– …Вообразите жизнь, когда не надо упрашивать супругу изменить цвет обоев в вашем кабинете на тот, который нравится вам, а не ей… Особенно мучился глава собрания, он же министр науки и новых технологий. У него был неудачный брак, и обои в кабинете розовые, хотя он этот цвет ненавидел. И ведь не повлияешь особо: магией на жену не подействуешь, физически тоже – никому не хочется удар магии от браслета получить. И на стороне никого не наймешь – чревато. А я все говорил, говорил, наслаждаясь зрелищем багровеющих лиц. Остановился с мечтательным видом: – О, этот дивный вкус свободы! Если бы вы только знали, как это прекрасно: быть единовластным хозяином в собственном доме! Быть главой самому себе, не обремененным отношениями, свободным в выборе женщин… Вы только представьте: я первый в истории настоящий глава рода без жены! Проникновенную речь наглым образом прервал стук в дверь. Заглянувший секретарь уставился на меня круглыми от изумления глазами: – Простите, что прервал. Тут явились полицейские. Говорят, ваша жена задержана за бродяжничество. Глава 4 В животе снова заурчало, но к лежавшим на столе пирожным не притронулась: а ну как отравят или усыпят? Девочка тоже на сладости лишь косилась с подозрением, хотя, выслушав полицейских, сама повела меня к их кебу. В участке нас проводили в кабинет к лысеющему грозному дядьке в синем мундире – ну прямо генерал, только без эполет, а с нашивками на рукавах. Тот изумленно меня оглядел. Слушая отчет сопровождающих, он краснел, бледнел, снова краснел. Универсальным жестом обалдения от чужой глупости прикрыл лицо рукой. А потом расплылся в заискивающей улыбке, разлился курлыканьем. Открыл дверь в соседнюю комнату с диваном, шторками и цветком на окне, шкафом с книгами и столиком. С легким поклоном предложил войти. На мягком диване сразу захотелось спать, но я держалась: рано расслабляться, я еще не гражданка этого государства (или подданная, подозреваю, тут скорее монархия) и даже не официально оформленная эмигрантка, поэтому по бумагам меня как бы нет, закопают на пустыре – и искать никто не станет. «Генерал» куда-то делся, полицейские приходили глазеть на меня в открытую дверь. Некоторые пытались угодить: пирожные там, какие-то напитки. Все с улыбками, вежливо-вежливо. И вообще вели себя так, словно меня побаивались. Девочке платье синее принесли. В ее глазах заблестели слезы, но на предложение переодеться она только мотала головой и крепче меня обнимала, очень расстроив добывшего платье старенького полицейского. Мне двое молодых и симпатичных презентовали розовый плащ с черными кружевами на капюшоне и рукавах (я чуть не прослезилась от ужаса). Влажная, но не холодившая одежда не настолько меня раздражала, чтобы надеть этот кошмар. Хотя отказываться от подарка не стала, вдруг убегать придется, а его можно обменять на что-нибудь или накинуть для маскировки. Затем началась суета, и зеваки разбежались. Послышались решительные, даже грозные шаги, разительно отличавшиеся от крадущихся пошаркиваний полицейских, и в комнату влетел брюнет. Застыл, ошарашенно меня разглядывая. Я тоже смотрела на него. Молодой, симпатичный, только бледный очень, с волосами до плеч, губы чувственные, большие серые, с зеленцой глаза – если они не от удивления так выпучились. Брови, широкие у переносицы и изящно сходившие на нет к вискам, наводили на мысль, что он их выщипывает. И руки ухоженные, ногти блестят. Одет он был опять же в стиле денди девятнадцатого века, в темный костюм, подчеркивающий ширину его плеч и узость талии. В общем, джентльмен. Только без трости. Безумно глядя на мой браслет, он взъерошил пятерней волосы – и я его узнала! Это же тот лохматый идиот, который на меня эту штуку напялил! И никакого мелирования у него не было. Идиот посмотрел на мои волосы. Снова уставился на браслет. Расслабившаяся было девочка крепче в меня вцепилась. Мне тоже от такого взгляда стало не по себе: а вдруг это