Глава 15 Серафима — Я… Слова застревают в глотке шипастым комком. Желание поддаться супругу, обронившему всего один многообещающий намек, невероятно сильное и вместе с тем пугающее. Страшно так терять себя в другом человеке. Тем более, в том, кого, как я думала, ненавидела всей душой. Обманывала себя? Скорее, была досада. Ненависти не было. Нельзя ненавидя, сгорать от желания. — Что ты имеешь в виду, Тимур? Пытаюсь держаться приличий, но внутри все бурлит. Импульсы разносятся по телу на сверхсветовой скорости, заряжают атмосферу вокруг пороком. — Откровенный разговор. По-взрослому, — отвечает деловито. — Без лишних элементов одежды. — То есть… Я натягиваю одеяло повыше, чтобы спрятать под ним пылающее лицо. Никто не видит. Но я все равно стесняюсь. — Тебе нужна конкретика? Облизываю губы. Голос шуршит, как бумага, которую комкают. — Да. Мне нужно конкретика. — Будет. Я бы даже больше сказал. Тебе нужно управление. Твердая мужская рука. Запущенная в твои волосы. У самых корней… Крепко. Голос Тимура дробит предложения на рубленые фразы, а меня буквально подбрасывает в воздух от картин, которые смело рисует воображение. О… Слишком смело. Такого напора я не смогу выдержать. Капелька пота скользнула по вискам, еще одна скатилась по шее и улеглась в ложбинку между грудей, которые остро начали реагировать на ткань пижамы. Тугие соски касаются ткани, их словно покалывает. — Не слышу тебя. — Я ничего ужасного делать не стану! — выдавливаю. — Ужасное и не заставлю. Я вообще тебя заставлять не буду. Буду вести. Захочешь пойти следом — добро пожаловать. — День открытых дверей? — спрашиваю с сомнением. — Да. — Как на уроке? — Давай как на уроке, — отпускает короткий смешок. Но через секунду говорит строгим голосом. — Меня зовут Тимур Дамирович, я буду вести у тебя, Серафима, уроки полового воспитания. Все ясно? Сознание буквально обволакивает густой, бархатистой интонацией мужского голоса. — Да. Мне все ясно? — Ясно ей. Голову дома забыла? Почему в неподобающей форме пришла на занятие? — еще строже. Еще больше холодного металла. Но я плавлюсь. Ноги дрожат в коленях. Я бы точно не смогла стоять, потому что даже лежать удается с трудом — жарко, волнительно, дышать нечем. Кончики пальцев дрожат от предвкушения. — В неподобающей форме? — Да. Одежды слишком много. — Тимур! — Забыла добавить отчество. Раздевайся или пошла вон из класса! — чеканит приказ. — У тебя есть ровно минута, чтобы исправить оплошность. — Х-х-хорошо. Всего на миг замираю, не ведая, что творю! Но пальцы уже порхают над рядом круглых, жемчужных пуговок на пижаме. Уверена, что жемчуг — настоящий. Пусть крой пижамы скромный, но немного кружева и эти перламутровые жемчужные пуговицы придают изящность. Следом к пижаме отправляются трусики. Зажмуриваюсь, чтобы не видеть, как ластовица потемнела влажным пятнышком. — Готово. — Сложи одежду, — цедит. — Повесь на спинку стула, прежде чем ложиться на кровать. Черт. Оглядываюсь на бесформенную кучу, сваленную небрежно на пол. Поспешно исправляю оплошность и снова отчитываюсь. — Все… — Запыхалась, что ли? — Нет. — Теперь покажи, что ты все сделала. Докажи, что не жульничаешь. — Как? — Фото. Селфи. Без разницы. Я должен видеть, что на тебе ничего нет. — А… А на тебе?! — спрашиваю с азартом. Повисает пауза. Тимур прочищает горло. — На вас. — На вас тоже ничего? — исправляюсь. — Разве речь шла обо мне? — Но вы же должны подать мне пример, как следует. Снова тишина. Только частое дыхание по обе стороны. — Просто скажи, что ты хочешь на меня поглазеть, Серафима. — У тебя красивое тело. То есть… У вас! — смахиваю испарину со лба. — У вас красивое тело. — Вот как? — Да. Очень. — И что бы ты сделала с этим телом, будь оно рядом и со всем без одежды? — Обняла бы. — И? — П-поцеловала. — Куда? Начинаю гореть. — В губы. — Это можно и в одежде. Чем так важен обнаженный контакт? Ну же… Смелее. За неправильные ответы я не наказываю. Цель нашего урока — обучение и доверие. Пока не наказываю. Потом буду по попке шлепать. Ахаю едва слышно. Бедра сводит сильной судорогой. — Жду ответ. Потом продолжим. — Я такое сказать не могу, — шепчу.