Мне так нужна власть. Мне так нужна сила. И вот она, возможность получить и то и другое. Ужасный и в то же время унизительный шанс. Но и интригующий тоже. Получится ли из меня хороший рыцарь? Предугадать невозможно. Может быть, со временем я возненавижу себя за то, что решилась на столь опрометчивый шаг. Может быть, став рыцарем, обреку себя на унылую работу – вечно носить доспехи и ходить в скучные походы. Может быть, мне придется сражаться с людьми, которые мне нравятся. Я киваю, убеждая себя, что стану хорошей шпионкой. Принц Даин поднимается и, протянув руку, касается моего плеча. Я ощущаю легкий удар, как от разряда статического электричества. – Джуд Дуарте, дочь праха, с этого дня и отныне никакая магия не затуманит твои мысли. Никакие чары не смогут повелевать твоим телом помимо твоей воли. За исключением воли творца этого заговора. Теперь никто не сможет контролировать тебя, – говорит он и, выдержав паузу, добавляет: – Кроме меня. Уфф. Даже дух захватывает. Разумеется, как и в каждой сделке с фейри, тут есть подвох. Я даже злиться не могу – сама должна была догадаться. И тем не менее, разве получить такого рода защиту не замечательно? Принц Даин – один-единственный фейри, который увидел во мне что-то, чего не пожелал увидеть Мадок, что-то, признания чего я так жаждала. Я опускаюсь на колено на старинном коврике в кабинете Мадока и приношу клятву верности принцу Даину. Глава 11 Весь вечер, сидя за обедом, я чувствую себя хранительницей тайны. Впервые за все время я обладаю собственной, принадлежащей лишь мне властью, силой, отнять которую не может даже Мадок. От одной лишь этой мысли – я шпионка! Шпионка принца Даина! – меня охватывает волнительная дрожь. Мы едим крохотных птичек, нашпигованных ячменем и черемшой, хрустящих, истекающих жиром и медом. Ориана изящно разбирает своих. Оук жует кожицу. Мадок ест все подряд: мясо, косточки, кожицу. Я ковыряюсь в тушеном пастернаке. Тарин тоже за столом, а вот Виви не вернулась. Подозреваю, что охота с Рией была только предлогом и после короткой поездки по лесу она снова улетела в мир смертных. Интересно, ужинает ли она с семьей Хизер? – Ты хорошо показала себя на турнире, – говорит Мадок, похрустывая косточками. Я не напоминаю, что он ушел, не досмотрев состязание до конца. Не знаю, что именно он успел увидеть, но сомневаюсь, что многое. – Понимать ли это так, что ты изменил свое мнение? Наверно, он слышит что-то в моем голосе, потому что перестает жевать и смотрит на меня, прищурившись. – Насчет рыцарства? Нет. Твое будущее мы обсудим, когда новый король займет свое место. Мои губы трогает слабая улыбка. – Как хочешь. В конце стола Тарин, наблюдая за Орианой, пытается копировать ее манипуляции с птичкой. В мою сторону она не смотрит, даже когда просит передать кувшин с водой. Вот только помешать мне пойти за ней наверх после обеда она не может. Догоняю ее на лестнице. – Послушай, я пыталась сделать так, как ты хочешь, но не смогла, и я не хочу, чтобы ты ненавидела меня. Это моя жизнь. Тарин оборачивается. – Чтобы вот так ее бездарно тратить? – Да. – Мы уже на лестничной площадке. Рассказать ей о принце Даине я не могу, да если б и могла, не уверена, что это бы помогло. И вряд ли ей такое бы понравилось. – Жизнь – наша единственная реальная вещь. Наша единственная монета. На нее мы можем купить что хотим. Сестра закатывает глаза, и в голосе ее слышатся язвительные нотки: – Ах как мило! Ты это сама придумала? – Да что с тобой такое? – сердито спрашиваю я. Она качает головой. – Ничего. Может, было бы лучше, если бы я думала так же, как ты. Не обращай внимания, Джуд. Ты и вправду была сегодня хороша. – Спасибо. – Я хмурю в замешательстве брови и снова думаю о том, что сказал о ней Кардан, но повторять эти слова, обижать ее ими не хочу. – Так что, ты уже влюбилась? Тарин смотрит на меня как-то странно. – Я завтра останусь дома. Не пойду на лекцию. Делай со своей жизнью что хочешь, я на это смотреть не обязана. * * * Направляюсь во дворец, а ноги будто свинцовые. Земля устелена опавшими яблоками, чей аромат висит в воздухе. На мне длинное черное платье с золотистыми манжетами и зеленой тесьмой – моим любимым цветом. Вверху, на ветвях деревьев, выводят трели дневные птицы. Я улыбаюсь и ненадолго даю волю фантазии: коронация принца Даина… я танцую с ухмыляющимся Локком… растерянного Кардана выволакивают из зала и бросают в мрачную подземную темницу. От приятных мыслей отвлекает яркая белая вспышка. Поднимаю голову – да это же белый олень! Стоит не далее как в дюжине футов от меня. На рогах растянулась тонкая сеть паутины, а белый мех такой яркий, что кажется в послеполуденном свете серебристым. Мы долго смотрим один на другого, потом он срывается с места и убегает в направлении дворца. Затаив дыхание, я провожаю его взглядом и решаю, что олень – доброе предзнаменование. По крайней мере поначалу так оно и выходит. Уроки проходят неплохо. Наш наставник, старина Ноггл, чудаковатый фир дарриг с севера – у него мохнатые брови и длинная борода, в которую он время от времени сует