Минамото не отводил взгляда все время, пока она рассматривала его. Такеши сидел так близко: Наоми бедром чувствовала его тепло. От этого ощущения, а еще от его пристального взгляда у нее кружилась голова. Неосознанным движением она облизала пересохшие губы и протянула руку к его лицу. Опомнившись, замерла в нерешительности, но, не встретив сопротивления, коснулась холодной ладонью его шершавой, обветренной щеки. — Я никогда не говорила – если ты вернешься. Всегда – когда, — выпалила она единым духом и с досадой осознала, как невразумительно это звучит. Наоми пальчиками погладила его по щеке, пробежалась по брови, рассеченной толстым шрамом, коснулась волос над виском. Ей отчего-то больше не хотелось говорить. Такеши склонил голову и крепко поцеловал ее. Наоми потянулась к нему, стиснула в ладонях дорогой шелк его кимоно и почувствовала, как остро отозвалось тело на близость и прикосновения Такеши. Когда Такеши отстранился, она приложила холодные ладони к покрасневшим щекам, чтобы согнать с них румянец. Ее дыхание сбилось, словно она была молоденькой девчонкой, поцеловавшейся в первый раз. Ухмылка мужа напомнила ей о давних временах в поместье Токугава, когда они встретились – до войны и до всего, что пришлось пережить. Закусив изнутри щеки, Наоми подняла взгляд: Такеши по-прежнему сидел близко, а его рука поглаживала ее бедро. Наоми не знала, что делать и как говорить с мужем. Попытаться его обнять? Прижаться к груди и расплакаться? Болтать, словно с ними ничего не произошло? Но Боги, он же Минамото! А еще хотелось рассказать ему, как сильно она рада, что он жив. Что он вернулся, и теперь она чувствует его тепло подле себя. Наоми не находила верных слов. Она никогда не сможет. Наконец, приняв единственно верное решение, она склонила голову ему на плечо и вложила свою узкую ладонь в его единственную руку. Сразу же она почувствовала прикосновение прохладных губ ко лбу, а после – его быструю улыбку. — Как наша дочь? — Я... м-м-м... – вопрос Такеши заставил ее нахмуриться. «Я плохая мать? Я виновата перед тобой? Ты хотел сына? Я отвергла своего ребенка, а теперь у меня пропало молоко...» — так она должна ответить? — Хорошо, — Наоми отвела взгляд. – Акико-сан и Мисаки за ней присмотрят. — Ты дала ей имя? — Нет. Я ждала тебя. Наоми была уверена, что ей не послышалось. Такеши действительно выдохнул с облегчением. — Ты правда думал, что я назову ее без тебя? – она посмотрела на него с упреком. – Дочери Фухито-сана и Ёрико уже больше года, но у нее нет имени. Потому что все ждут ее родителей. Обоих. Качнув головой, Такеши хмыкнул. — Не думал, — только и сказал он. Он чувствовал, как жмется к нему Наоми. Вероятно, она делала это неосознанно, лишь тянулась к теплу. Ее пальцы тронули его локоть, по шелку кимоно заскользили выше, к плечу, огладили ключицы под одеждой. Он услышал короткий, сдавленный всхлип, и почти сразу же ее губы обожгли его шею горячим прикосновением. Наоми целовала его лихорадочно, будто боялась чего-то не успеть, а ее пальцы непривычно крепко стискивали его плечи. Она подняла голову и поцеловала его в губы, и затрепетала, когда Такеши положил руку ей на затылок, притянув к себе. — Что ты знаешь о клане Асакура? – спросил Такеши, когда они закончили целоваться. Наоми, рассеянно касавшаяся кончиками пальцев припухших губ, мгновенно посерьезнела, услышав вопрос. — О его составе или о значимости для нас? – уточнила она и увидела одобрение в брошенном на нее взгляде мужа. — О составе. — Главой клана на протяжении многих лет является Дайго-сама. Мне кажется, он правил задолго до моего рождения и, должно быть, он одного возраста с Кенджи-самой... – она осеклась, не договорив, и с испугом посмотрела на Такеши. Его лицо окаменело. Не глядя на нее, он коротко дернул подбородком, что могло быть расценено как приказ продолжить говорить. И Наоми, подавив внутреннюю дрожь, произнесла: — У него было много сыновей от нескольких жен. Но сейчас жив лишь один – Ёсиканэ-сан. Он женат на Масако из рода Ходзё. И у них недавно родился сын. — Я хочу заключить с ними союз. Хочу предложить помолвку их мальчишки и нашей дочери. — Вот как. Наоми догадывалась о чем-то подобном. Она знала, что Асакура не участвуют в войне, знала она также об их силе и могуществе. Она слышала, что Такеши искал с ними союза еще два года назад, до того, как все началось. «У