— У меня сережки есть, — вздохнула. — Они очень дорогие. — Какие сережки? — Я их снимала, но их можно продать. На первое время хватит… — Припрятала? — Да, — застеснялась. Чужие люди приняли меня, словно родную, а я от них сережки прятала, не хотела, чтобы они знали лишнее. — Правильно, что припрятала! Такое сразу в глаза бросается. В общем, подумать надо, — баба Марфа задумалась. — Ай, ладно! Спрошу внучатого племянника, где можно сережки сбыть. — Я бы не хотела никого в это впутывать! — А как ты из этого выберешься и никого не впутаешь? — спросила баба Марфа. — Еще немного в глуши поживешь, а потом пузо на нос полезет. В поликлинику — надо, документы ребенку — надо. Глава 19 Серафима — И провериться надо. В больнице, — добавляет строго баба Марфа строгим тоном. — С беременностью шутки плохи! — Надо же, — улыбаюсь я сквозь слезы, навернувшиеся из ниоткуда. — А я думала, вы сейчас скажете, что раньше в поле рожали… — Глупости какие! Так говорят только те, у кого проблем никогда не было с деторождением и вынашиванием! Моя старшая дочка дважды выкидыш пережила, прежде чем выносила. В поле рожают! Пусть пойдут и попробуют, умники нашлись! Баба Марфа не на шутку разошлась, словно глупые слова задели ее глубоко. — Советую тебе хорошенько все обдумать, прежде чем окончательно в этот омут с головой нырять. Одной с ребенком будет тяжело. Без средств и документов — тем более. Можно и поспрашивать… — добавляет с сомнением. — Филькину грамоту тебе нарисовать смогут, но далеко ли ты с ней уедешь? Так и будешь всю жизнь в глуши прятаться, это нам, старикам, уже поздно куда-то переезжать, привыкать к новой жизни, а тебе… Детям, опять же. Тут, сама видишь… — машет рукой. — Про детский сад никогда не слышали, школы нет. В больницу — ездим к черту на кулички. Один фельдшер сидит, и в аптечке у него только йод и зеленка, прости господи, даже от поноса ничего нет! — Спасибо. Я подумаю. — Думай-думай! Хорошенько! — покачивает указательным пальцем старушка. — Кажется, ты сказала, что мужик хороший? Если сильно поругались, может, есть выход как помириться? — Хороший. Несмотря ни на что, — добавляю с грустью. Реветь хочется, так скучаю! Наверное, в глубине души я надеялась, что Багратов станет меня искать. Часть меня надеялась услышать его низкий, хриплый голос, полный силы. Я жаждала оказаться под прицелом темного, внимательного, почти звериного взгляда. Вопреки всему желала его, как мужчину, тайком вспоминая нашу первую ночь — такую страстную, незабываемую. Разве такое можно забыть? Сладко-сладко сжимается все внутри, и эмоции берут верх над разумом, а еще… Еще я беременна от него! Задержка слишком большая. Стоит посмотреть правде в глаза и перестать обманывать себя. Я бы хотела увидеть реакцию Багратова на новость о моей беременности. Он же так сильно хотел наследника, даже говорил, что наградит меня двумя младенцами. Неужели не узнает об этом? Подмывает набрать его номер. Я запретила себе запоминать цифры, но они выжжены где-то внутри, словно клеймо! Алеют под веками, стоит лишь закрыть глаза. Скучаю. Не думала, что можно так сильно скучать, когда выворачивает наизнанку и ломка во всем теле. Сны не дают покоя, грусть накатывает и накатывает, без конца, как море, в котором так легко утонуть. Пусть я научилась держаться на воде благодаря Багратову, но продержаться долго в гиблом море под названием «непрошеные чувства» у меня не хватит сил. Мои чувства и мысли идут в разрез друг с другом, устраивают грызню. Это бой, в котором никогда не было и не будет победителей, останутся только проигравшие. Инстинкты самосохранения кричат, что лучше жить в глуши, чем подвергать свою жизнь опасности. Чувства неустанно твердят обратное. Я взяла паузу все обдумать, но так ни к чему и не пришла, добилась лишь еще большего раздрая внутри себя. Через два дня баба Марфа сказала, что можно будет сдать сережки в ломбард, для этого нужно будет съездить в городок неподалеку. Пан или пропал? Стало так тревожно… Я была не в силах решиться. Плюнув на все, подкидываю монетку. Орел — сдать сережки и устраивать новую жизнь без Багратова. Решка — позвонить ему. Монетка летит вверх, но не приземляется на ладонь, а отскакивает и закатывается под массивный шкаф. Расстояние между полом и низом шкафа слишком узкое, чтобы осторожно подтянуть к себе монетку и узнать, что выпало. — Бабка, надевай свой лучший платок! В город едем… — громко кричит издалека дед Анатолий. — Погоди еще. Вдруг не поедем? — отзывается баба Марфа и заглядывает в комнату. — А ты чего на корячках? Сережки, что ли, потеряла? Так это знак… Никуда не едем, значит. — Как это не едем? Я нашу ласточку намарафетил! Фары блестят, мотор урчит, как довольный котенок. — Ведро у тебя ржавое, а не ласточка. — Поехали! — машу рукой. Черт с ним. Хотя бы попытаюсь! Хватит мяться на одном месте. В конце концов, с возможностями Багратова… У него целый месяц был! Значит, так хотел найти. Может быть, даже не искал усердно? Вдруг Шилов прав и натура, привыкшая менять девок, как перчатки, взяла свое. Наверное, я оказалась слишком большой занозой в заднице… * * * По дороге в соседний городок выяснилась еще одна весьма приятная особенность беременности — меня сильно укачивало, несмотря на чинную скорость поездки. — Вот этот ломбард! — с гордостью показывает баба Марфа на вывеску. — Там работают надежные люди, оценят, как полагается, лишнего с тебя не сдерут! Я уже жажду завершения этой эпопеи. Тревожусь неожиданно сильно, когда передаю оценщику украшения, что-то незримое тянет прочь отсюда. В животе сворачивается противно-ледяной комок. — Сережки… очень ценные! — сняв ювелирную линзу, мужчина откладывает ее в сторону. — Только выкупить не смогу. У нас, к сожалению, уровень не тот! — разводит руками. — Чаще всего приносят «лом», цепочки-колечки с небольшими бриллиантами, а тут… Очень чистые и редкие камни. — Жаль, — я совсем приуныла, не зная, как быть дальше. Неужели придется сдаться и звонить Багратову? Вернуться к нему, как побитая собачонка, не сумевшая выжить самостоятельно. Наверное, он был прав: я совсем ни на что не гожусь, дурочка… Только проблемы собираю. Слезы закипают на глазах. — Но я могу поспрашивать у хороших знакомых, — предлагает ювелир. — Возьму небольшой процент за посредничество. И придется подождать день-два… — Сколько? — Один процент. Это немного… — успокаивает. Я ничего не смыслю в таких делах, но губы уже выталкивают: — Да. Спросите. Только соблюдайте конфиденциальность! — Само собой. Ваше имя нигде не всплывет. Я даже не знаю, как вас зовут. — Шура, — представляет меня баба Марфа. — Номер запиши, — протягивает старый мобильник. — Я позвоню, как только появится что-то конкретное. * * * Звонок поступил через три дня. Оценщик сказал, что нашел покупателя, тот, мол, сразу согласился на предложенную цену и даже не стал ломаться. * * * Багратов