— И что дальше? — Диего усмехается. — Ты выдашь ее замуж за ирландского ублюдка, который лишил ее девственности, я вернусь домой с твоими деньгами, и мы все вернемся к обычным делам? Семья Сантьяго снова на вершине, спасаясь от тени своего позора? — Фыркает он. — Я думаю, что нет. Я получу девушку, независимо от ее чистоты, и ты ни словом не обмолвишься о том, как, по твоим слухам, с ней могут обращаться под моей крышей, — добавляет он, грозя толстым пальцем перед лицом моего отца. — Лишение ее девственности — это лишь небольшая цена за то, что дочь Рикардо Сантьяго находится в моей власти, или за отсутствие таковой. Он смеется, когда мой отец бледнеет, как будто отпустил какую-то веселую шутку. — Я, конечно, сделаю ее своей женой, но со шлюхой следует обращаться соответственно. — Я не потерплю… — начинает говорить мой отец, но один из охранников Диего грубо отталкивает его назад, двое из них тянутся ко мне. В этот момент я действую чисто инстинктивно, бросаясь вперед и яростно замахиваюсь на Диего, нанося пощечину открытой ладонью и царапая ногтями его лицо. Для пожилого человека с избыточным весом он двигается быстрее, чем я могла бы подумать. Его рука протягивается вперед, хватая меня за запястье так сильно, что я чувствую, как мелкие косточки в нем скрежещут друг о друга, и он наклоняется вперед, шипя мне в лицо, обдавая дыханием, пахнущим мясом, чесноком и слишком большим количеством спиртного. — Осторожнее, маленькая принцесса, — усмехается Диего. — Я бы подумал, что твоя семья научила тебя, как быть леди, подходящей женой для босса картеля вроде Диего Гонсалеса, но я вижу, что это не так. — Он притягивает меня ближе, достаточно близко, чтобы мое тело почти касалось его, когда я дрожу в его объятиях. — Полагаю, мне не следует ожидать ничего меньшего от шлюхи, которая теряет свою ценность ради такого мужчины, — он дергает головой в направлении, где, я знаю, должен быть Найл, хотя я его и не вижу. — Но знаешь ли ты, куда отправляются непослушные жены? Я не могу говорить, не могу двигаться, едва могу даже думать. Мой рот не может произнести ни слова, чтобы сказать "да" или "нет", потому что все, что я чувствую, это страх, холодный и замораживающий в один момент, и головокружительно горячий в следующий. Я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза от ужаса и боли в запястье, но я стараюсь не дать им пролиться. — Не заставляй меня отсылать тебя к укротителю невест, малютка Изабелла. У него низкий, певучий голос, и он притягивает меня к своему телу, шепча это мне на ухо. Я чувствую, насколько он возбужден через штаны, одна рука скользит между нами, чтобы нащупать мою грудь, и я чувствую, что меня сейчас физически стошнит. Укротитель невест — это бугимен, сказка, рассказанная для устрашения будущих непокорных жен, по крайней мере, так мы говорим сами себе. Мы все слышали о том, как кого-то увозили и отправляли ему, в моем случае женщина, о которой я слышала, была той самой, которая чуть не обманула своего мужа, заставив думать, что она девственница. Ее отослали, и ходили слухи, что ее увезли в горы, к укротителю невест. Мужчина, который подчиняет женщин своей воле, который заставляет их подчиняться, и который отправляет их обратно к их мужьям тихими и послушными, оболочками их прежних "я". Я видела ее, когда она вернулась. Она была уже не той женщиной. Это было достаточным доказательством, даже если сам укротитель невест был всего лишь историей, кто-то изменил ее. Человек, с которым мы никогда не хотели встречаться. Но я не уверена, что Диего не хуже. — Убери от нее свои грязные руки! Голос Найла прорезает воздух, слишком близко, и я выворачиваюсь в объятиях Диего, несмотря на боль в запястье, просто чтобы увидеть его лицо. Он выглядит разъяренным, на кого именно, я точно не уверена, возможно, на всех, и он не смотрит на меня. Но его взгляд направлен прямо на Диего, и он на мгновение освобождается от охраны моего отца. — Ты никому ее не отдашь, и ты не заберешь ее, по крайней мере, без… Его голос резко обрывается, когда крупный мужчина… из людей Диего или моего отца, я не уверена, кто именно, бьет его прямо в живот. Найл сгибается пополам, из него выбивает воздух, но он восстанавливается быстрее, чем я могла бы ожидать от любого мужчины. Если раньше я думала, что это хаос, то это было ничто по сравнению с этим. Такое тело, какое есть у Найла, обусловлено не чем иным, как часами занятий в тренажерном зале, но я и не представляла, что он может так драться. Он как будто превращается в зверя, его челюсти сжаты, а глаза суровы, когда он отбивается от надвигающихся на него мужчин, пригибаясь, блокируя и обмениваясь ударами, прежде чем они окажутся в пределах досягаемости его точеного лица. Но он не единственный, кто сражается. — Я сказал, что сделка расторгнута, — начинает говорить мой отец. — Она больше не твоя, Диего. Я принял свое решение… — А я принял свое. Закончите это. — Говорит Диего, поворачиваясь к своим людям. Затем он начинает тащить меня за запястье прочь от отца и брата по мраморному полу, в то время как гости расходятся, как море, и никто из них не хочет вмешиваться. Мой отец выпрямляется во весь рост, его лицо темнеет от ярости. — Я Рикардо, черт возьми, Сантьяго! — Кричит он. — И ты не заберешь мою дочь без моего разрешения, сеньор Гонсалес! Я вижу, как он делает движение рукой, и внезапно его люди идут за Диего, обнажив пистолеты и ножи, люди Диего образуют стену с другой стороны от него и меня. Гости застыли, как будто не могут поверить в происходящее до тех пор, пока не раздается первый выстрел, а затем начинается настоящее столпотворение. — Ты пойдешь со мной, даже если моим людям придется убить каждого члена твоей семьи, черт возьми, ты должна это сделать, — рычит Диего, таща меня вперед, и я не уверена, что мое запястье вот-вот не сломается. Я все равно оборачиваюсь, осматривая комнату в поисках Елены, но ее нигде не видно, и я помню, как мой отец велел охранникам отвести ее наверх. Пожалуйста, пусть она будет в безопасности, думаю я, мои глаза наполняются слезами, когда Диего издает сердитый возглас разочарования и делает шаг вперед, чтобы подхватить меня на руки, как будто я ничего не вешу. — Отпусти ее нахуй! — Я слышу крик Найла, а также проклятия и угрозы моего отца и крики моего брата, но они не могут добраться до меня. Никто не может. Гости в панике бросаются к дверям, и теперь слышны еще выстрелы, еще крики. Я вижу все это из-за плеча Диего, когда он шагает к входной двери в окружении охранников. Я вижу кровь на мраморе, гостя, падающего, затоптанного. Я чувствую, как рвется моя юбка, когда я пытаюсь вырваться, а он удерживает меня. Я вижу, как Найл сбивает кого-то с ног метким ударом кулака, и вижу, как мой отец и Анхель отступают за стену безопасности, пока люди Диего отбиваются. Мой отец и мой брат на самом деле не бойцы. Они платят мужчинам, чтобы те делали это за них. Но Найл… Я никогда не видела никого подобного ему, и даже сейчас, даже зная в душе, что у меня никогда больше не будет с ним такого момента, как те, что были у нас до сегодняшнего вечера, я не могу перестать смотреть. Я хочу запечатлеть его образ на своей сетчатке, выжечь память о нем в своем сознании, чтобы каждый раз, когда я закрываю глаза, я видела только его, что бы ни происходило. Неважно, что Диего делает со мной. — Заводите машины! — Рычит Диего, уже почти подойдя к дверям. Он окружен мужчинами, и, к моему ужасу, я вижу, как они тоже нападают на гостей, избивая их, нанося удары ножом и сбивая с ног, чтобы те не преградили Диего путь к парадным дверям, пока мрамор не становится скользким от крови и усеян телами. Мы уже миновали бальный зал. Миновали то место, где я вижу своего отца, брата или Найла, и все, что я слышу, это слабое эхо их криков, уже затихающее вдали. Моя прежняя жизнь уже почти закончилась. — Прекрати брыкаться, или я тебя нокаутирую, — предупреждает Диего, когда мы вырываемся из дверей на холодный воздух пустыни. Повсюду пыль, машины остановлены, водители кричат, гости с криками высыпают позади нас, но Диего направляется прямиком к огромному черному внедорожнику, окруженный большим количеством мужчин в камуфляже со штурмовыми винтовками в руках. Дверь распахивается, и он швыряет меня внутрь, немедленно следуя за мной. Его нога наступает на мою юбку, когда я со слезами на глазах отползаю назад, видя, как тушь капает на мои руки и еще больше разрывов тюля, бриллиантов и жемчуга рассыпаются по полу внедорожника. — Теперь ты моя, девочка, — рычит Диего. Он достает из кармана куртки черную бархатную коробочку, в которой лежит золотое кольцо с огромным бриллиантом огранки "маркиз", окруженное более мелкими бриллиантами квадратной огранки с обеих сторон. — Ты этого не заслуживаешь. Это слишком хорошо для такой шлюхи, как ты, но мы должны сделать это официально, не так ли? Он хватает меня за запястье, то самое, которое он чуть не сломал, и я вскрикиваю, когда