Карла висла на маминой руке и тянула ее назад, подальше от автобусной остановки. Подальше от того, что приведет ее в школу. Подальше от издевательских взглядов и насмешек, от которых Карла казалась самой себе еще глупее. А тут еще новый Чарли упорно молчал. – Поторопись. – Мамин голос звучал на высоких нотах. Так бывало, когда она готовилась запеть или едва сдерживала истерику (сегодня – явно последнее). – А то мы опоздаем. При этих словах из-за угла показался автобус. – Вон автобус! – Прекрасное мамино лицо стало старым из-за тревожных морщин. – Быстро! Карла неохотно зашаркала по тротуару. Шарк, шарк по размокшим опавшим листьям черными кожаными туфельками, за которые заплатил Ларри. Выходные без Лили и Эда прошли скучно. – Нельзя же ходить к ним каждое воскресенье, – сказала мама, будто и не сама все это устраивала. Карла прекрасно понимала настоящую причину: она застала маму и Ларри дома, когда маме полагалось быть на работе. Мама чувствовала себя виноватой. Сначала это казалось удачным стечением обстоятельств, потому что можно было заставить маму сделать то, что она, Карла, хочет. Но потом все стало плохо, потому что мама отменила воскресенья у Лили. Они больше не будут вместе печь пироги, и Карле не достанется вылизывать миску, не будут делать человечков из каштанов и булавок и помпоны из шерстяной пряжи, как Лили научили еще в детстве. Не сидеть больше Карле перед Эдом, упиваясь собственной исключительностью, не бегать в парке и не качаться, схватившись одной рукой за руку Эда, а другой – Лили. Остается только сидеть дома с мамой и ждать Ларри, хотя в прошлое воскресенье он вообще не пришел, а они специально для него сделали лазанью. – Залезай. – Мамин голос стал спокойнее: они все-таки успели на автобус. Карла забралась по ступенькам и уселась на обычное место впереди. С недавних пор Лили с ними не ездила. – Мне теперь надо раньше выезжать на работу, – объяснила она. Зато на остановке напротив стоял Эд, увлеченно рисуя что-то в альбоме. Может, он опять рисует ее? Карла неистово забарабанила по стеклу. – Карла! – В голосе мамы слышалось раздражение. – Я запретила тебе так делать! Но Эд услышал и помахал ей альбомом. На душе у Карлы стало теплее. Эд ее любит! Она угадывала это по тому, как он рассматривал каждую черточку ее лица. Иногда он позволял ей посмотреть рисунки. Он сделал ее густые брови красивыми. Вот бы другие дети в школе тоже увидели в них красоту! Тогда не вели бы себя так отвратительно. Автобус отъехал, Эд остался стоять на остановке. Карла почувствовала пустоту внутри. – Не хочешь поднять своего Чарли? – сказала мама, указывая на грязный пол автобуса, усыпанный конфетными фантиками. Оброненный Чарли лежал рядом с пустой жестянкой. – Он не Чарли, а просто гусеница, – сказала Карла таким тоном, как говорили другие дети в классе, если ей случалось сказать что-то глупое. Мама очень удивилась: – Ты же его так любила! Как прежнего Чарли, хотела сказать Карла, которого она взяла у школьного хулигана и которого так жестоко зарезала та противная девчонка. Но Карла промолчала. Чарли, которого купил Ларри, пах иначе, был слишком молчаливым и не слушал ее секретов. – Вот и приехали! – бодро сказала мама, когда впереди показалась школа. Словно ей не терпелось избавиться от Карлы, чтобы пойти на работу, смеяться, приятно пахнуть и увидеться, если получится, с Ларри за ланчем. Карла смотрела через стекло, как ученики синей рекой текут в школьные ворота. У мальчишек лица были, как твердые орехи. Девчонки скалили на нее зубы, как крысы. – Пожалуйста, Карла! Пожалуйста! – Мама тянула Карлу вниз по ступенькам автобуса. Чарли, зажатый под мышкой, не сопротивлялся. – Я пойду, только если ты попросишь Лили взять меня на воскресенье. Глаза матери сверкнули. – Ты хочешь пойти к чужим людям, вместо того