– А давайте снова готовить! – предложила она. Конечно, все это было навязчиво и бесцеремонно. Неприятное чувство подсказывало, что чем больше я буду позволять, тем наглее на мне примутся ездить. У меня вообще-то много работы. Но пока я искала повод отказаться, вышел Эд с телефоном в руке. Вид у него был ошарашенный. – Звонил бойфренд Давины. Ее забрали в больницу с приступом астмы, спровоцированным лилиями. – Как она? – Сейчас уже нормально, но все могло обернуться очень скверно. К своему стыду, я ощутила сожаление одновременно с облегчением. И сразу с привычной юридической въедливостью перешла в наступление: – Ты обязан был предупредить, что у нее аллергия на пыльцу, прежде чем я поставила на стол вазу с цветами! Кому и знать, как не тебе! Эд пожал плечами: – Совершенно об этом забыл, пока она не зачихала. Близость прошлой ночи стремительно исчезала. Мы вдруг спохватились, что рядом прыгает маленькая девочка, а Франческа нетерпеливо мнется в дверях. – Мама Карлы сегодня снова выходит на работу, – тихо сказала я. Эд кивнул, и в его глазах тоже мелькнуло облегчение. Нам требовалось переключиться друг с друга, и нельзя было придумать ничего лучше, чем малышка с черными кудрями и густыми бровями. Снова можно было поиграть в папу и маму. – Все нормально, – сказал Эд, повернувшись к Франческе. – Рады помочь. Карла хлопот не доставляет. Никакого беспокойства. Глава 12. Карла – Можно я вылижу миску? Пожалуйста, ну пожалуйста! – просила Карла, поднеся ко рту деревянную ложку с вкусно пахнущей смесью яйца, муки, масла и сахара. Мама никогда не позволяла ей пробовать, пока не будет готово, но что-то подсказывало Карле, что Лили уговорить можно. Иногда мы сразу угадываем верную линию поведения с человеком. – Ну пожалуйста-а-а-а-а! – Конечно. – Лили стояла в розово-белом, в горошек, фартуке. – Мы с братом всегда так делали. – М-м-м! Вкусно! – Не так много, затошнит! – Лили мягко придержала руку Карлы. Карла надула губы, как делала мама, если Ларри говорил, что снова может опоздать. Но затем вспомнила, что иногда это Ларри раздражало. Лили она раздражать не хотела. – А как зовут вашего брата? – спросила девочка в надежде сменить тему. Лили промолчала, ставя пирог в духовку. Карла чувствовала появившееся напряжение, как ритмичное потрескивание, словно иглу звукоснимателя поставили на пластинку, а музыка еще не началась. Эд, сидевший по-турецки на полу с альбомом, отложил уголь для рисования. Лили долго возилась у духовки, выравнивая пирог, а когда повернулась к столу, лицо у нее было красным, будто раскаленным. – Его звали Дэниэл. Карла знала этот монотонный голос. Он появлялся у мамы, когда она говорила что-то важное, но не желала, чтобы начались расспросы. «Твой дедушка не хочет меня больше видеть» или «Возможно, когда-нибудь ты вернешься в Италию одна. Бабушка будет рада с тобой познакомиться». Английский язык очень странный, но Карла, при всей своей ненависти к школе, весьма внимательно относилась к грамматике. Грамматика ей нравилась. Это как стихи или колыбельные, которые мама пела ей на итальянском. Сейчас они проходят времена – настоящее, прошедшее, будущее. «Она идет по улице, он шел по улице». «Моего брата зовут Дэниэл, моего брата звали Дэниэл». Значит, брат Лили сменил имя. В школе они читали рассказ о человеке, который так поступил. – А как его теперь зовут? Эд снова быстро заскрипел углем по бумаге. Лили отвернулась к духовке и сказала неожиданно сердито: – Я не хочу о нем больше говорить. У Карлы пересохло во рту. Сладость масла, муки и сахара пропала. Одновременно по телу пробежал трепет острого любопытства, как бывает, когда случается что-то плохое, но не с тобой. – Его кто-то обидел? – В памяти Карлы живо возник бедный Чарли с распоротым мехом и написанное с ошибкой слово «Варовка». – По-моему, на сегодня хватит вопросов. – Эд встал. – Поди сюда, Карла, посмотри. Что скажешь? Девочка на листе выглядела совсем как Карла! Она поднимала ложку со смесью для пирога к губам, и ее глаза сияли. Но в то же время в ее облике было что-то печальное. Как Эд понял, что в глубине души Карла до сих пор скорбит по Чарли? Его заместитель пах не так, как Чарли. И не любил ее так, как настоящий Чарли, Карла это чувствовала. – А где Лили? Почему ее нет на рисунке? Смех, донесшийся от плиты, прозвучал ниже обычного. Лили всегда смеялась серебристо, как колокольчик. – Не обращай внимания, Карла, я уже привыкла. Карле стало неловко. Мама так говорила, когда Ларри опаздывал или вообще не приходил: «Я уже привыкла. Я прекрасно знаю, что на первом месте у тебя жена. Обо мне не волнуйся». – Прекрати, – повысил голос Эд. – Не перед ребенком же! – Я не ребенок, – начала Карла, но Эд сунул рисунок ей в руки: – Оставь себе, если хочешь. Правда? Это ей? Карла положит его в особую коробку, где уже лежит первый набросок. Значит, она Эду правда нравится? – Отчего же нет? Так будет лучше, чем держать его здесь. Моя дорогая жена может и к нему приревновать. – Ты же вроде сам сказал: «Не перед ребенком!» Лили сердито мыла посуду – мыльные брызги летели во все стороны. Один попал Карле на туфлю. Туфли уже стали малы, но деньги маме заплатят только в следующем месяце. «Я не могу просить у Ларри больше», – сказала она. Зато Карла могла. После того как она застала Ларри с красногубой тетей, в девочке крепла уверенность, что теперь она сможет попросить у Ларри очень многое. Новый Чарли – это только начало. – А давайте пойдем гулять? – попросила она, взяв Эда за руку левой рукой, а Лили – правой. И добавила то, что слышала через стенку, когда мама танцевала с Ларри: – Очень большое пожалуйста! До конца дня Карла получила в подарок еще пять рисунков: Карла в парке на качелях, Карла кормит уток, Карла бегает, Карла думает, подперев подбородок рукой, Карла ест купленный Лили десерт «Слава Никербокера»[11] с густым клубничным сиропом. – А почему ты Лили не рисуешь? – спросила она Эда. И сразу поняла, что зря не промолчала. Но она ведь только хотела узнать, отчего та рассердилась. У Лили вырвался странный смешок: – Потому что я недостойна быть запечатленной на бумаге. Эд ничего не ответил, но когда в следующее воскресенье Карла снова пришла к ним в гости, у стены стояла новая картина: Лили выглядывает из окна. Она была совсем как живая, словно вот-вот шагнет с листа в комнату. В тот момент Карла поняла: мама ошибается. Пусть Лили другая, но она все равно красивая. Добрая. И любящая. Сердце Карлы переполняли эмоции. Она ее так любит! – Как прекрасно! – выдохнула она. Эд был польщен, как, очевидно, и Лили. Они обнялись, и вид у них был гораздо счастливее, чем в прошлый раз. От этого на душе у Карлы тоже стало хорошо. Если бы не воскресенья, ей бы не выдержать долгой недели. Понедельник, вторник, среда… Мама уже не подсовывала записок под дверь: по молчаливому соглашению, по «дням Господним» Карла шла к Эду и Лили, а мама отправлялась на работу. – Скоро, – пообещал Эд, когда Карла вдоволь налюбовалась портретом Лили. – Скоро я тебя снова нарисую, но сейчас мне нужно идти. – Вот как? – подняла голову Лили. – Куда? Эд пожал плечами: – Просто выйду пройдусь. Наберусь вдохновения. Карла не возражала против того, чтобы Эд ушел. Ее любимицей была Лили. У Лили всегда находилось для нее время – она не рисовала, уткнувшись в альбом, даже во время прогулок. Но сегодня и Лили оказалась занята. – Мне нужно поработать кое с какими документами, – сказала она. – А ты почитай немножко! Карла выпятила нижнюю губу (обычно этого хватало, чтобы настоять на своем). – Я книжку дома оставила! – А ключ у тебя имеется?