он дергает меня вперед и надевает кольцо мне на левую руку. Его ногти царапают кожу, когда он грубо проводит ими по моему пальцу, из порезов сочится кровь, а затем он удерживает меня на месте, сжимая перед моего платья другой рукой. На один ужасающий момент мне кажется, что он собирается силой посадить меня во внедорожник, где его водитель и охрана могут видеть все, что он будет делать со мной, просто чтобы показать мне, что он может. — Я должен поставить тебя на колени и заставить сосать мой член в качестве извинения, малютка — шипит Диего. — Или развернуть тебя и трахнуть здесь, просто чтобы убедиться, что это мое семя в тебе, прежде чем какое-либо другое сможет пустить корни. — Его темные глаза впиваются в мои, полные ярости, которую чувствуют только сильные мужчины, которых переиграла женщина. За исключением того, что в этот момент я не чувствую той победы, которая была у меня раньше. Я думала, что почувствую огромное удовлетворение, узнав, что мой муж будет рогоносцем, но здесь ничего этого нет. Диего знает, что я сделала. Я не обманываю его. И я только сделала все намного хуже. Я понятия не имею, что происходит с моей семьей или Найлом, или с тем, что уже произошло. Я не знаю, как закончились боевые действия и продолжаются ли они еще, когда колонна машин Диего с ревом выезжает из комплекса Сантьяго на открытое шоссе. Я знаю только, что там, куда я направляюсь, мне было бы лучше умереть сразу. Диего отпускает меня, толкая назад, и я тихо вскрикиваю, падая на сиденье, мое запястье пульсирует. — Я хочу получить удовольствие от того, что сначала сломаю тебя, девочка, — говорит он с жестокой улыбкой. — Я хочу, чтобы ты знала, что то, что я трахаю тебя, не самое худшее, что может случиться. К тому времени, как мы доберемся до брачной постели, ты будешь умолять о моем члене, если это облегчит тебе жизнь. И это то, чего я хочу, Изабелла Сантьяго. Он снова наклоняется ближе, его пристальный взгляд безжалостно прикован к моему. — Я хочу услышать, как ты умоляешь. 3 НАЙЛ Я был во множестве чертовски плохих ситуаций, но я не уверен, что когда-либо видел, чтобы одна из них так быстро переворачивалась с ног на голову. Возможно, злополучное проникновение Лиама в квартиру Александра Сартра, но я не видел этого собственными глазами, я просто услышал об этом постфактум. Он не взял меня с собой, потому что я, блядь, этого не одобрял. С тех пор он осознал ошибку, оставив меня позади. Однако я жалею, что меня пригласили на эту вечеринку. Требуется все мое мастерство, чтобы отбиваться от мужчин, пытающихся добраться до меня. Сначала люди Рикардо пытаются удержать меня, пока Сантьяго не решит, что он хочет со мной сделать, насадить мою голову на пику или женить на своей своенравной дочери, это мои две догадки, в третьей нет необходимости, а затем, когда их внимание переключается на что-то другое, люди Диего Гонсалеса пытаются убить меня. Просто убить меня, черт возьми, без вопросов. Технически, если не считать моего флирта с его дочерью, у нас есть альянс, который я организовал. Как только его люди перестанут сдерживать меня, я лучше буду отбиваться от солдат Диего, чем пытаться сбежать с остальной злополучной толпой, особенно если это означает, что я смогу вовремя добраться до Изабеллы. Я могу быть в ярости на нее, и я в ярости, я хочу сказать несколько слов о гребаной ситуации, в которую она нас втянула, но я не хочу, чтобы ее изнасиловали, или убили, а это все, что случится с ней под контролем Диего Гонсалеса. И я знаю, что ее отец тоже хочет, чтобы она вернулась. Но мы не можем добраться до нее. Как бы мы ни сражались, по сути, я и значительная псевдо-армия Рикардо, поскольку ни один из мужчин Сантьяго, похоже, не особо хорош в этом, его окружает стена из лучших бойцов Диего, явно намеренных вытащить его и Изабеллу, даже если для этого придется убивать гостей. Запах крови наполняет воздух за считанные секунды, крики пронзают мои уши, и я теряю представление о том, что именно происходит. Все, что я знаю, это, что надо остаться в живых, попытаться сохранить жизнь людям Сантьяго и пытаться добраться до Изабеллы. Я преуспеваю в первых двух пунктах. В последнем мы терпим неудачу. Когда звук ревущих двигателей снаружи смешивается с криками, большинство гостей, все еще способных кричать, выбрались наружу. Остальные лежат на полу, мертвые или раненые, и стонут, а я окружен морем тел в черных бронежилетах и рабочей форме, в моей руке окровавленный нож. Я не