чтобы побыть с родной матерью? – Они не чужие, они мои друзья. Я хочу к ним так же, как ты хочешь к Ларри. – Вы сходите или нет? – заорал водитель. Женщина с хозяйственной сумкой смотрела на них в упор, как и девчонки в коричневой форме, ходившие в школу получше, через одну остановку от этой. Там не было мальчишек, никто не плевался и не ругался. Мама говорила, это монастырская школа, где преподают монахини. Она пыталась устроить туда Карлу, но ее не приняли, потому что они с мамой редко посещают мессу. – А нельзя ли начать ходить сейчас? – спрашивала Карла. – Я сказала, что мы бы начали. Но монахини ответили – слишком поздно. Карла надеялась, что еще не слишком поздно хотя бы вернуть воскресенья с Лили и Эдом. – Я спрошу у них, – со вздохом сказала мама. Она вздохнула как-то необычно, словно воздух входил в ее полные красные губы, а не выходил. – Но ты должна пойти в школу сию же секунду. Обещаешь? – Обещаю. Мама подставила ей щеку для поцелуя, но Карла отвернулась и направилась к школьным воротам навстречу новому дню унижений. – Италь-я-я-я-янка! – Чего ты так смешно слова выговариваешь? – Чего у тебя руки волосатые, как у мужика? – И волосы на руках густые, как твои брови! Насмешки летели градом. – Что ты теперь стащишь? Папа говорит, что все итальяшки воры. Они в Риме у моей тети сумку украли. Это заявил самый толстый мальчик в классе с лицом, как у собаки, которую Карла видела в парке. Эд сказал, что это бульдог. – Я ничего не стащиваю! – Не тащу, Карла, – пронзительный голос учительницы с тонким хрящеватым носом врезался в разговор. – Правильно говорить «не тащу». И что это за разговоры о краже? – Карла у моего друга украла пенал, я вам говорила! Только мне никто не поверил, потому что он ей мячом врезал! Дело принимало плохой оборот. Карла чувствовала, как краска предательски заливает щеки. – Это неправда! Учительница прищурилась: – Действительно неправда? Карла выпрямилась. – Полностью. – Понятно, – кивнула учительница и пошла к следующему столу. – Врушка! Врушка! – начали скандировать дети. Будь с ней Чарли – настоящий Чарли, – он бы посоветовал Карле не обращать внимания. Но с ней был самозванец (Карла уже дошла до буквы «С»), который просто сидел у нее на коленях и ничего не делал. – Врушка! Врушка! – Если ты не прекратишь, тебя Бог накажет! – Карла сверкнула глазами на Джин, сидевшую рядом и оравшую громче всех. – Он поразит тебя смертью, и ты умрешь! Наступила тишина. Все ошеломленно замолчали. Карла и сама удивлялась себе – она даже не знала, откуда взялись эти слова. – Карла Каволетти! Немедленно выйди из-за стола! Прекрасно. Это то, чего она хотела. С высоко поднятой головой Карла прошагала из столовой в коридор. – И будешь здесь сидеть до конца уроков! Ну и отлично. Если ее не будет в классе, ее не будут травить. И тут Карлу осенило. Теперь она точно знала, что еще попросить у Ларри. – Ненавижу школу, – твердила Карла вечером. Учительница, конечно, рассказала маме о проступке Карлы. Девочка пыталась объясниться, но мама только рассердилась. – Я тебе уже говорила, cara mia, надо научиться уживаться с этими англичанами… Впервые в жизни Карле не терпелось увидеть Ларри, чтобы приступить к осуществлению своего плана. Мама явно ждала его сегодня: она надела свое розовое платье и пшикнула «Яблоневым цветом» в вырез на груди. Но зазвонил телефон, и оказалось, что Ларри понадобился жене. Мама очень расстроилась, и Карла тоже. На следующее утро, когда она нехотя вошла в школьные ворота, на площадке стояла странная тишина. Ученики кучковались, с ужасом поглядывая на нее. Карла расслышала несколько раз произнесенное шепотом имя «Джин». – Что случилось? – спросила Карла одну из одноклассниц, сидевшую на первой парте и не такую вредную, как остальные. Но та отшатнулась от нее, как от бешеной собаки: