Представила. – А почему ты надпись убрала? – тихо спросил Лавентин. – Она неприличная. – А зачем писать на стене что-то неприличное? – Знаешь, я не писала, так что ответить не могу. Это покрытая мраком тайна за семью печатями. – О, семь печатей – надежная защита. Похоже, важная тайна. И так серьезно это сказал, что я улыбнулась. Потом вспомнила, что из-за этого альтернативно одаренного застряла здесь на год, и веселья убавилось. С работы уволиться придется. И еще договариваться, чтобы сразу отпустили, потому что визитами по паре часов я им как раз год положенные две недели отрабатывать буду. – Лавентин, – глухо позвала я. – Да? – Ты мне должен пять… нет, десять килограммов золота. – Рубинами можно? – А у тебя есть? – Да, отцу ими долг вернули, где-то в доме лежат, тебе надо только их призвать. А с золотом сложнее, его надо или монетами собирать, или в банке заказывать. – Ясно. – Я по-прежнему смотрела на стену, размышляя о том, какая я, наверное, дура: обживаться бы, Лавентина в оборот брать, а я думаю о том, как работу сохранить и домой вернуться, чтобы с неверным мужем развестись и отдохнуть на юге. – Послание от министра внутренних дел, – просипел привратный дух. – Что-то он зачастил с посланиями, – попыталась шуткой прогнать беспокойство, но не получилось. – Пропусти его. – А я все помню и все правильно делаю, – проворчал Лавентин. – И не моя вина, что гардеробная не открывается. На стене проступала двустворчатая резная дверь. Я улыбнулась: – Кажется, получается. – И это не библиотека, – вздохнул Лавентин. Двери в темную, полную зеркал и чехлов с одеждой комнату открылись одновременно с появлением незнакомого мужчины в черной униформе. В руках он держал очень объемистую коробку. – Министр передал это на случай, если у вас возникнут проблемы с гардеробной. – Благодарю, не возникли. – Церемонно кивнув, Лавентин добавил: – Верните это ему. Проводив взглядом посланника, мы одновременно развернулись к гардеробной. Под потолком разгорелись светильники. Чехлы соскользнули с многочисленных нарядов. У меня засосало под ложечкой. Это был мой оживший кошмар. Гардеробная была полна платьев. Вычурных, сверкающих, в рюшках, мехах, вышивках, все с пышными подолами и тугими корсажами. Умереть – не встать. Между ними притулились мужские костюмы. И многоэтажные парики. Я попятилась. – Ну что, приступим, – без особого энтузиазма предложил Лавентин и вошел туда. – Так, где-то тут должен быть мой костюм для официальных визитов ко двору… Так… – Он двинулся вдоль рядов с одеждой. Меня слегка замутило. Корсеты, от одного вида которых ныли ребра, и пышные платья с кринолинами. Зажмурилась, чтобы спрятаться от этой ужасающей пестроты. Кошмар, натурально оживший кошмар! Домой захотелось до слез. – Ага, вот он! Послышалось шуршание колесиков. Я открыла глаза. Лавентин подогнал на середину гардеробной манекен в зелено-голубом, шитом золотом костюме с широкими штанами типа шаровар, только на вид жесткими. На плечи манекена был наброшен трехъярусный бархатный плащ черного цвета с вышитыми серебром пробирками, ретортами и звездами. На голове манекена на полметра возвышался белый парик с буклями и заколками в виде реторт. – Что это за кошмар? – хватаясь за сердце, простонала я. – Официальный костюм члена Имперского научного собрания Алверии. Я в нем состою. – Сочувствую, – прошептала я, продолжая держаться за сердце, потому что оно норовило выпрыгнуть в предчувствии ужасного. – А тебе надо, наверное, платье для представления императорской семье. Так… – Лавентин почесал затылок. – Оно где-то тут. Платье. И здесь на меня пытаются натянуть платье. Это что, беда всех миров? Почему я не попала в тот, где платья не изобрели, а? Снова заскрипели колесики. Лавентин вывез из закромов манекен в белом платье с пышнейшей юбкой. Декольте у него было в форме окруженного рюшами сердца, шею закрывал воротник-стойка с очень широким воротом сверху, так что голова оказывалась на блюде из гофрированной ткани. Вместо парика манекен венчала диадема с белыми цветами. – Нет! – Я даже на собственную свадьбу платье без кринолина надела, а тут и подавно не стану над собой издеваться. – Но почему? – Лавентин сделал брови домиком. – Не ношу платья, – отчеканила я, а в ушах звучал мерзкий голос Павлика с его обвинениями в неженственности и предложением прогуляться и купить платье. Теперь у меня полно платьев, так бы все на него и напялила. – Надень, тебе пойдет, оно очень… – Лавентин помедлил, оглядывая белый ужас, – очень женственное. Ну все… – Слушай, ты, муж, я тебе нормальным русским языком… – А нет, это как раз под вопросом, каким языком. – Я тебе нормальным человеческим языком объяснила: я это не надену. Все. – Но мы будем при дворе, там этикет, правила. Вот засада! Я с ужасом воззрилась на платье моих кошмаров, причем в буквальном смысле: после похода по салонам свадебных платьев я примерно такое в страшных снах видела. Нет, должен быть выход. Правила, правила… – Это оформлено законодательным актом? – Я с трепетом ждала ответа. – Э-э-э… – Во взгляде Лавентина отразилось сомнение. – Нет. – Значит, я ничего не нарушаю. – Тебя не пустят в таком виде. – Ну и отлично! Все равно не хочу идти. Да нужен мне их дворец, я лучше по возвращении домой в Зимний еще раз съезжу! – В конце концов, если им очень надо – пустят, – распалялась я. – Или пусть оформляют соответствующий закон о запрете джинсов. И вообще, я сюда не напрашивалась, дипломатических отношений между нашими странами нет, так что ничего не знаю и не обязана ничего выполнять. – Почему бы не уступить ради одного визита? Я погрозила пальцем: – Э нет! Прогнусь раз – и придется всегда прогибаться. Уж лучше сразу обозначу свои позиции. К тому же они хотят познакомиться с инопланетянкой – вот пусть знакомятся со всеми прилагающимися в виде одежды. И с отсутствием знаний о местных манерах. – Мм, в чем-то ты, бесспорно, права… Только веди себя вежливо. – Разумеется. Я жить хочу – и не в тюрьме. Я даже согласна в пол смотреть и стыдливо молчать. Но только не платье. Чтоб Павлику пусто было, но больше я ради мужчины платье не надену, даже ради императора. И хочу, чтобы меня во дворец не пустили! – Но, понимаешь ли… – Лавентин отвел взгляд. – Ты выглядишь так, словно ты в нижнем белье. Я-то привык, а вот во дворце… М-да… Оглядела себя: – А что, у вас нижнее белье выглядит так? – Ну, э-э-э… – Лавентин уставился на мою грудь, затем перевел взгляд на бедра. – Может, ты чем-нибудь прикроешься – ну, слегка? Он помахал руками, словно закутывал меня в простыню. – Даже не знаю. – На мгновение я и впрямь почувствовала себя голой, потом посмотрела на Лавентина, и это ощущение исчезло. – А ты, значит, не как в нижнем белье, да? И то, что брючки тебя обтягивают в причинном месте, и жилеточка плотно к телу прилегает, – это не считается? – Я же мужчина, – искренне удивился этот представитель патриархального общества.