– Я хотел бы еще раз прочитать рапорт о допросе родителей Мустафы, – сказал Асад. Вебер покачал головой: – При себе у меня, сам понимаешь, нет такого документа. Смех у него был тоненький и казался невероятным для такого крупного человека. Все сидевшие в баре покосились на него. – А у кого есть? Вебер поднял палец. – Одну минуту, – произнес он и лениво порылся в карманах. – Вот, – сказал он как-то в нос и протянул Асаду свой мобильник. – Посмотри в «джимейл», пароль четыре-три-два-один, «допросмустафа». «Джимейл» и самый распространенный пароль в мире! Этот офицер безопасности руководил расследованием? – Это не отчет, Асад, а гораздо лучше. Это видеозапись самого допроса. Перешли его на свой адрес, а теперь закажи мне порцию коньяка. Возьми и себе тоже. Тебе, похоже, не помешает. – Я не пью алкоголь, Герберт, но все равно спасибо. Он переслал файл и нашел для себя тихий уголок на диване рядом со стойкой портье. Уже через десять минут ему стало тяжело смотреть. Родители Мустафы были убиты горем. Они рвали на себе одежду и по-арабски призывали своего пророка дать им утешение. Менее двадцати минут тому назад им в дверь позвонили и сообщили о смерти их возлюбленного сына и его поступке. Это было худшим моментом в их жизни. Асаду захотелось перемотать запись вперед, но у него было впечатление, что полицейские внесли в отчет не все, и поэтому он особенно внимательно вслушивался в слова родителей. Большей частью перевод следовал за их словами, но иногда перебивал их. Было видно, что переводчик привык к своей работе, потому что душевное состояние родителей совсем не задевало его. Когда родители снова и снова восклицали, что любят сына и горюют по нему, он это отбрасывал и говорил только то, что не было сказано раньше. Неудивительно, что люди Вебера тоже не почувствовали к ним сострадания. Когда подошли к вопросу, с кем Мустафа общался и где мог радикализироваться, мать так затрясла головой, что платок соскользнул на плечи. – Мустафу никто не радикализировал, – плача сказала она. – Он никому не мог причинить вреда, он никуда не ходил без отца. Он учился в школе и в мечеть ходил только с отцом. – Мы не понимаем, что произошло, – рыдал отец. – Он был здоровым мальчиком и занимался спортом, как и я. Он был очень-очень сильным и боксировал на высоком уровне, потому что надеялся стать профессионалом. Мы гордимся… Тут он остановился. Говорить было слишком тяжело. Он поднялся так резко, что выплеснулся чай из чашек на столе. Через двадцать секунд вернулся, держа в руках серебряный кубок размером с графин для вина. – Вот! Первый приз в среднем весе. Он победил во всех схватках техническим нокаутом. Отец вытер слезы и поднес кубок к телекамере. Губы у него дрожали. – Мустафа всегда знал, как тренироваться, каким должно быть питание. Он был умным добрым мальчиком. О-о-о, что мы наделали? Его рука немного опустилась, и стала видна надпись, выгравированная на кубке. Асад остановил запись, вернулся на несколько секунд назад: «Турнир юниоров 2016. Легкий вес, Висбаден – Берлин». Асад замер. – Это его первая победа в турнире, а в прошлом году он еще раз победил в Берлине, но только в среднем весе. У нас был такой хороший день – у него, и у меня. – Отец снова разрыдался. Подошла жена и обняла его. Асад обдумал то, что увидел, потом встал. Поднял руку, чтобы помахать на прощание Веберу, но тот сидел, привалившись к окну и ни на что не реагируя. Асад вспоминал. Прошло уже несколько дней после того, как Асад посмотрел видео, снятое Синей Курткой в Мюнхене. Закрыв глаза, он мог вспомнить изображение, которое его одновременно беспокоило и внушало надежду. Сцена была такая. В сумрачной комнате немецкого фотографа Галиб и Хамид вели доверительную беседу. Хамид появился