Гордон посмотрел на Розу, оба согласно кивнули. Можно открывать огонь, война объявлена. – Мы хорошо знаем, что ты – самурай, Тосиро. Это видно по пучку светлых волос, который ты собрал у себя на голове, верно? На заднем плане были слышны жалобные стоны матери, но парень вдруг пропал. – Привет, Тосиро, – вступил в разговор начальник отдела убийств. – Меня зовут Маркус Якобсен, я возглавляю отдел, который расследует преступления, опасные для жизни людей. Мы имеем дело с худшими из худших преступников в Дании. Моя работа состоит в том, чтобы находить таких, как они, как ты, и отправлять их в тюрьмы, где они будут гнить. Тебе сейчас двадцать два года, но, когда закончится срок твоего наказания, ты будешь очень-очень старым человеком, Тосиро. Но ты можешь избежать этого, если откажешься от своих затей и расскажешь мне, как нам до тебя добраться. – Верните мне дежурного фараона, – сухо сказал парень. – А ты, начальник, заткнись. Ненавижу таких, как ты. Если скажешь что-то еще, вы вообще не услышите от меня ни слова. Маркус Якобсен пожал плечами и дал знак, чтобы говорил Гордон. – Откуда ты знаешь, что у меня светлые волосы, собранные в пучок? – продолжил парень. – Это я знаю, потому что у нас есть твой точный портрет, Тосиро. Со слов владельца киоска на Фредерикссунсвай, где ты покупал одноразовые телефонные карты. Мы проверяем регистрацию этих карт и скоро нагрянем к тебе. Роза была изумлена. Неужели тот самый бледный мальчонка, которого она когда-то могла смутить одним прикосновением к его штанам, сейчас спокойно выкладывал убийственные факты? – В Дании не регистрируют одноразовые карты, – парировал парень. – Во всяком случае, это я знаю. Думаешь, я дурак? – Как раз этого я не думаю, Тосиро, но сейчас мы выясняем, насколько ты умен и где тебя учили. К твоему сведению, мы послали твой портрет во все учебные заведения, какие только существуют в Дании. Он опять стал смеяться. – Их много, – сказал парень. – Но послушай меня. Я немного потяну с убийством матери, потому что, как я погляжу, вас очень занимает то, что она все еще жива. Так что можете поупражняться еще немного, применяя методы полицейской психологии. «Он сказал „занимает“, так? – подумала Роза. – Парень совсем потерял рассудок». – Супер, – сказал Гордон. – Продолжим игру. – Что еще вы знаете обо мне? Гордон посмотрел на Маркуса Якобсена, который сидел, стиснув зубы. Он тоже, судя по всему, был уверен, что они имеют дело с безумцем и это может самым неприятным образом отразиться на судьбе отдела, если все пойдет наперекосяк. Маркус кивнул. – Ладно, Тосиро. Кроме твоего возраста, и внешности, и места, где ты купил одноразовые карты, мы знаем, что ты живешь в окрестностях Копенгагена, очевидно, в очаровательном маленьком домике, а может быть, даже в большом. Мы, конечно, найдем тебя, Тосиро, но окажи самому себе услугу. Подумай над тем, что только что сказал начальник отдела. Ты получишь место в лечебном учреждении и значительно более приемлемые условия. Вмешалась Роза. – А кроме того, избежишь многократных изнасилований, неизбежных при твоей чарующей внешности, – сурово сказала она. Голос парня вдруг зазвенел: – Пусть так, а ты уверена, что я хочу этого избежать? – Тосиро, – очень мягко сказал Гордон. – Я обещаю, что приговор будет щадящим, если ты расскажешь мне, кто ты. В противном случае тебе не позавидуешь. Мы трудимся днем и ночью, неустанно, ты это должен знать. – Хорошо! Я говорю вам perseverando, спасибо за сегодняшний день. – Раздался щелчок, и связь прервалась. Маркус Якобсен посмотрел на присутствующих поверх своих очков для чтения, вид у него был несколько ошарашенный. – Его состояние хуже, чем я думал, – сказал Маркус. – Пришлите мне запись, я все-таки отправлю ее в службу безопасности полиции. Нужно