него ведь могла быть невеста из Асакура, — она вспомнила прочитанные письма. – Теперь же, быть может, с Асакура породнится его дочь». Лишь недавно минуло три месяца, как родилась их девочка. Всего три месяца – и уже помолвка?.. Минамото покосился на Наоми, которая надолго замолчала после его слов. О чем она так сосредоточенно размышляет? Подбирает аргументы, чтобы отговорить его от помолвки трехмесячной дочери? Слишком рано? Против ее воли?.. — Я слышала также, что Асакура весьма честолюбивы. Когда Наоми вновь заговорила, Такеши окинул ее долгим и пристальным взглядом. Он был удивлен. — И очень болезненно реагируют даже на намек об их происхождении. — А что с ним не так? – Наоми заинтересованно повернулась к нему. Ни о чем таком она не читала в трактатах и жизнеописаниях великих кланов. — Они потомки императорских детей, лишенных статусов принцев и превращенных в подданных Императора. Так поступали, когда у Императора рождались «избыточные» сыновья. — Теперь мне стало понятно, отчего они не выступили на стороне Тайра, — Наоми улыбнулась краешком губ. Такеши фыркнул и, помедлив, кивнул. — Возможно. У Дайго-сана есть свои причины – его отец также был принцем, сыном Императора Дайго, пока его не сочли нежелательным ребенком и не лишили статуса. — Получается, он внук Императора, — тихо произнесла Наоми. — Формально – нет. Считается, что вместе с лишением статуса кровное родство прекращается. Но он мог быть внуком, сложись все иначе. — А кем он приходится нынешнему Императору? — Племянником. Дед рассказывал мне, что отец Дайго-сана крайне болезненно воспринял свое отсечение от императорской семьи. Свои чувства, я уверен, он передал по наследству сыну. Наоми замолчала, обдумывая услышанное. Никогда раньше Такеши не рассказывал ей таких вещей. Не приходились к слову? Не считал необходимым? Думал, что она не захочет забивать свою хорошенькую головку такими знаниями?.. — Все торжества пройдут завтра? — Да. Сегодня нас ждет лишь ужин. — Ты сядешь за один стол с Тайра... — Хорошо, что у них в клане нет взрослых женщин, чтобы сесть за один стол с тобой. Такеши не собирался признаваться в этом, но пока не знал, как сможет совладать с эмоциями, когда увидит Нобу и Нанаши Тайра. — Ты привлечешь внимание женщин, — он сменил тему. – Война не позволила им всласть обсудить наш союз, но теперь они смогут. — Как мне говорить с ними? — Если будет возможно – не говори вообще. Если нет – только общими словами, — нахмурившись, Такеши сжал запястье Наоми. – Ты должна знать, что когда-то отец подыскивал мне невесту из Асакура. Наоми надеялась, что сумела правдоподобно изобразить удивление и не переиграть при этом. Признаваться в чтении писем мужа, спрятанных в тайную нишу в его спальне, она не собиралась. — Та девушка приходится племянницей Дайго-сану. Ее зовут Како, и она еще не замужем. Ты встретишься с ней на ужине. — Хорошо, — ровным голосом отозвалась Наоми. «Интересно, она красива?» Она почувствовала, как рикша, сперва замедлив ход, остановилась с едва ощутимым толчком. Наоми невольно посмотрела на Такеши, и тот встретил ее взгляд кивком. Они достигли поместья Асакура. Минамото без секунды промедления вышел из рикши, и Наоми последовала за ним. Она оперлась на его твердую руку, чтобы спуститься на землю, и услышала слова приветствия: — Добро пожаловать, Такеши-сама, Наоми -сан! * хираути из кости журавля — кость журавля считалась одним из самых дорогих материалов для изготовления кандзаси; хираути — шпилька с плоским закруглённым декоративным элементом. Ножка может быть раздвоенной. * каноко-домэ с семью сокровищами — семь сокровищ — совокупное название золота, серебра, лазурита, раковин тридакны, агата, коралла, горного хрусталя; каноко-домэ — мягкая лента, поддерживающая пучок волос на затылке. * сямисэн — японский щипковый трёхструнный музыкальный инструмент. Ближайший европейский аналог сямисэна — лютня. Глава 36. Асакура Неуютно. Наоми изо всех сил гнала от себя это слово, но вновь и вновь возвращалась к нему. Она чувствовала себя неуютно и считала это величайшей глупостью. Какой мог быть уют в том месте, где она находилась? Она по-прежнему оставалась незрелым ребенком, если все еще могла думать об ужине в клане Асакура как о неуютном. В нескольких помещениях от нее Такеши делил стол и пищу с Тайра, и этот ужин мог стать последним для одного из них.