— Ты знала, что я приду смотреть. — Я надеялась, что ты придешь и поможешь с крючками, — поворачивается ко мне спиной. — Хочешь, чтобы я на тебе лифчик застегнул? Это же противозаконно… Такое прятать, — накрываю ладонями упругие возвышенности. — Тимур. Крючки — сзади. — Не спереди? Может быть, ты посмотрела плохо? Давай проверю. — Нет же! Застегнуть надо, Тимур Дамирович! — строго хлопает по запястью, но сама завороженно смотрит в большое зеркало, на наше отражение. Она полуодета, и это больше чем намек, это прямая провокация, призыв к действию! Стоит признать, что рядом с этой девчонкой меня даже от взмаха ресница начало бы будоражить, словно от прямого попадания молнии. — Хорошо. Застегну. Но вечером приду расстегивать. — Этим вечером? — спрашивает, начав дышать учащенно, но пытается не подать виду. — Да. Крохотный крючок ложится, как положено. С сожалением отхожу в сторону. Серафима нагибается за кофточкой, соскользнувшей с пуфа на пол. Чего мне стоило сдержаться… Почти святошей стал! — Провокаторша мелкая. — Я думала, скажешь, жена. — И это — тоже. Телефон снова дает о себе знать. Серафима смотрит мимо меня задумчивым взглядом. — Наверное, праздник закончился. Пора возвращаться к реальной жизни. — Ты это брось… — говорю глухим, севшим голосом. — Сомнения. — Это не сомнения. Я очень хочу верить. Очень… Ты же знаешь, как я люблю сказки. Но то, что я чувствую, даже сомнением сложно назвать. Это словно затаенное ожидание, и оно проходит через все мои чувства, вне зависимости от того, хочу я сомневаться или нет. Извини… Я хотела быть честной, — добавляет. — Тебе нужно ответить, Тимур. Звонит брат. Амир. Надо же! — Чего тебе в такую рань не спится, Амир? — Рано? — зевок. — Я еще даже не ложился спать. — Уже утро. В курсе? — Ага. А ты в курсе, какие дети бывают горластые? — снова зевает. — Мы со Светой двое суток по очереди дежурим. Сейчас очередь Светы спать, а я… На заднем фоне слышится какое-то ауканье, и я даже на расстоянии чувствую, как широко улыбается Амир. — Моя дочка будет самой красивой! — говорит с гордостью. — И? — И еще она любит бывать у меня на руках! — Заметно, что ты уже под двойным каблуком. Только у одной дамочки шпилька острая, а вторая еще даже ползать не умеет, но уже под пятку тебя загнала. Няньку найми, пусть сидит с ребенком… Или ты заделался сиделкой? — спрашиваю иронично. — Няньку? Да после того, что было, я никаких нянек не подпущу! — объясняет воинственно. — Это временно. Напряжение пройдет, и тебе придется делегировать часть своих родительских обязанностей кому-то другому. Иначе никак. У тебя бизнес. Все равно что еще один ребенок, требующий ухода и внимания. И если на него болт забить, сам знаешь, куда это может привести. — Знаю, — вздыхает. — Но тебе просто незнакомо это чувство. Когда свою малышню заведешь, поймешь в полной мере. — У Динки есть дети. Если ты забыл. Я в курсе, что такое детишки. — Нет. Быть отцом — это другое. Короче, не спорь. Родит твоя жена — поймешь. Только если ребенок желанен. Вообще-то я звоню тебе узнать, как она там… — ухмыляется. — Зубастенькая твоя. Выдумщица. Дама, осмелившаяся подарить Багратову цветочек, засушенный… — Моя. Оборачиваюсь на Серафиму, которая уже вошла в комнату и глазеет на меня, прислушиваясь к разговору. Ни черта не понимая. Я же не на русском с Амиром общаюсь. — Слышу, ты доволен. Неужели объездил кобылку? Долго ломалась? — Подробностей не услышишь. — А что так? — усмехается. — Помнится, раньше ты не стеснялся делиться некоторыми подвигами. Вообще ничего не стеснялся. — А я и сейчас не стесняюсь. Но просто знаю, что в наши дела посторонним свой любопытный нос совать не следует. Болтливый язык — тоже. — Ну-ну… — хмыкает. — Меня аж напополам рвет от любопытства. Кое-какие сведения я уже добыл. Хочу вживую посмотреть на ваш симбиоз. — На что-на что ты хочешь посмотреть? — На зубастую, — лыбится. — Скоро приеду в гости. Со Светой и дочерью. — У тебя, кажется, дочка совсем крохотная. — Да. И нам надо встряхнуться. У дочки скоро пройдут колики. Как только это закончится… — слышится недовольное покряхтывание младенца. — Королевишна-младшая недовольна, что я уделяю разговору по телефону больше внимания, чем ей. В общем, как только колики пройдут, жди нас со Светой в гости! — Я тебя не приглашал. — А я сам приеду. И припомню, как ты в мой дом пролез, минуя охранную систему! — отрезает Амир. — До скорого! * * * Мы возвращаемся домой в тот же день. Но не с самого утра, а чуть позднее — после завтрака, ближе к обеду. — Я могу оставить тебя в доме и быть уверенным, что любопытство не толкнет к сестре? С Ксаной тебе лучше пока не видеться. Серафима кивает согласно. Не противится моим решениям. — Пошли. — Куда? — настораживается. — Открою твою лавку начинающей ведь… Ведуньи! — Ты же не то хотел сказать? — Не то. Но ты и так поняла. Спускаемся по лестнице. Беру большие металлические кусачки и цепляю ими дужку замка. — Только с одним условием. — Не травить тебя? — Так точно. Ты понимаешь меня уже с полуслова. Симбиоз получается крайне удачный. — Симбиоз, значит! — Слова моего брата. Не мои. Я думаю немного иначе. — Открывать будешь? — нетерпеливо дергает меня за рукав. — Да. А ты сразу туда, с головой? — Просто хочу зайти и убедиться, что ты ничего не сжег. Мирон сказал, что ты хотел все сжечь… — волнуется. Вижу, что беспокоится, но пытается не подать виду. — Со мной можешь быть откровенна. Кусачки перещелкивают дужку замка. С громким металлическим лязгом снимаю цепь, понимая, что у меня самого сердце в оковах крепче и надежнее, чем все эти замки. — Говори, как есть. Хорошо?