воевать на всех фронтах, иначе через пару дней нам придется разбираться с массовыми убийствами. Роза взглянула на Гордона. – Дай-ка послушать еще раз его последнее предложение. Тот отмотал запись на двадцать секунд назад. Когда прозвучало нужное слово, Роза взмахнула рукой. – Он сказал «preseverando»? Поставь еще раз. Все трое стали внимательно слушать. – Нет, «perseverando», – сказал Маркус. – Что это? Роза стала гуглить в интернете. – В переводе это значит «быть упорным», тут так написано. И вдруг она замерла. – А парнишка-то проговорился – вот что мне кажется. – Роза усмехнулась. – Потому что «perseverando» – это девиз школы-интерната около озера Багсвэр. Смотрите сами. Все прильнули к монитору. 39 Галиб Когда Галиб присоединился к группе джихадистов датского палестинца Ясера Шехаде, он сделал это, чтобы живым выбраться из Сирии. Он многие годы состоял в американском списке приговоренных к смерти и мог с гордостью сказать, что оснований для этого было предостаточно, потому что его жестокость и беспощадное отношение ко всем, кто вставал у него на пути, были зафиксированы почти во всех регионах Сирии, где бушевала война. Впервые Галиб встретился с Шехаде несколькими годами раньше в пропыленном тренировочном лагере в нескольких сотнях километров от Исламабада, столицы Пакистана. Среди сотен джихадистов всех национальностей, с которыми столкнулся Галиб, у Шехаде, как показалось Галибу, имелся наибольший потенциал. Он был не только умен, но и излучал брутальность, притом что лицо у него было кукольное, с большими, внушающими доверие глазами и улыбкой, которая в более цивилизованных широтах могла бы подарить ему карьеру в киномире и бесконечные победы над женщинами. Короче говоря, Шехаде был изощренной машиной для убийства, под приятной внешностью тая жестокость и беспощадность. К тому же он пожил в Дании, что тоже было интересно. В их взаимоотношениях Галиб был стратегом. Многолетняя борьба с властями Ирака после падения Саддама закалила его и наделила необходимым опытом. Он жил как кочевник, не спал в одном месте больше нескольких ночей подряд и уничтожал за собой любые следы, несмотря на все потери, которые неминуемо бывали при такой жизни. Галиб был идеальным участником необъявленных войн, и такой образ его вполне устраивал. В одном случае это был коротко стриженный, хорошо выбритый мужчина с затушеванными шрамами в нижней части лица, который мог вращаться в среде коалиционных сил, в приличном западноевропейском прикиде; в другом случае он выступал на поле боя как дикарь в окровавленной одежде, с безумным взглядом. Он никогда не шел на лишний риск. Но у него была одна слабость, которая управляла им более, чем все другое, и это была никогда не исчезавшая жажда мести. С тех пор как Заид аль-Асади больше пятнадцати лет тому назад изуродовал его лицо фосфорной кислотой, главным двигателем жизни Галиба стало желание ему отомстить. Он каждый день мстил Заиду аль-Асади, терроризируя трех женщин, которых тот любил больше всего на свете. Между тем дилемма состояла в том, что месть врагу должна быть осязаемой, а возить с собой трех женщин в зоне боевых действий и наблюдать за ними все время было рискованно. Когда летом 2018 года он встретил Шехаде во второй раз, то заключил с ним договор, что тот возьмет женщин с собой в Сирию и будет делать с ними абсолютно все, что пожелает, при единственном условии, что сохранит им жизнь, чтобы Галиб мог позже их забрать. Шехаде согласился. За эту услугу он получил в подчинение группу джихадистов, которые должны были действовать в таком районе Сирии, где риск быть убитым сравнительно невелик и где можно заработать почет и уважение. Галиб был с ним на связи, так что всегда мог убедиться, что женщины еще живы, при этом все