все же маньяк? Хотя выглядел он скорее испуганным, чем грозным. Может, полицейские раскусили его маньячный план? Брюнет задумчиво обхватил ладонью подбородок вместе с губами и, не отрывая от меня взгляда, прошелся из стороны в сторону. Что-то тявкнул и сделал несколько шагов. Присел на корточки, разглядывая меня снизу. В дверном проеме появился хозяин кабинета, что-то замявкал. Вставший брюнет внимательно его слушал. Я разобрала только многократно упоминание Дрели, дрелек, несколько раз «генерал» признался: «писи мы, писи мы». Помахал рукой, и в комнату прошел бледный полицейский, который возле рынка схватил меня за браслет (рука висела на перевязи). На этот раз череда «писи мы» участилась. Неужели у них полицейские называются «писимы»? Но как-то было не смешно: похоже, на меня жаловались. Брюнет схватился за голову, сильнее взлохмачивая волосы. Алкаш несчастный, чтоб тебя похмелье тяжелое мучило! Травмированный полицейский жалобно-жалобно запричитал. «Генерал» временами вставлял пару слов. Замахав руками, брюнет указал на меня и потявкал. Это типа я во всем виновата? А не он, навесивший на меня эту опасную штуку! Кстати говоря, а у меня рука не отсохнет? С опаской уставилась на браслет. Обреченно вздохнув, брюнет что-то мявкнул и указал мне на дверь. Кажется, меня возвращали маньяку. Маньяк при этом выглядел очень несчастным, словно его приговорили к чему-то страшному. Ну а я что? Зачем портить жизнь какому-то маньяку? Я, наверное, лучше в участке останусь: тут все добрые, пирожными угощают, меня побаиваются… Может, помогут оформить визу. В животе пронзительно заурчало. Брюнет вскинул брови. Ну заурчало, и что? Я только благодаря доброте торговца пирожками не лежу сейчас в голодном обмороке. Брюнет протянул мне руку. Все равно не пойду. Наоборот, глубже в угол дивана забилась и упрямо вскинула подбородок. Брюнет затявкал и замявкал, тоже что-то о дрелях заговорил, о бабах или баобабах. – Не понимаю, – процедила я. Почесав голову, брюнет подтянул левый рукав, демонстрируя браслет, как у меня. Но это же не повод идти куда-то с незнакомым мужчиной! Даже если этот мужчина мне что-то насильно подарил. Он, похоже, считал иначе: указывал на дверь, что-то говорил, тряс браслетом. Посмотрела на его руку, на свою… Ну да, одинаковые узоры на побрякушках. Взгляд скользнул с моего браслета на золотой ободок обручального кольца. А кольца у супругов тоже одинаковые. И тут меня прошиб пот – а до колец ведь брачные браслеты использовали! – Нет-нет-нет! – Я приподнялась. Обнимавшая меня девочка висела на шее, и я рухнула на сиденье, переводила взгляд с моего браслета на браслет брюнета, туда и обратно, туда и обратно. Посмотрела на его лицо. Неужели он мой муж по местным законам? Он, тряся рукой с браслетом, закивал. А может, даже не муж: вдруг эти браслеты означают, что я его рабыня? Да что же мне так не везет-то? Хозяин кабинета жестами предлагал мне следовать за брюнетом и заискивающе улыбался. Раненый полицейский тоже указывал на брюнета, всем своим видом предлагая идти за ним. Сбагривают. Брюнет тоже поочередно показывал на себя и на дверь. А выглядел он отнюдь не хрупко, даже наоборот. От такого трудно отбиваться. К тому же, судя по всему, в моем появлении здесь (где бы это безумное «здесь» ни находилось) виноват этот гаденыш. Посмотрела ему в глаза: добрые. Натурально такие добрые-добрые. И печальные. И испуганные немного. В общем, глаза человека, который вроде не обидит. Но, судя по моей семейной ситуации, в людях я разбиралась плохо, так что верить этому сомнительному типу с добрыми глазками не стоило. У «генерала» начал нервно дергаться уголок растянутого в улыбку рта. Брюнет снова указал на свой браслет, на мой и двумя пальцами изобразил шагающего к двери человечка. Вообще странная ситуация: здесь много мужчин, а меня, явно не понимающую языка и упирающуюся, дружно уговаривают. Не уводят под белы рученьки, не лупят дубинкой