Наталья Настоящее… Я смотрю на зловещее здание, ненавидя то, как потеют мои ладони при виде школы, которую посещаю с восьми лет. Можно подумать, что спустя почти десять лет мандраж первого дня должен был пройти, но я знаю причину, по которой так нервничаю. Элиас Моралес. Король Академии Синдиката и стопроцентный мудак. По спине пробегает дрожь, когда я делаю первый шаг к зданию, задаваясь вопросом, приехали ли уже Камилла и Адрианна. Каждый год с момента своего появления Элиас неизменно стремится превратить мою жизнь в ад. Хотя прошлый год был самым скучным из всех. Я надеюсь, что в этом году тенденция сохранится, и он будет держаться от меня подальше. Это последний год в Академии Синдиката, а потом я буду свободна от него навсегда. Я вздыхаю, позволяя этой мысли успокоить меня, пока прохожу через огромные богато украшенные дубовые двери, которые ведут в академию. Не помогает и то, что семья Джорджии забрала ее в прошлом году. Мы были близки, и без нее здесь совсем не то. Она всегда прикрывала мою спину. По крайней мере, у меня все еще есть Камилла и Адрианна, но в нашей группе образовалась брешь, которую она оставила. Все собрались в главном зале, и с той стороны по холодным каменным коридорам разносится болтовня. Я сжимаю челюсть, потому что это момент, который я ненавижу больше всего в первый день, – входить в чертов зал, особенно если Элиас успевает туда первым и решает помучить меня. Когда я уже собираюсь шагнуть внутрь, тяжелая рука опускается на мое плечо и дергает меня назад. — Что за... Я замолкаю, когда вижу возвышающегося надо мной Элиаса с пронзительными голубыми глазами, холодными как лед. Он самый болезненно красивый парень в этой академии, но он прогнил насквозь. Сердце неровно стучит в груди, заставляя меня ненавидеть то, что само его присутствие имеет такую власть надо мной. Я боюсь его и хотела бы не чувствовать этот страх. Каждый раз, когда он смотрит на меня, я словно переношусь в тот первый день, когда мне было двенадцать лет, а ему на год больше, потому что он поздно приехал из Мексики в Америку и отставал в учебе. Это был день, который в мгновение ока перевернул всю мою жизнь в академии с ног на голову. До того, как он появился, я была популярна и всем нравилась. Как только он положил на меня глаз и решил, что ненавидит меня без всякой причины, я стала изгоем. Элиас вошел сюда так, словно это место принадлежало ему, и за две секунды завладел короной, после чего превратил меня в гребаного изгоя. — Не так быстро, Гурин. Я облизываю пересохшие губы и выпрямляюсь, пытаясь скрыть свой страх. Его ухмылка становится шире. — Мне нужно обсудить с тобой кое-что важное. — Что? - огрызаюсь я, стряхивая его руку со своего плеча. — Я опаздываю, и ты тоже. Он наклоняется ближе ко мне, его мужской аромат вторгается в мое пространство. — Ты захочешь выслушать меня, поверь мне. Я усмехаюсь на это. — Думаю, поверить тебе - это последнее, что когда-либо случится. Он хватает меня за запястье и тянет за собой по коридору, прочь от главного зала. Я с трудом поспеваю за ним, чуть не спотыкаясь о собственные ноги. — Куда ты меня ведешь? — Заткнись, Гурин, - рычит он, останавливаясь перед пустым классом. — Внутрь. Я настороженно оглядываю класс, гадая, не собирается ли он обмануть меня, как в девятом классе. — Я не долбаная идиотка. И помню, что случилось в прошлый раз, когда ты затащил меня в пустой класс. Его глаза вспыхивают, и он толкает меня внутрь, заходя вместе со мной. Он запирает двери на замок, а затем поворачивается ко мне лицом, жестокая ухмылка делит его красивое лицо надвое. Трудно понять, как парень, такой красивый снаружи, может быть таким гнилым внутри. — Я много копал этим летом, Наталья, - говорит он, подходя ко мне ближе. — И наткнулся на довольно ценную информацию. Я морщу лоб, потому что не ожидала, что разговор зайдет в такое русло. — Какого рода информацию? — Ту, которая может разрушить все, что твой отец построил здесь, в Северной Америке. - Он опускает руку в карман и достает лист бумаги, разворачивая его. — Похоже, что дорогой папочка был немного шаловливым в Москве, не так ли? Такое чувство, что у меня сжимается горло, когда я тупо смотрю на бумагу, гадая, какие доказательства у него есть. История любви моих матери и отца никогда не была традиционной, и нас всегда учили хранить ее в секрете. Она была полна предательства