силы он бросил на то, чтобы найти этого аль-Асади. Многочисленные попытки через суннитов в Дании отыскать Заида аль-Асади не дали результата, и Галиб со временем пришел к выводу, что того вообще нет в Дании. Он покопался в его прошлом и через несколько месяцев нашел пожилую пару в Фаллудже, которая под угрозой приставленного к виску пистолета рассказала о бегстве семьи от режима Саддама. Это были их последние в жизни слова. В тот день, когда Галиб добрался до разбитого бомбами белого дома в юго-западной части Сирии, где семья Заида аль-Асади, как выяснилось, жила до переезда в Данию, Галиб встал на колени и поблагодарил Аллаха за милость, которая привела его сюда. В саду кое-где виднелась зелень, у обочины жевала траву привязанная коза, но, кроме этого, не было больше ничего, и трудно было понять, как можно жить в этом доме, который в более мирное время выглядел жемчужиной округи. Внутри дома все было по-другому. Конечно, там похозяйничали вандалы, но из остатков старого имущества хозяин благодаря железной воле и упорству сумел воссоздать подобие былого величия и элегантности. В центре комнаты на втором этаже он нашел Лели Кабаби сидящей на диване с давно потухшей сигаретой в руке. Галиб вежливо спросил ее о семье аль-Асади, но Лели Кабаби сказала, что она не имеет ни малейшего представления о каких-то иракцах, которые будто бы жили у нее. Конечно, это была ложь. Галиб знал это, потому что он был специалистом по допросам и привык обнаруживать неправду, но пока он решил оставить Лели в покое. Потому что она неосторожно подала ему идею, на основе которой он составил план. Три дня спустя в Саб-Абар прибыл Ясер Шехаде со своими джихадистами, а также тремя женщинами Заида аль-Асади, о которых он договорился с Галибом. Он и его люди выглядели бесконечно измученными и уставшими от войны, а многочисленные шрамы и незаживающие раны свидетельствовали о том, как тяжело им было противостоять войскам Асада и массивным атакам коалиции. Галиб расположился в помещении бывшей кожевенной мастерской прямо напротив полуразрушенного дома Лели Кабаби и встретил здесь Ясера Шехаде и его людей. Галиб обнаружил явное нежелание Шехаде воевать, после того как тот разместил своих людей и сел рядом с ним около разбитой мастерской. – Мы уничтожили больше людей, чем они, но и я потерял несколько человек, тут настоящее пекло. Слишком близко к Дамаску, слишком близко ко всему. Я скажу тебе, Галиб: если мы останемся здесь еще на пару дней, нам конец. Понимаешь это? Галиб кивнул. Он понимал. Правительственные войска подавляли группировки джихадистов, повсюду лилась кровь, в том числе и в этих местах. – Да, надо убираться, и у меня есть план, как это сделать. Мы должны перебраться на север-запад, к морю. Вы все побреетесь и сделаете вид, что сопровождаете важного пленника, а именно меня. У вас бумаги в порядке? Ясер Шехаде кивнул. – Через несколько дней, когда мы переплывем через море, я представлю тебя Хамиду. Он отвечает за те операции в Европе, что потрясут мир. Но сначала мы навестим одну старую даму, которая живет в доме напротив. – Галиб показал на белый дом. – И возьмем с собой наших женщин. Как они? Шехаде пожал плечами и вошел в дом, чтобы привести женщин. Галиб усмехнулся, когда женщин вытолкали из дома. Младшая, Ронья, была жалкой, грязной, сгорбившейся, со спутанными волосами, в то время как ее мать и старшая сестра, несмотря на испуганные лица и дрожь при любом звуке, выглядели значительно лучше. – Что случилось с младшей, ты плохо с ней обращался? – спросил он. Шехаде снова пожал плечами: – Как бы это сказать? Мужчины предпочитали именно ее. Когда они вошли в белый дом, старая женщина ждала их, сидя на стуле с ружьем на коленях, и следила за их движениями, как змея следит за крысой.