в этой истории впервые. Он производил впечатление решительного человека, к которому Галиб относился явно с большим уважением. В какой-то момент они, несмотря на серьезный тон разговора, засмеялись, на это он обратил внимание уже тогда, а теперь вспомнил почему. Хамид хотел проиллюстрировать что-то в разговоре. Что именно, Асад не расслышал. Хамид вскочил и, пританцовывая, нанес несколько ударов, как профессиональный боксер. Это было неожиданно в середине спокойного разговора, как показалось Асаду. Значит, Хамид – старый боксер? И он познакомился с Мустафой в связи с этим? Асад вытянул губы трубочкой и сделал выдох. Интуиция подсказывала ему, что этот вопрос надо выяснить немедленно. Он загуглил в интернете несколько слов и нашел боксерский клуб, который проводил турниры, в которых участвовал Мустафа. Вышел на главную страницу клуба, где обычно дается статистика, фотографии и прочая информация. Но там был только адрес клуба и предложение о скидках при условии, что человек обратится туда до 31 декабря 2015 года. Значит, прошло уже почти три года. Если бы родители Мустафы не упомянули о турнире, который состоялся всего год назад, Асад на основании материалов сайта мог бы решить, что клуб уже закрылся. А внизу была приписка, что можно позвонить по такому-то номеру и связаться с тренером. Еще один раз за эту ночь Асад посмотрел на часы. Начало второго, и вряд ли в это время тренер сидит у телефона в ожидании новых членов. Тем не менее он набрал номер и терпеливо дождался автоответчика, который сообщил ему, что клуб открыт все дни недели с одиннадцати часов до двадцати одного. Тогда он взял самый надежный из своих пистолетов и сунул его за пояс. На Фридрихштрассе не приходится ждать такси больше нескольких секунд, но шофер, услышав адрес, призадумался. – Это очень сомнительный район, – сказал он и включил зажигание. – Очень сомнительный… – повторил он и больше не произнес ни слова, пока они не подъехали и не остановились у тротуара. Шофер оказался прав. Место было мрачное. Асад видел что-то похожее в Литве. Само здание когда-то до войны было величественным вокзалом, рядом железнодорожная линия, но сейчас вокруг валялись только горы мусора, а проржавевшая стальная ограда давно рухнула. – Ты уверен, что адрес правильный? – спросил шофер. Асад посмотрел вверх на висевшую над входной дверью вывеску с огромными боксерскими перчатками и надписью: «Берлинская академия бокса». – Да, это здесь. Ты получишь пятьдесят евро, если подождешь меня четверть часа. – Мне очень жаль, – сказал шофер и взял только ранее оговоренную сумму. Асад остался в темноте один. Дверь явно была когда-то главным входом в официальное учреждение давних времен. Правда, теперь уже без латунной ручки, которая, конечно, перекочевала на блошиный рынок, но материалом, из которого когда-то изготовили дверь, был дуб. Асад пару раз постучал. И поскольку никто, как и ожидалось, не открыл, обошел здание и попал к остаткам узкого перрона, примыкавшего к зданию с обратной стороны. Асад снова постучал, на этот раз в окно. На всякий случай покричал, есть ли кто-нибудь внутри. По-прежнему тишина. Тогда он прижался носом к грязному стеклу и посмотрел внутрь большого темного помещения, которое когда-то, конечно, было залом ожидания, но теперь по всем правилам оборудовано как зал для тренировок, включая боксерский ринг и даже сидячие места для по меньшей мере пятидесяти зрителей. Если бы Герберт Вебер был в лучшей форме, Асад позвонил бы ему и попросил дать информацию, не был ли этот клуб когда-либо раньше в поле зрения властей. Асад покачал головой: сейчас такой звонок вряд ли привел бы к чему-то конструктивному. И что ему теперь делать? Раньше уже бывали случаи, когда клубы такого рода служили