– Landesbehörden für Verfassungsschutz, natürlich[36]. Обойтись без «natürlich» такой не мог. – И это?.. – Мы называем так службу безопасности в каждой из земель. Мы сотрудничаем с БФФ[37], которое охватывает всю Германию. И с какой же целью вы хотите поговорить с Хоаном Айгуадэром? – Это я предпочел бы рассказать ему самому. – Хоан Айгуадэр получил серьезную травму и небольшое кровоизлияние в заднюю долю мозга. Он сейчас без сознания и находится в клинике, поэтому разговор с ним невозможен. Да свидания. – Ого, подождите! Где именно находится Хоан Айгуадэр? – Во Франкфурте, в университетской больнице, но вы не сможете поговорить с ним, если только не явитесь лично, и мы предварительно должны установить вашу личность. «Если только не явитесь лично». Уж в этом, черт бы вас всех побрал, можете не сомневаться! Он едва успел положить трубку и чертыхнуться, как телефон снова позвонил. – Ну так что, мы решили поменять свое мнение? – почти прокричал он по-английски. – Карл? Существует не так много столь узнаваемых голосов, что достаточно одного слова для идентификации. Но тон, каким было произнесено его имя, словно название посредственного безглютенового блюда, был свойствен только его бывшей жене Вигге. – Э-э, да! – ответил он, чтобы не сказать слишком много. – И незачем пугать меня своими выкриками на английском языке, понимаешь? Мне сейчас очень грустно. Мама при смерти. Голова Карла упала на грудь, но не по причине шока или горя. Его бывшая теща Карла Альсинг, которой скоро должно было стукнуть девяносто, могла довести до белого каления любого; и примерно раз в два месяца дом престарелых просил их заново взвесить все «за» и «против» и поискать выход из ситуации. Никто не мог чувствовать себя огражденным от ее причуд. Попытки поджога, сексуальные приставания ко всем в брюках или без оных, независимо от возраста, воровство меховых предметов, даже если это был мех домашних любимцев. Несмотря на прогрессирующую декальцинацию костей и вес в сорок килограммов, она также воровала мебель у беззащитных соседей, страдающих старческим слабоумием, и обставляла ею свою комнату, прежде чем успевали набежать санитары. И никогда нельзя было предугадать, чего еще ждать от нее в следующую секунду. И вот теперь, когда она на самом деле была при смерти, некоторые люди могли смотреть на будущее значительно более оптимистично, в том числе и Карл. Потому что старое финансовое соглашение между ним и Виггой сделало Карла ответственным за все, что имело отношение к теще. – При смерти, говоришь? О боги, Вигга, как печально. Но ведь ей всего лишь восемьдесят девять, так что без паники. – Карл! – крикнула она. – Ты должен поехать туда немедленно. Ты не был там три недели, поэтому ты уже должен мне три тысячи крон. И я тебе обещаю, если ты не поторопишься, то я аннулирую наше соглашение, ты понял? Сколько стоит сейчас половина твоего дома по рыночным ценам? Полтора миллиона? Карл тяжело вздохнул, вставил пробку в бутылку красного вина и засунул в пластиковый пакет. Вино ему потребуется, когда он позже вернется домой. Прогноз для Карлы был озвучен так же буднично, как и прогноз погоды в серый февральский день. Не будь у младшей медсестры таких румяных щек, Карл мог бы подумать, что это робот, у которого почти кончился заряд аккумулятора. – Но ведь она очень… э-э, старая, – сказала женщина, немного подумав. Если бы существовали особые медали, которые вручают невыразительным краснощеким медсестрам с лиловыми заколками в седеющих волосах, то этой первой выдали бы сразу комплект, чтобы она могла устроить выставку на своей необъятной груди. Он осторожно открыл дверь в комнату Карлы, ожидая увидеть распростертое на кровати, одетое в длинное белое платье, бледное умирающее существо, но ничего подобного не было. Карла правда лежала на кровати, но голова была под подушкой, а одета она была в свое легендарное кимоно, которое