смог добраться до пистолета, но, черт возьми, видит бог, я могу нанести достаточно урона кулаком и ножом в большинстве случаев, чтобы не случилось. Некоторые тела на полу принадлежат мужчинам Сантьяго, но их гораздо меньше, чем тел Гонсалеса. Остальные сбежали вместе с ним и Изабеллой, а я стою там, тяжело дыша, сжимая нож, пока Рикардо и его сын приближаются к оставшимся охранникам Сантьяго и ко мне. — Где Лупе и Елена? — Задыхаясь, спрашивает Рикардо одного из своих людей грубым и хриплым голосом. — Они… — Мы отвели их наверх, — отвечает мужчина, выглядящий таким же усталым и окровавленным, как и все мы. — Их охраняют. — А Изабелла? — Его голос ясно говорит о том, что он уже знает ответ, но должен услышать его вслух. — Гонсалесу все сошло с рук, сэр. — Дерьмо! — Рикардо громко ругается, звук эхом разносится по бальному залу и заглушается стонами раненых гостей, отчего по коже бегут мурашки. — Окажите медицинскую помощь гостям, — быстро приказывает он. — Врача, и все, что можно сделать. Нам с сыном нужно поговорить с Найлом. — Он смотрит на меня с выражением, которое, как мне кажется, должно быть сердитым или суровым, но не может изобразить ничего, кроме измученности, и огорчения. Его охранники пытаются схватить меня, но я отмахиваюсь от них. — Думаю, я способен самостоятельно добраться до кабинета, — раздраженно огрызаюсь я. — Я даже знаю, где он находится. После вас, сеньор? — Я жестом указываю на Рикардо в знак преувеличенного уважения. Он прищуривается от моей наглости, но все равно делает шаг вперед. Анхель плетется за ним, и я следую за ними, больше всего на свете желая, чтобы это поскорее закончилось. Если они решат пристрелить меня, по крайней мере, этот день закончится, и я смогу немного отдохнуть. Однако, как только мы оказываемся в кабинете Рикардо, он не стреляет в меня. Он даже не выглядит особенно сердитым. Он выглядит… измученным. — Мне нужна твоя помощь, чтобы вернуть Изабеллу, — говорит Рикардо без предисловий, опускаясь в одно из кресел. Анхель парит рядом, его лицо превратилось в напряженную маску беспокойства, он выглядит таким же измученным, как и его отец. — Я должен улететь домой утром. — Мой голос ровный, такой же измученный. Я пришел на эту гребаную вечеринку с намерением выпить немного гребаной текилы и поставить последнюю точку в союзе с картелем, а затем отправиться домой с хорошими воспоминаниями о Габриэле в голове и новым желанием начать все сначала в душе, обеспечив себе место за королевским столом. Я был готов отпраздновать успех с Лиамом по возвращении и насладиться огорчением на лице Коннора, когда он поймет, что я не провалил задание, и ему придется позволить мне сесть за его чертов стол. Вместо этого я весь в синяках и крови, частично моей, частично нет, предательство Изабеллы свежо в моей голове, и вся работа перевернута с ног на голову. — Братья Макгрегор ясно дали понять, что альянс зависит от того, не начнет ли он войну, — прямо говорю я Рикардо. — Если я пойду и верну Изабеллу, не думаешь ли ты, что Диего поступит именно так? Ты готов драться с ним без поддержки ирландцев? — Господи, чувак. — Анхель смотрит на меня, качая головой. — Ты лишил ее гребаной девственности. И ты собираешься стоять тут и говорить об этом так холодно? Он накажет ее за это. Он выместит это на ней невообразимыми способами. А ты стоишь и говоришь о том, чтобы улететь домой, в то время как моя сестра вот так попала в лапы этого человека из-за тебя… — Из-за этого пострадает мое положение в семьях, — говорит Рикардо, его голос звучит так же устало, как и все остальное его тело. — Самое мудрое, что можно было бы сделать для репутации семьи Сантьяго, это позволить Диего жениться на Изабелле. По крайней мере, тогда он был бы отчасти удовлетворен и, возможно, не втоптал бы нас в грязь и не начал бы ту войну, о которой ты, кажется, так беспокоишься. Но… — он качает головой, откидываясь на спинку стула. — Я не могу оставить свою дочь в руках этого человека, Найл. Я знаю, что он сделает в отместку за то, что она "не непорочна", как только что сказал мой сын. А ты… — Я не знал, — говорю я категорично. — Ты прятал свою дочь, Рикардо, поэтому я никогда ее не видел. В баре она назвалась мне вымышленным именем. Я никогда не знал, кто она такая. Я даже не знал, что она девственница, пока на следующий день не вспомнил и не собрал воедино некоторые ключевые детали. — На следующий день. — Рикардо потирает рот рукой. — Это было больше одного раза?