ручки, клочки бумаги. Ноггл любит поговорить о метеоритных бурях и их значении. День уже клонится к вечеру, и старик заставляет нас считать звезды. Занятие скучное, но позволяет расслабиться. Ложусь на одеяло и смотрю на темнеющее небо. Плохо только, что в темноте трудно делать записи. Обычно вести вечерние уроки помогают свисающие с деревьев светящиеся шары или большие скопления светлячков. На тот случай, если ни шары, ни светлячки достаточного освещения не обеспечат, я ношу с собой запасные огрызки свечей, поскольку человеческое зрение не такое острое. Впрочем, зажигать свечи, когда мы изучаем звезды, в любом случае не разрешается. Вывести разборчиво ту или иную букву и при этом не испачкать чернилами пальцы дело нелегкое. – Помните, – наставительно продолжает Ноггл, – что необычные небесные явления часто предшествуют важным политическим переменам, и, учитывая появление на горизонте нового короля, нам важно внимательно наблюдать за знаками и правильно их интерпретировать. В темноте слышится хихиканье. – Никасия, – обращается к ней наставник, – у тебя какие-то трудности? – Никаких, – отвечает она заносчивым тоном нераскаявшегося грешника. – Тогда что ты можешь сказать нам о падающих звездах? Что означает звездный дождь, случающийся в последний час ночи? – Дюжину рождений, – отвечает Никасия, что, конечно же, неправильно. – Смертей, – подсказываю я шепотом, но Ноггл, к несчастью, слышит. – Молодец, Джуд. Рад, что меня хоть кто-то слушает. А кто хочет сказать, когда именно наиболее высока вероятность этих смертей? Теперь, когда я во всеуслышание заявила о намерении подавить Кардана своим величием, держаться в тени уже не имеет смысла. – Это зависит от того, через какое созвездие проходит дождь и в каком направлении падают звезды. – Еще не успев закончить, я чувствую, как сдавливает горло. Как хорошо, что сейчас темно, и мне не приходится видеть противное выражение на физиономии Кардана. Или Никасии. – Отлично, – кивает Ноггл. – Вот почему так важно тщательно все записывать. Продолжай! – Какая скука, – ворчит Валериан. – Пророчества – это для ведьм и малых народцев. Нам полагается постигать предметы более достойные. Если я намерен провести ночь на спине, то в самый раз постичь науку любви. Кто-то смеется. – Хорошо, – уступает Ноггл. – Тогда скажи мне, какое небесное событие предвещает успех в любви? – Раздевание, – отвечает Валериан под еще более громкий смех. – Когда девушка снимает платье. – Эльга? – Наставник обращается к девушке с серебристыми волосами, смех которой напоминает звук бьющегося стекла. – Можешь ответить? Похоже, его неудача в любви и объясняется незнанием. Эльга бормочет что-то невнятное и запинается. Подозреваю, просто не рискует вызвать неудовольствие Валериана. – Неужели мне нужно снова обращаться к Джуд? – насмешливо спрашивает Ноггл. – Или к Кардану? Может быть, ты нас просветишь? – Нет, – коротко отвечает Кардан. – Что так? В голосе Кардана звенят злоба и уверенность в своей власти. – Я согласен с Валерианом. Урок скучен. Зажгите лампы и начните другой, более достойный и полезный. Ноггл держит долгую паузу. – Да, мой принц, – говорит он наконец, и все световые шары вокруг нас вспыхивают. Глаза привыкают не сразу, и я несколько раз моргаю. Интересно, приходилось ли Кардану когда-нибудь заниматься тем, что ему не по вкусу. Неудивительно, что на лекциях он почти всегда спит. – У нее плохое зрение, – с притворным сочувствием говорит Никасия, и я лишь теперь понимаю, что она стоит надо мной и размахивает моей тетрадкой, демонстрируя всем мои каракули. – Бедная, бедная Джуд. Сколько трудностей ей приходится преодолевать. На пальцах и золотистых манжетах платья – повсюду чернильные пятна. Кардан разговаривает о чем-то с Валерианом. Локк с обеспокоенным лицом наблюдает за нами, а Ноггл роется в стопке толстенных пыльных фолиантов, пытаясь, наверно, придумать, какой урок может понравиться Кардану. – Извини, что не можешь разобрать мой почерк. – Я дергаю тетрадку. Страницы рвутся, так что от моей вечерней работы мало что остается. – Но я бы не сказала, что это недостаток. Никасия бьет меня в лицо. Застигнутая врасплох, я спотыкаюсь и падаю на колено, лишь в последний момент собравшись, чтобы не растянуться на земле. Щека жжет и горит, в ушах звенит. Я думала, что понимаю, как ведется игра. И, оказывается, ошибалась. – Знаешь, так нельзя. – Бессмыслица, конечно, но ничего другого в голову не приходит. – Я могу делать все, что хочу, – тем же надменным тоном отвечает она. Остальные взирают на нас в полном изумлении, а Эльга даже прикрыла рот ладонью. Смотрит издалека и Кардан, и по выражению лица ясно, что своим поступком Никасия совсем ему не угодила. Все то время, что я нахожусь среди них, никто не позволял себе переступать определенные границы. Когда нас с сестрой столкнули в реку, этого никто не видел. Так или иначе, я живу в доме генерала и нахожусь под его защитой. Кардан еще мог бы набраться смелости и бросить ему вызов, но остальные, как мне представляется, если и решились бы нанести удар, то только исподтишка.