– Он приходит сюда не тренироваться. Ему около пятидесяти, коротко стриженный, волосы с проседью. Хватка стала сильнее. – Ты имеешь в виду вон того? Он кивнул в сторону афиши на боковой стене, где два боксера смотрели друг на друга без признаков влюбленности: «Чемпионат в полутяжелом весе, 1993 год. Хамид Алван против Омара Джадида» – и дата боя. Асад засомневался. Отчетливой мюнхенскую видеозапись назвать было нельзя, кроме того, опознать человека по афише, которой двадцать пять лет, Асад тоже не смог бы наверняка. – Думаю, это он, – тем не менее сказал Асад. Гигант снова его ударил, и Асад отлетел к судейскому столу. Удар был точным и болезненным, нанесенным классным в прошлом боксером. Хороший замах, накачанные бицепсы и ноги, но и явные признаки возраста и последствий тяжелого спорта в виде сломанного носа, набрякших век и складок на животе. – Пожалуйста, не повторяй, – сказал он, стирая кровь с верхней губы. – Я тебя спрашиваю. У Хамида Алвана, который вон там на афише, настоящая фамилия? Тяжеловес приготовился нанести следующий удар. Отсутствие уважения в этих кругах наказывалось незамедлительно. – Стоп, – сказал Асад, выдвигая вперед руку в качестве самозащиты. – Я не хочу навредить тебе. Просто ответь. Алван – его настоящая фамилия? – Ты сказал: навредить МНЕ? – Он не поверил своим ушам. – Я убью тебя, вошь ничтожная. Незачем приходить сюда и… Асад нанес ребром ладони удар по его шее, и тот отшатнулся. Этого было достаточно для того, чтобы Асад нанес два удара в промежность и закончил третий акт еще одним ударом по шее. Через две секунды гигант со стоном рухнул на пол. Асад поднял пистолет и спрятал за пояс. Его противник большой горой лежал на полу, схватившись обеими руками за шею, и едва дышал. Вид грузного тела в сто двадцать пять килограммов в белом нижнем белье, на полу, с глазами, широко раскрытыми от тревоги и страха, вызвал у него досаду. Он пришел сюда не для того, чтобы смотреть на это. – Алван – его настоящая фамилия? – еще раз спросил Асад. Гигант попытался ответить, но не смог. – Это твое жилье? Ты живешь здесь наверху? – спросил он, ответа по-прежнему не было. Асад вышел на кухню за водой. Даже если придется поливать его маслом, он добьется ответа. Гигант осторожно пил, глядя Асаду прямо в глаза. Ясно, что он еще не отошел от шока. Асад чувствовал к нему почти сострадание. – Алван – его настоящая фамилия? – спросил он в четвертый раз. Гигант закрыл глаза. – Он меня убьет. Придет и сожжет всю шарагу, – прозвучал сиплый голос. Итак, он ответил. Асад с облегчением выдохнул. – У тебя есть картотека тех, кто сюда ходит? Он медлил слишком долго, потом покачал головой. Асад вынул мобильник и позвонил Веберу. Может быть, такого рода сцена поможет руководителю следственной группы немного прийти в себя? Они явились впятером. Значит, Вебер понял намек. От него еще несло спиртным, но он был на удивление внимательным и собранным. – Мы его заберем и допросим, – сказал он и кивнул своим людям. Потом осмотрелся. – А чем ты тут занимался? Асад пожал плечами: – Нажал на дверь, она и развалилась. Я заплачу. Уже пообещал это нашему старому другу. Вебер покачал головой, но, похоже, слишком резко и тут же схватился за виски. 