полицейский кеб к пяти, он отвезет тебя во дворец. В пять будь готов. Надеюсь, ты решил нашу проблему. В противном случае помни, что надо: 1) Одеть жену соответственно. 2) Объяснить ей правила поведения. И сам оденься прилично, а не как в прошлый раз. Раввер». Значит, ехать на прием придется. И платье… Надо найти платье. И объяснить все жене. Ох, лучше бы я посмотрел браслет Какики или снимки с места преступления, или… Да в мире море занятий куда более увлекательных, чем визит во дворец! К сожалению, ни императорская семья, ни министр этого не понимают. Глава 20 Пахло жареным. В прямом и переносном смысле: в целях успокоения нервов я пекла блины, а в голове упорно билась мысль, что творится что-то опасное. Мама Лавентина явно не в темных подворотнях гуляла, когда ее похитили, а к Лавентину приставили охрану. И как передал привратный дух, у дома заступили на дежурство полицейские. «Господи, – мысленно воззвала в приступе религиозности, – помоги скорее вернуться домой, а? – Подняла взгляд к потолку. – Если слышишь – помоги, я у Лавентина слиток золота выпрошу и в храм пожертвую. Правда-правда… А если не выпрошу, то на слиток заработаю и отдам». Запахло горелым, я перевернула блин с тонкой сеткой темно-коричневой корочки. Вера, ожидавшая с кусочком масла на ноже, вопросительно на меня посмотрела. Подхватив испорченный блин, я швырнула его в мусорное ведро и залила сковороду тестом. Вздохнула. Вера положила нож на масленку и обняла меня за бедра. – Спасибо, милая, – потрепала ее по голове, пригладила корявые косички. – Ничего страшного, сейчас сделаем блинный пирог, дернем с молоком. В памяти с новой силой всплыло «дорогая, я скоро», произнесенное двумя голосами. Лавентина. И Павлика. До свадьбы Павлик часто так говорил, когда уходил в магазин или покурить. А теперь эта фраза в устах Лавентина – прямо мороз по коже. Я едва успела перевернуть зарумянившийся блин. И отругала себя за сентиментальность. Павлик, вернее, Павел Сергеевич, теперь пройденный этап. Все. Только сердце упрямо сжималось, ныло, снова задавалось вопросом: почему? Неужели человека делают тряпки? Неужели юбка вместо джинсов делает более хорошей спутницей жизни? Что, Светка готовить из-за юбки лучше стала или порядок в доме научилась поддерживать? Нет. И зачем обманывать, если разлюбил? Разводился бы и жил со Светкой. Циничная часть меня отозвалась: «У нее съемная однушка, требований выше крыши и готовить она умеет только пельмени из магазина. Да и мусор она вряд ли стала бы сама выносить, в отличие от тебя». Как же хотелось, чтобы эта циничная часть сейчас молчала, а не выкручивала внутренности и душу своими предположениями. Я гневно сбросила блин на стопку других и вылила остатки теста на сковороду. Вера прижала к новому блину кусочек масла, расплавила и присыпала сахарной пудрой. – Уже заканчиваем. – А голос-то дрожал, я сглотнула. «Все будет хорошо, – старалась дышать глубоко, чтобы развязался в груди тугой узел страха и обиды. – Попрошу у Лавентина моральную компенсацию, съезжу на эти деньги в отпуск, позажигаю с какими-нибудь туристами, восстановлю нервишки. И вообще, мама говорила, что ранние браки редко кончаются хорошо, что молодым погулять надо, что это только от переизбытка гормонов кажется, что Павлик – тот самый единственный и неповторимый». Щеку защекотала слеза, я поспешно стерла ее кулаком и, перевернув блин, выключила плиту. – А еще нам нужно молоко, – прошептала я. Все дрожало в мареве слез. В «холодильнике» звякнуло. – Вот и оно. Если Вера снова меня обнимет, я точно разрыдаюсь. – А что это такое? – послышался сбоку голос Лавентина. И мысли переключились, тугой комок внутри расслабился. Сморгнув слезы, я проследила за взглядом Лавентина и пояснила: – Блинный пирог. Хочешь попробовать? – Да. – Он почесал в затылке. – С удовольствием. Спасибо. – Садись. Сейчас молока налью и отрежу кусок. Вера, переставь пирог на стол, пожалуйста. В «холодильнике» меня ждал большой кувшин с биркой, исписанной непонятными закорючками. Наверное, здесь, как в ресторанах, помечали дату поступления продуктов. Пока переставляла кувшин на столешницу возле раковины и доставала посуду, Лавентин разглядывал блинный пирог в подтеках сладкого масла. Нарезая стопку блинов кусками и перекладывая их на тарелки, я вновь ощущала себя объектом исследования Лавентина. Изящным движением отрезав кусочек, он насадил его на вилку и разглядывал, а масло капало в тарелку. – Не отравлено, – улыбнулась я. Лизнув кусок пирога, Лавентин улыбнулся: – О, сладкое! Через минуту его тарелка была пуста. Причем кусочки он отрезал безупречно выверенными движениями ножа. Я только моргала удивленно. – Еще можно? – деловито спросил Лавентин. – Можно. Только в следующий раз прожевывай, а то такое чувство, что тебя неделю не кормили. – Я часто забываю поесть, – пожал плечами Лавентин. Наверное, все увлеченные исследователи такие. Я добавила ему две порции.