выиграла пятьдесят лет тому назад, поспорив, кто из женщин, работавших вместе с ней в баре, сможет поцеловать большее количество мужчин в возрасте от пятидесяти лет и старше в течение двадцати минут. По рассказам, от нее не ускользнул ни один мужчина соответствующего возраста в той пивнушке и двадцати метрах вверх и вниз по улице. Медсестра прикрыла фру Альсинг, отчего умирающая зашевелилась под подушкой. – Да, она очень слаба, и нам пришлось отобрать у нее коньяк. Конечно, она протестовала, но мы же не можем допустить, чтобы в свидетельстве о смерти было написано, что она до смерти напилась. После этого она убрала подушку, и веки умирающей приоткрылись. Затуманенными глазами женщина посмотрела на Карла так, словно это архангел Гавриил, который пришел за ней. Она попыталась что-то сказать, Карл прищурился и стал внимательно слушать. Если он пропустит ее последнее слово, Вигга никогда ему этого не простит. – Да, Карла, это Карл пришел к тебе. Ты устала, тещенька? – Вопрос был дурацким, он сам это понимал, но беседа у ложа умирающих не была обязательной темой в полицейской школе. Снова какие-то свистящие звуки, словно она испускала свой последний вздох. Он приложил ухо к ее сухим губам. – Я слушаю, тещенька. Скажи еще раз. – Это ты, дружок, мой маленький полицейский? – едва слышно произнесла она. Он взял ее за руку. – Ты же знаешь, это я, Карла. Твой друг навеки. – Он сказал это бархатным голосом, как всегда говорят в мелодрамах. – Выгони эту чертову ведьму! – прозвучало вдруг тихо, но очень отчетливо. – Что она говорит? – спросила младшая медсестра, стоявшая в изножье кровати. – Она хочет помолиться в последний раз наедине со мной. – Она так много сказала? – Да. Мы говорили на эсперанто. Это произвело на женщину сильное впечатление. В тот же момент, как она захлопнула дверь, из-под одеяла появилась высохшая рука и вцепилась в руку Карла. – Она хочет убить меня, ты знаешь это? – прошептала она. – Арестуй ее. Карл снисходительно посмотрел на нее: – Я не имею права, Карла, пока она этого не сделает. – Тогда я позвоню и скажу, что она это сделала. – Отлично, Карла, прекрасный план. – У тебя подарок для меня? – Она жадно протянула руку к пластиковому пакету. Карл подтянул пакет поближе к себе, и раздался плеск. – Там булькает! – воскликнула она на удивление осознанно. Одним прыжком Карл оказался рядом с умывальником, выхватил бутылку и бросил пакет в умывальник. Пробка сидела в горлышке неплотно. – НЕ-Е-ЕТ! – донесся вопль с ложа умирающей. – КРАСНОЕ ВИНО! – Она наполовину поднялась в кровати и протянула руку. «What the hell!»[38] – подумал Карл и отдал ей бутылку. Если бы Асад при этом присутствовал, то рассказал бы какой-нибудь эпизод из жизни верблюдов, потому что Карла пила так, будто две недели бродила по пустыне. Метаморфоза была столь разительной, что исповедь перед кончиной надо было бы отложить. На обратном пути он все еще слышал звуки ее дребезжащего сопрано, нечто вроде оперной арии. – Что там происходит? – спросила одна из санитарок, мимо которой Карл шел к выходу. – О-ох, это фру Карла Альсинг поет свою лебединую песнь, – произнес он. – Но надо быть готовым к тому, что песнь будет длинной и тяжелой. – Асад заедет за мной перед рассветом, Мона, – сказал он, оказавшись наконец в постели. – Ты ведь скоро вернешься? – осторожно спросила она. Он приподнял ее рубашку и погладил живот. – Мы же договорились. Конечно скоро. – Я боюсь, Карл. – Он погладил ее по щеке и прижался лицом к округлившемуся животу. Она дрожала. – Не волнуйся, Мона. Я уверен, что все будет хорошо. Будь осторожна, обещаешь мне? Медленно кивнув, она отвернулась. – Кто будет беречь меня и малыша, если с тобой что-то случится? Карл вскинул брови. – Я всего лишь на пару дней во Франкфурт, Мона. Что может со мной случиться? Она пожала плечами: – Многое. На немецких автобанах люди ездят как сумасшедшие.