по голове, не перекидывают через плечо и не тащат в пещеру, а уговаривают. Может, иначе не могут? Посмотрела на перевязанную руку полицейского, на свой браслет, на натянутые улыбки его и «генерала», на брюнета-идиота, самозабвенно повторявшего шагания человечка из пальцев к двери… Похоже, в действиях они как-то ограничены. Но ведь меня до этого свободно хватали и дергали. А прикосновение к моему браслету закончилось травмой. Получается, этот браслет что-то вроде электрошокера или перцового баллончика? И эти уговаривальщики боятся, что я их браслетом припечатаю? От сгустков огня и зеленого света я тоже вроде защищена, так что… Наверное, можно и пойти с этим альтернативно одаренным владельцем похожего браслета. Вдруг домой вернет. Хотела встать с девочкой на руках, но почувствовала, насколько устала и расслабилась, сидя на мягком теплом диване. Подтолкнула ее, чтобы слезла с колен. Девочка вцепилась в меня и заскулила. Сердце оборвалось. Быстро стала гладить ее по спутанным волосам. Похоже, придется нести. Крякнула от напряжения, но встала. Девчонка обхватила меня ногами, как коала. Стоило шагнуть к двери, как брюнет указал на девочку и недоуменно вскинул брови. Затем изобразил руками, будто что-то берет и передает это «генералу». Тот закатил глаза и поджал губы. Крепче прижала девочку к себе и повернулась, как бы защищая ее от брюнета. Грозно нахмурила брови и вообще сделала зверское лицо. Ну а что делать, если руки заняты и кулак не покажешь? Вздохнув, брюнет схватился за голову и, махнув рукой на дверь, вышел первым. На дрожащих от усталости и напряжения ногах я отправилась следом за ним. Провожало нас, наверное, все отделение полиции. Моделей на подиуме не разглядывают с таким вниманием, с каким пялились на меня, идущую в мятой влажной одежде, растрепанную, измотанную и с грязной девочкой в лохмотьях. К счастью, девочка сообразила, что я ее не бросаю, и возле лестницы сползла с меня, взяла за руку. Иначе мы рисковали скатиться вниз кубарем. Брюнет шел не оглядываясь. В самой его походке чувствовалась какая-то обреченность. На первом этаже, в отделанном мореным деревом холле, он развернулся (меня поразила мертвенная бледность его лица) и о чем-то переговорил с провожавшим нас «генералом». Тот покачал головой и развел руками. Полицейские с незаметностью мамонтов выстраивались вдоль стен, теснились, толкали друг друга, шептались. Девочка жалась к моим ногам. Брюнет так и стоял посередине холла, будто передумал меня забирать. А я уже настроилась на еду и ванну… И поспать бы. А лучше – домой. Тяжко-тяжко вздохнув, брюнет дернул головой, вновь приглашая следовать за ним, и подошел к двустворчатым дверям. Распахнул. Я в первый миг подумала, что неправильно запомнила положение выхода и это не та дверь, через которую меня привели. Потом сообразила, что просто не узнала площадь перед полицейским участком из-за заполнявших ее экипажей, запряженных диковинной живностью: огромные динозавры и восьмерка мелких клыкастых динозавров, и существо, будто собранное из камней, и бык из заключенного в стеклянную оболочку пламени, и облако, и нечто из плетеной соломы. Но более всех выделялась жуткая тварь, которую я имела сомнительное удовольствие видеть на мосту: коричневая, в черных разводах хрень метра четыре в холке, на шести лапах, вся утыканная рогами (рога торчали даже на заднице), с тремя хвостами (конечно, и на концах хвостов рога, то есть шипы). Тело твари покрывали пупырчатые чешуйки, их цвет делал ее похожей то ли на рогатую родинку, то ли на кучу не до конца переваренных репейников. Это пялилось на меня восьмью круглыми темными глазками – и ладно бы они в разные стороны смотрели, понятен был бы их функционал, а так все вперед направлены. В общем, если такое ночью увидишь, можно ненароком и обмочиться. Оторвав взгляд от чудища, я поняла, что все пассажиры экипажей, в основном почтенного возраста мужчины, смотрели на меня.