– И я еще считал его нелюбезным. Министр, как и всякий политик, часто был любезным. Просто Хлайкери не попадал в сферу его интересов. Спасательная химера застыла, ее ленты так сильно натянулись что, казалось, оторвутся. Я закусил губу. – Лавентин, перед печатью все написанное будет утверждаться Раввером, поэтому как длор длору скажи, что тут произошло. Я от любопытства изнемогаю весь. – У меня контракт. – Я подступил ближе к развалинам. От скрипа камней и хрусталя сжималось сердце. Хватит ли прочности лент? Удержит ли балка кирпичи над маминой камерой? – Пусть министр тебе продиктует, что писать. – Ох, ну что за длоры нынче пошли. Я же за вас радею, все хочу представить в лучшем виде, а вы… – Меньше знаешь – крепче спишь. – Подошедший сзади министр хмуро смотрел на обернувшегося Хлайкери. – Любопытство не порок, – отозвался тот. – Порок – нарушать только что заключенные договоренности. Я сказал, что печатать ты будешь информацию, которую предоставит мой секретарь. А здесь твое присутствие – лишь видимость деятельности. – Вот я и создаю видимость, – вскинул руки Хлайкери. – Уверен, многие заметят мое позорное изгнание и охотнее поверят материалу. Особенно если ты не поскупишься на факты. – Для создания видимости беседы ты мог говорить о погоде. А сейчас уходи, дальнейшее – юрисдикция особого отдела. Несколько секунд Хлайкери, сощурившись, смотрел на него. Натянуто улыбнулся, кивнул и зашагал прочь. Черные перья нервно вздрагивали на ветру. Хлайкери несколько раз оборачивался и, провожаемый строгим взглядом министра, вышел за кордон полицейских, залез в один из кебов. Спасательная химера продвинулась еще на несколько шагов, над деревянной рамой появился край стазис-камеры жены. Потирая ноющие ребра, я спросил: – Не боишься, что злоумышленники попытаются избавиться от свидетелей? – Именно потому, что этого боюсь, я до сих пор здесь. – Министр снял со спрятанного под рукавом родового браслета серебристую подвеску в виде глаза. Едва шарик упал на землю, мое сердце дрогнуло от всплеска темной родовой магии министра. Стазис-камера жены наполовину показалась из завала, и внутри нее все было черным от только что наложенного заклятия. – Сколько времени продлится маскировка? – Я подавил желание растереть грудь, чтобы избавиться от неприятного ощущения, и это напряжение отозвалось болью в ребрах и ключице. Министр покосился на меня, будто решая, выдавать ли тайну своей магии, но понял, что я и так время сосчитаю. – Сорок две минуты. – Всех вытащить не успеют. – Сколько успеют. Стазис-камера жены наконец целиком показалась на поверхности. Химера распутала ленты. Солдаты, повинуясь приказам командира, подхватили камеру и понесли вниз, к подводе. Нога идущего впереди солдата провалилась между камней, камера накренилась. Я метнулся на помощь, но спасательная химера обвила хрустальный короб лентами, и падение прекратилось. Только когда черную от магии министра, оплавленную и пыльную стазис-камеру опустили на подводу, я с облегчением выдохнул. Спасательная химера уже устроилась на раме и шарила внутри завала спинными лентами. – Надо ей глаза сделать. – Я посмотрел на министра. – Почему я не подумал снабдить ее глазами на эластичных щупальцах? У него стало какое-то странное выражение лица. Я попытался объяснить ход своих мыслей: – Ну смотри, когда надо просто живое существо достать откуда-то, ленты, конечно, даже отдельно от химеры с этим справятся. Но сейчас и участие ее сознания в работе не гарантирует положительного результата, ведь она не видит, что там внизу, ей приходится судить лишь по притупленному осязанию. Ей там нужны глаза. Но на лентах их располагать нельзя – помешают работе. Значит, надо сделать щупальца с глазами, чтобы они могли проникать в труднодоступные места и… – Лавентин, твоя животина используется для извлечения всяких застрявших не к месту идиотов и поиска утопленников. Глаза на щупальцах ей не нужны. – Но… – Она и так прекрасно работает. – За свой счет их приделаю. – Прежде чем что-то куда-то приделывать ты должен кое-что снять, – процедил министр, но я так задумался о проблемах соединения зрительных окончаний и обучения химеры с динамичными глазами пространственному восприятию, что не сообразил, о чем он, и рассеянно поинтересовался: – Что снять? Министр шумно втянул воздух. И выражение глаз такое, словно хотел меня придушить. – А-а-а, браслет снять, – сообразил я. Он надвинулся на меня и грозно спросил: – Ты этой проблемой занимаешься? Хотя бы немного? – Я с духом родовым проконсультировался. – Отлично. А что еще ты сделал? Да ничего, я и у духа-то спросил мимоходом. Но об этом, наверное, лучше не говорить. – Мама… – Очень надеюсь, что теперь, когда она найдена, ты вплотную займешься моей проблемой. – А убийство Какики? Разве это не приоритетное дело? Его губы дрогнули, взгляд изменился. – Да, с убийством надо разобраться скорее, – выдавил министр. – Мне кажется, мамины похитители имеют к этому отношение. И нападавшие на Сарсанну. Их допросили? – Нет. – Министр перевел взгляд на спасательную химеру, натужно тащившую стазис-камеру мамы. – Почему? – Они исчезли из больницы. Или вовсе туда не доехали. До сих пор разобраться не можем. – А полицейский, который должен был сообщить о том, что мы идем по следу похитителей? – Только что спрашивал. Никто ни о чем подобном не предупреждал. Я велел допросить тех, кто остался у твоего дома. – А второй полицейский? Он же ехал с нами. – Я огляделся по сторонам. – Это ведь он рассказал, что с нами случилось? – Его завалило. Не насмерть, но, когда его отправляли в госпиталь, он был без сознания. И прогнозы не слишком благоприятные. О твоем участии в этом деле полицейские узнали от свидетелей и сообщили мне. Стазис-камера мамы со скрежетом проехалась по раме и кирпичам. Магический узор проступал на хрустале красными линиями, сигнализируя о критическом состоянии. Штатно вывести маму из стазиса не получится. И вероятность сохранения последних перед засыпанием воспоминаний ничтожно мала. – Вот ведь… – Министр вздохнул. – Надеюсь, у других дела обстоят лучше, – тихо произнес я. – Не думаю. Нам в этом деле катастрофически не везет. Какая-то беспросветная черная полоса. – Прорвемся. Министр неопределенно хмыкнул. Камеру мамы спускали к подводе, на которой ждала пробуждения жена. Я обернулся к министру: – Новые камеры уже привезли? – Скоро будут. Передернув плечами, он покосился в сторону. Я взглянул туда же: Хлайкери пробрался на оцепленную территорию и наблюдал за нами из-за палатки. – И как ему это удается? – раздраженно произнес министр. – Везде пролезает. Не удивлюсь, если однажды во время секретного совещания обнаружу его под столом. – У вас там магическая защита, а он магией принципиально не пользуется. – Это он так говорит. Но, судя по «Горячим новостям», Хлайкери любитель приукрасить действительность. – Может быть. Но у вас надежная защита на кабинетах для секретных совещаний, я и старую-то три недели взломать не мог, а он… – Лавентин! На нас уставились солдаты и офицеры, даже спасательная химера. Схватив меня за покрывало, министр полушепотом процедил: – Зачем ты взламывал кабинет для секретных совещаний? Язык мой – враг мой. Когда я это запомню?