прикрытием для противоправной деятельности. Они притягивали молодых мужчин из общественных слоев, которым было за что бороться: чернокожие бедняки в США, нищие латиноамериканцы в Южной Америке, бедные мигранты в Европе. Ничего странного, что боксерские подиумы в мире чаще всего заняты людьми с темным цветом кожи. Посмотрев на потрепанные афиши боксерских поединков, приклеенные к задней стене, он понял, что и это место не исключение. Асад задумался. Чем он рискует, если проникнет внутрь? Сработает сигнализация? Явится полиция, задержит его и предъявит обвинение в незаконном проникновении в помещение? Вебер легко добьется отмены такого обвинения. Асад нашел с задней стороны дверь попроще с облезлой краской, где в фанерных вставках были трещины. Отошел на пару шагов и с разбега ударил ногой по нижней части, так что стекла в окнах задрожали. Потом подождал немного, оглянулся и пнул снова. Фанера треснула, вывалилась прокладка. После нескольких пинков отверстие стало достаточно широким, чтобы он смог пролезть. Асад нашел выключатель на колонне в центре зала и зажег лампы. Немного помигав, они залили помещение таким белым и холодным светом, что, казалось, лучшего места, чтобы выбивать признания на допросах, не подобрать. Его целью было найти подтверждение того, что здесь бывал Хамид. После тяжелого жесткого боя Хамиду, конечно, не составило бы труда подойти к победителю, похлопать его по спине и предложить небольшое вознаграждение. Сколько молодых парней во всем мире было завербовано с добрыми словами и чашкой дымящегося чая со сладкой лепешкой? Почему то же самое не могло произойти и с Мустафой, если вспомнить его печальную кончину? Ну да, если круг его общения и в самом деле был так узок, как утверждали родители, то Асад нисколько не удивился бы, выяснив, что Мустафа на последнем турнире встретил человека, который рассказал ему все о загнивании Запада и напомнил о его долге защищать свою веру. И чем больше Асад думал, тем больше убеждался в том, что этим человеком был Хамид. Несколько помещений примыкало к большому залу. Пара-тройка затхлых раздевалок, и в одной из них что-то вроде массажного стола, маленькая кухня с кофеваркой, чайником, посудой и множеством полок с разнообразными чаями и сладостями в прозрачных банках. «Должна же где-то быть комната администрации, возможно, она наверху», – подумал Асад и заметил узкую лестницу в виде спирали, которая поднималась на второй этаж. Он прошел полпути, когда наверху загорелся свет, упавший на верхние ступеньки лестницы. Рука Асада автоматически потянулась к пистолету, когда он поднялся на последние ступени. Несколько секунд он размышлял над тем, не сработал ли какой-то датчик, но человеческая фигура на верхней площадке опровергла это предположение. Без всякого предупреждения человек ударил Асада в челюсть, так что тот полетел спиной вперед по лестнице и как мешок рухнул на пол. – Ты кто? – крикнул человек, встав над ним. Большого роста, метр девяносто – не меньше, потный. Возможно, он сладко спал и Асад разбудил его. Во всяком случае, стоял он в нижнем белье. – Вот это тебе не поможет, – сказал он и показал на пистолет Асада, лежавший на полу метрах в четырех-пяти от них. Асад помассировал затылок и приподнялся. – Ты спрашиваешь, кто я? Я последний из тех в этом городе, кому надо мешать, – сказал он. – Мне очень жаль, что пришлось совершить взлом, я заплачу за эту дверь. А ты что же, не слышал, как я стучал и кричал? – Зачем ты пришел? Здесь нечего украсть, – сказал он и так крепко тряхнул Асада за ворот, что чуть шею не сломал. Асад схватил человека за запястье, чтобы высвободиться. – Где живет Хамид? – с трудом произнес он. Лицо гиганта перекосилось. – Здесь бывают разные люди с именем Хамид.