— Глупости, какие полеты, Тата? — Ты талантище. Я же знаю. А все редактируешь чужую чепуху в этом глупом глянце. Пора вылетать из теплого розового гнездышка. Ты же можешь и сама. Я твой блог, кстати читаю. — Правда? — смутилась Людмила. — Да ну, глупости. — Люсик, вечно ты себя недооцениваешь, — нахмурилась Тата. — Не зли меня. Ты знаешь, это чревато. — А ты меня перехваливаешь. Тата звонко чмокнула Людмилу в щеку. — Ну что, вызывай мне такси. Поеду в гостиницу. Тебе завтра трудиться, и у меня с десяток встреч с молодыми талантливыми авторами. Людмила вздохнула. И вдруг прижалась к теплой, мягкой груди подруги. — Как же я тебе рада! Такси приехало как назло слишком быстро. Людмиле казалось, что драгоценные мгновения рядом с Татой утекают как песчинки. Их было так нестерпимо жаль. Уже в коридоре — обувшись, одевшись и тщательно расправляя на себе модную шаль, Тата сказала: — Вот что, Люсик. Не позволяй Русу тобой командовать. Ты красивая, сильная и талантливая. Слышишь? — Слышу, — всхлипнула Людмила. Закрыв за подругой дверь, она еще долго смотрела в окно, пока дрожащие, раздробленные стекающими по стеклу дождевыми каплями огоньки такси не растворились в мокрой темноте октябрьской ночи. Зябко поежилась. И вдруг почувствовала себя потерянной, одинокой и беззащитной. Следующие два дня Людмила безуспешно пыталась хотя бы набросать план для первого выпуска «Клуба «Разбитых Сердец». Встреча с Татой всколыхнула в душе что-то давно забытое, теплое, и это ощущение никак не хотело уступать место тревоге, что поселилась внутри после знакомства с доктором Шталем. Людмиле казалось, что пока Тата здесь, рядом, ничего плохого в ее жизни произойти просто не может. В среду они гуляли вместе по Дворцовой, спорили, в каком месте Людмила сломала каблук на брусчатке, отсчитывали шаги от Царских ворот, сбивались, хохотали. Задрав голову, смотрели, как торжественно плывет в подбитом свинцом небе золотой Ангел, сияя в робких солнечных лучах, внезапно пробившихся сквозь войлок облаков. Отправились на Фонтанку бросать монетки на постамент Чижика-Пыжика и вспоминали, как Руслан в день свадьбы только с третьей попытки смог чокнуться с Чижиком: одна рюмка сорвалась с веревочки, вторая — разбилась о бронзовый клюв. Сидели в сквере у Ростральных колонн, пока не застыли пальцы от ледяного ветра. Потом пили кофе с пирожными в «Севере» на Невском и вздыхали, что эклеры и корзиночки уже совсем не те. Тата много и громко говорила, и Людмиле вдруг захотелось рассказать подруге про доктора, про его странную подружку, про свой жуткий сон. Но это было так глупо… В четверг утром Тата улетела в сказочную Прагу, отправив Людмиле из аэропорта смску с кучей улыбающихся смайликов. А Людмила осталась в октябрьском, выстуженном ветрами Питере. Шталь появился в редакции ровно в три. Подтянутый, строгий, в дорогом кашемировом пальто, с серым шелковым шарфом. Вошел, сдержанно улыбнулся. — Здравствуйте, Людмила. Очень рад снова с вами встретиться. Снял тонкие лайковые перчатки, протянул руку. Людмила подала свою и едва сдержалась, чтобы не вздрогнуть от прикосновения прохладных жестких пальцев. — Здравствуйте, доктор. Прошу. Людмила указала ему на стул, приставленный к столу, но оглядевшись, Шталь предпочел немного потертое, но уютное кресло в углу, притулившееся к шкафу с аккуратно расставленными папками, фарфоровыми фигурками и фотографиями. — Уж простите старика, — лукаво усмехнулся он, — так мне будет удобнее. Слово «старик» совершенно не вязалось с его внешностью. Но вызвало у Людмилы холодные мурашки, опять напомнив о сне. — Кофе, чай? — спросила вежливо Людмила. — Пожалуй, чай, — согласился Шталь. — Без сахара. Людмила встала, чтобы включить чайник, и неловко задев, сбросила со стола бумаги. Покраснела и начала лихорадочно собирать разлетевшиеся по кабинету листки. Шталь молча смотрел на то, как она ползает по полу, даже не пытаясь помочь. Подняла глаза и застыла, пойманная как букашка в каплю меда, его прищуренным, оценивающим взглядом. Людмиле стало совсем не по себе… Наконец, собрав бумаги, она аккуратной стопкой сложила их на столе, включила чайник и достала кружки. Тщательно протерла их полотенцем. — Простите, — сказала Людмила хрипло, — у меня не столь изысканный выбор чая. В пакетиках. Но неплохой, «Базилюр», «Осенний». — Подойдет, — ответил доктор и снисходительно улыбнулся. Неловкое молчание нарушал только шум закипающего электрочайника. Людмила не могла подобрать слов для начала разговора, а Шталь, казалось, намеренно молчал, чтобы вызвать еще большее смущение. Наконец, чайник закипел, Людмила разлила кипяток в две чашки, положила пакетики с чаем. Поставила одну чашку перед доктором на крошечный столик, втиснутый между стеной и креслом. Теплый насыщенный запах кленового сиропа и каких-то немного пряных трав чуть разрядил напряжение. Погрев пальцы о кружку, Людмила, наконец, взяла себя в руки. — В общих чертах та рубрика, над которой мы будем работать, выглядит как клуб психологической помощи. Для первого выпуска придется написать письма от имени читательниц, но в дальнейшем, я думаю, будут приходить и реальные. Может у вас есть какие-то интересные истории из практики? Доктор еще немного помолчал, выдерживая паузу. Потом отхлебнул чая, поставил кружку. — Думаю, найдутся. Тема, я так понимаю, приблизительно та же. Как склеить разбитое сердце? Штампованная, избитая фраза прозвучала насмешкой. Людмила поморщилась. — Только нужно подобрать нестандартные, интересные ситуации. Почти у всех наших конкурентов есть подобные рубрики. Мы должны сделать так, чтобы наша стала открытием. Да и вам будет полезной популярность. — К популярности я не стремлюсь, — скромно ответил Шталь. — Клиентов у меня достаточно. Но совершенству нет предела. А еще… Он снова сделал многозначительную паузу. Людмила слушала, как тикают настенные часы, а из-за окна в кабинет пробивается шум улицы.