и опасности. Он похитил мою мать у влиятельного врага в Москве, намереваясь использовать ее в качестве рычага давления, но влюбился в нее. После этого они бежали из страны и сменили личность здесь, в Америке. — Фамилия Морозов тебе о чем-нибудь говорит? - спрашивает он, медленно приближаясь, оттесняя меня к стене. Я тяжело сглатываю. — Нет, а должна? — Лгунья, - рычит он, тыча бумагой мне в грудь. — Твоего папочку звали Валерий Морозов. Не Гурин. Мне кажется, что весь мир вращается, поскольку я знаю, какую власть эта информация дает ему надо мной и моей семьей. Он ухмыляется. — А девичья фамилия твоей матери - Лебедева. Я качаю головой. — Как ты… - опускаю взгляд на бумаги, перебирая их. У Элиаса есть все. Их оригиналы российских свидетельств о рождении и копии паспортов, выданных до того, как они сменили личности, а также статьи в российских новостях о так называемом похищении моей матери. Он склоняет голову. — У меня есть вся необходимая информация, чтобы уничтожить всю твою семью. — Чего ты хочешь? - Рявкаю я, всовывая бумаги обратно ему в руки. — Вот это и есть главный вопрос, да? - Он придвигается ближе ко мне, вынуждая меня продолжать пятиться, пока я не упираюсь в стену. — Я хочу владеть тобой, Наталья. - Он показывает на бумаги в своих руках. — И я бы сказал, что это цена, не так ли? Я хмурюсь. — Владеть мной? - Спрашиваю, гадая, к чему он клонит. — Да, ты будешь моей зверушкой на один год, bonita4. - Он хватает меня за подбородок и приподнимает его, так что я смотрю ему в глаза. — У меня будет один год, чтобы делать с тобой всё, что я захочу и ты не скажешь ни слова против. - Он приближает свои губы к моим, его горячее дыхание касается моего лица. — Ты подчинишься моим требованиям и сделаешь все, что я, блядь, скажу, если хочешь, чтобы Лебедев не узнал, кто твоя семья на самом деле. Дрожь пробегает по моей спине. — Что именно ты собираешься со мной делать? - Спрашиваю я, ненавидя то, как ломается мой голос. Его ухмылка становится шире, и он поднимает другую руку, чтобы погладить мою грудь через блузку, заставляя ненависть бурлить во мне. — Всё что я, блядь, захочу. Скажи мне, Гурин, ты девственница? Жар заливает все мое тело, и я пытаюсь не смотреть ему в глаза, потрясенная тем, какой оборот принял этот разговор. — Это не твое дело. — Это мое дело, если я так говорю, или ты хочешь, чтобы я направил Лебедева прямиком к порогу твоего любимого брата? - спрашивает он. — Нет, - отвечаю, качая головой. — Не надо. Он посмеивается, звук настолько бессердечный, что действует мне на нервы. — Я так и думал, а теперь: ты девственница или нет? - Он снова заставляет меня поднять лицо. — Я хочу знать, имею ли дело с испорченным товаром. Я впиваюсь в него взглядом, едкая ненависть разливается по крови и заражает вены. — Да, я девственница. Его плечи расслабляются, и напряжение на лице исчезает. Как будто он почувствовал облегчение, услышав это, что, впрочем, не имеет смысла. Почему его должно волновать, трахали меня раньше или нет? — Идеально. - Он прижимается губами к моему лицу и облизывает его, как гребаный пес. — Потому что я собираюсь заявить права на твою девственность в этом году. Она моя, и я заберу ее, когда захочу. Ты поняла? Мой желудок скручивает от тошноты, я отстраняюсь и ошарашено смотрю на парня, который мучил меня с двенадцати лет. — Нет. Я скорее умру, чем позволю тебе забрать эту часть меня. Его ноздри раздуваются. — Я уверен, что это можно устроить вместе с твоими матерью, сестрой и братом. - Его глаза сужаются. — Интересно, пощадит ли Григорий Лебедев свою собственную дочь после стольких лет? Или, возможно, он разозлится из-за того, что человек, который "похитил" ее, как утверждает твой дед, умер десять лет назад, а она до сих пор не вышла с ним на связь. - Он барабанит пальцами по подбородку. — Не говоря уже о том, что она живет так близко к твоему дедушке, да еще и в России. Если он думает, что я беспокоюсь о том, что случится с моей мамой, то он ошибается. Она никогда не была рядом со мной. Трусиха, которая не смогла жить в стране, которая теперь стала ее домом, и заботиться о своих детях без мужа. Хотя я не хочу, чтобы ей причинили какой-либо вред. Мой брат Михаил - это совсем другая история. Я знаю, что бы это значило для него, если бы наш дедушка по материнской линии узнал правду. — Откуда ты все это знаешь? - Спрашиваю я.