47 Александр День второй Каждый раз, когда мать стонала под клейкой лентой, Александр сбивался. Важные миллисекунды превращались в секунды, и его обычная молниеносная реакция раз за разом не срабатывала. Никогда еще с тех пор, как он перестал быть начинающим игроком, он не делал так много ошибок. Если так пойдет и дальше, он растеряет все свое мастерство. – Я убью тебя немедленно, если ты не заткнешься, – сказал он и сразу же пожалел об этом. Разве он не пообещал ей, что не станет ее убивать до конца игры? А ведь оставалось еще девять раундов. Он развернул конторский стул, на котором она сидела, и посмотрел ей прямо в глаза. Какое наслаждение видеть ее страх и покорность. – Давай изменим наши правила? Если я быстро выиграю раунд, то ты еще немного поживешь, договорились? Может быть, это заставит тебя заткнуться? Клейкая лента у рта заколебалась. Неужели она не поняла то, что он только что сказал? Но она продолжала двигаться на стуле взад и вперед, как будто у нее было недержание. Александр мысленно слал проклятия. Ну какое ему дело до того, что она надует в штаны? Потом она сделала то, чего Александр не видел с тех пор, как отец всерьез выпорол его. Она заплакала, из носа потекло, а сдавленные стоны стали громче. И в середине этой неаппетитной сцены в его памяти вдруг выплыло воспоминание, которое он, казалось, давно уже вытравил из своего сознания. Он вспомнил, что ее жалобные мольбы были предназначены тогда для его защиты. Она схватила отца за рубашку, чтобы остановить его. Это было в последний раз, когда она встала на сторону сына, а потом мать безоговорочно соглашалась со всеми капризами и выпадами мужа. Как бы то ни было, тогда она заплакала, и сейчас это повторилось. Она боялась, она была одна и, видимо, о многом сожалела. Этого недостаточно, но все-таки. Александр задумался. Мать знала, что ей предстоит умереть, тем не менее заботилась о том, чтобы не обмочиться. Это было по-человечески трогательно. – Обещаешь, что дашь мне возможность поиграть, если я тебе разрешу? – сказал он. Она усиленно закивала. – Дверь не запирай, иначе я ее сломаю. Понимаешь, что я говорю? Она снова кивнула. Он положил меч на плечо и подкатил офисный стул к двери туалета, снял ленту с рук и ног, но оставил на губах. Он отступил назад и показал меч, чтобы она не вздумала сопротивляться. – Иди и делай свои дела, – сказал он, – и без выкрутасов! Она кивнула и исчезла за дверью. Там пожурчало, потом наступила тишина, значит были еще и другие дела. Александр терпеливо ждал, но вдруг заметил, что кружок на ручке двери стал не зеленым, а красным. – Эй! – крикнул он. – Я сказал, чтобы ты дверь не запирала. Теперь тебе же самой будет хуже. Он пнул несколько раз по двери. Из туалета тем временем раздавался громкий тревожный треск. И когда дверь наконец поддалась и с грохотом стукнулась о стену, она уже стояла у окна со свинцовым обрамлением стекла, без клейкой ленты вокруг рта, держа поднятое над головой тяжелое сиденье унитаза. В ту же секунду, как сиденье разбило стекло, она изо всех сил стала звать на помощь. Это прекратилось, когда Александр повернул меч и нанес обитой кожей рукояткой меча удар ей по затылку. Она упала, потеряв сознание. «Убить ее сейчас?» – подумал он и потащил мать в комнату. Потом постоял, обдумывая следующий шаг, но тут через разбитое окно туалета он услышал крик. Кто-то спрашивал, не случилось ли чего-нибудь. Впервые за очень длительный период жизнь за пределами дома стала для Александра реальностью. Неужели его матери удалось спутать ему карты? Он бросил быстрый взгляд на нее и убедился, что она придет в себя не скоро. Отложил меч, вышел в прихожую и открыл дверь. Воздух на улице был холодным и свежим. Когда Александр стал затворником, был конец лета, а теперь приближалась зима. Листва опала, все живое перед домом отцвело и завяло. Даже лужайка поблекла, и на пожухлой траве лежало раскрытое сиденье унитаза, а в нескольких метрах от него на тротуаре стояла вечно сующая свой нос куда не надо их тощая соседка из дома напротив и пялилась на этот неприличный предмет, древняя псина рядом тянула ее за поводок. Его отношение к ней всегда было холодным, но в этот раз он решил сменить привычный тон. – Да, наверное, я слишком разволновался, – сказал он и поднял с земли сиденье. – Расстроился из-за того, что не смог поступить куда хотел.