– О твоей матери? Даже не представляю себе, что могла бы тебе рассказать… – То, что ты никогда о ней не говорила. Эта фраза прозвучала как упрек, и я рассердился на себя, что не смог продемонстрировать больше такта. – Ты что-нибудь помнишь о временах, когда она поселилась здесь? Она повернула голову к окну, чтобы избежать моего взгляда, и вздохнула. – Как я могла бы это забыть? – Ты не была в восторге от того, что она собирается попытать счастья в кино? Я увидел, как она принялась теребить свою вязаную кофту. – Какой матерью она была? Ты ничего в этом не можешь понять… ты всего этого не пережил. Ты знаешь Джин Харлоу?[33] – Да… По крайней мере, имя. Я знал, что она снималась еще до войны у Капры[34] и Любича[35], но был не в состоянии вспомнить хоть какой-то из фильмов. – Ты знаешь, в каком возрасте она умерла? В 26 лет. От невылеченного воспаления почек. Бедная девушка корчилась от боли и теряла сознание на съемочной площадке, но никто ничего не сделал, чтобы ее спасти. В конечном итоге ей вырвали половину зубов… Вот как обращались с актрисами в Голливуде. Они были лишь несчастными марионетками, от которых избавлялись, когда те становились бесполезными! Я ощутил в ее голосе глухой гнев. – Но ты все равно отпустила ее… – А что мне, по-твоему, оставалось делать? Лиззи была совершеннолетняя и жила лишь для того, чтобы стать актрисой. Ее ничего больше не интересовало. Она проводила всю жизнь в кинотеатрах, одевалась, красилась, как кинозвезды, которыми любовалась. Помню, как мы однажды пошли смотреть «Трамвай «Желание». Когда мы вышли из зала, у нее во взгляде было что-то жутковатое… Вот тогда я и поняла, что она все равно уйдет, что бы я ни говорила. – Первые шаги были трудными? – Не то слово… Она сняла жилье в каком-то убогом доме с такой же упрямой девицей, как и она сама. Первое время она подрабатывала моделью, но почти ничего не зарабатывала и в конце концов согласилась на должность официантки. Напрасно она пыталась все преуменьшить, я прекрасно понимала, что этот мир просто безжалостный. Каждый месяц я ей посылала немного денег, но, приезжая в Санта-Барбару, она всякий раз привозила мне их назад. Лиззи хотела достичь успеха самостоятельно… Она сделала выбор и была достаточно решительна, чтобы следовать ему. Если откровенно, я думала, что в конце концов она вернется. Я воображала себе, что после нескольких провалов она откажется от своих подростковых мечтаний и найдет себе должность… приличную. – Когда ты поняла, что она не отступит? Бабушка покачала головой. Мои вопросы оживили ее тягостные воспоминания, но теперь я уже не мог остановиться. – Все изменилось, когда она подписала контракт с большой студией… – RKO? – Да, это так. Она начала получать роли. Я ходила в кино смотреть все фильмы с ее участием, но она появлялась на экране только на две-три минуты. Когда она мне звонила, то была так взволнована, будто оказалась на первом плане рядом с Кэри Грантом[36]. Лиззи верила в свою счастливую звезду. Взгляд бабушки затуманился. Я испугался, как бы у нее не помутилось сознание, но это оказалось лишь видимостью, так как ее голос вдруг прозвучал с неожиданной горячностью: – Почему ты задаешь мне все эти вопросы, Дэвид? Из-за Уоллеса Харриса? – Ты в курсе? Она с насмешливым видом пожала плечами. – А как ты думаешь? Конечно, я в курсе. У меня здесь телевизор, газеты… В новостях последних дней только и говорят, что о его смерти. – В те времена ты встречалась с ним вживую? – Нет, конечно. Я почти никогда не была в Лос-Анджелесе, и Лиззи прекрасно знала, что у меня нет никакого желания встречаться со всем этим высшим обществом. Во всяком случае, говорили, что он ведет себя с актерами как настоящий тиран. Одному богу известно, что из-за него перенесла моя маленькая девочка! – Все это немного преувеличено, – раздраженно произнес я. – Ты-то откуда знаешь? – Со мной о нем говорили люди, знавшие его… В работе он был настоящим маньяком, но никого никогда не тиранил. – Ты не ответил на мой вопрос. Смерть режиссера каким-то образом связана со всем этим допросом? – Перестань, Нина, никакой это не допрос! – Хм… Ты говоришь себе, что я с минуты на минуту помру и у тебя не останется больше никого, чтобы поговорить о своей матери? – Где ты выискиваешь все эти ужасы? – Никакие это не ужасы. Все абсолютно нормально. Мне следовало бы почаще говорить с тобой о ней. – Тебе не в чем себя упрекать. Разговор принимал оборот, который мне не нравился. – Я попыталась воспитать тебя как можно лучше, чтобы ты избежал страданий. – Ты хорошо знаешь, что тебе это удалось. Не беспокойся об этом. На минуту я замолчал, чтобы не торопить ее. Издалека до нас доносился шум транспорта на бульваре Уилшир. – Ты знаешь человека по имени Сэмюэл Кроуфорд? – Что-то такое мне это говорит. – Он работал на Харриса, был его правой рукой. Это с его подачи пригласили Элизабет. Они встретились в 1957 году… Я увидел, что она старается собраться с мыслями. – О, Лиззи говорила мне о стольких! Так что, когда речь заходила обо всех этих людях из Голливуда, я только притворялась, будто ее слушаю. – А некий Сэм Хэтэуэй? Когда велось расследование, он был полицейским инспектором в Лос-Анджелесе. – Никогда не слышала этого имени. Я был разочарован, но тут же вспомнил свою беседу с Кроуфордом. – А может быть, женщину, которую звали Лора? В фильмах Харриса она была гримершей. Бабушкин взгляд оживился. – Да, о ней я хорошо помню. Лора… Думаю, Лора Грей. Лиззи относилась к ней с большой симпатией, она много раз мне о ней говорила. Впрочем, эта девушка была единственной, с кем она ладила на тех проклятых съемках. Меня не удивило, что бабушка смогла вспомнить ее фамилию. Нина могла начисто забыть все, что делала на прошлой неделе, и с абсолютной точностью помнить эпизоды из своего детства. – А потом ты не получала от нее каких-нибудь новостей? – Нет… хотя получала. Однажды через несколько месяцев после исчезновения Лиззи она позвонила мне, чтобы сказать, как она опечалена тем, что произошло. Мы говорили не очень долго, но я нашла, что это очень мило с ее стороны. Я сознавал, что у меня очень мало информации, чтобы расспрашивать бабушку. Два или три месяца… не больше. Чего я надеялся этим добиться? – Тебя держали в курсе расследования? – О расследовании я узнавала куда больше из прессы, чем от полиции! Каждый день, или почти каждый, я звонила или отправлялась в комиссариат, чтобы узнать, нет ли чего нового. Каждый раз мне говорили: «Не беспокойтесь, расследование ведут наши лучшие инспекторы, мы делаем все, что только можем…» Результат известен… – Значит, когда расследование началось, ты была в Лос-Анджелесе? – К тому времени я уже не была медсестрой. Я работала секретаршей в Калифорнийском университете. Учитывая обстоятельства, мне предоставили отпуск. Я поселилась в доме в Сильвер-Лейк. Тогда я даже не представляла себе, что в конце концов мы окончательно там поселимся. Сначала я оставила тебя у кормилицы в Санта-Барбаре, а потом забрала с собой. Бабушка вздохнула; взгляд ее бесцельно блуждал по фасадам окружающих домов за окном. Я чувствовал, что этот разговор начал утомлять ее, но не мог положить ему конец, пока не будут расставлены все точки над «i». – Есть еще кое-что, о чем мне хотелось бы с тобой поговорить… Чтобы снова сосредоточиться, ей понадобилось несколько секунд. – Твой отец? Я еле заметно кивнул в знак согласия. – Я спрашивала себя, когда ты соберешься выложить, за чем приехал. На самом деле ты ведь из-за этого интересуешься теми временами? Думаешь, тебе удастся разыскать его после стольких лет? В общем и целом пусть уж лучше она думает, что я в поисках именно его. – Я никогда не лгала тебе, Дэвид: я не знаю, кто твой отец, Лиззи так и не доверилась мне. Она долго и пристально смотрела на меня своими прекрасными светлыми глазами. Ее взгляд казался мне совершено правдивым.