Не уверена, что умею хорошо целоваться. Мои губы, язык такие неуклюжие. Я застенчива. Хочу прижаться к нему еще крепче и в то же время оттолкнуть. У фейри – в отличие от меня – в плане стеснительности табу нет. Мое смертное тело отдает потом и страхом. Я не знаю, куда деть руки, как обнимать, насколько глубоко вонзать ногти в его плечи. И хотя я знаю, что следует обычно за поцелуями и что ищут его пальцы на моем покрытом синяками бедре, скрыть неопытность не удается. Локк отстраняется, смотрит на меня, и я из последних сил гашу панику. – Останься, – шепчет он. В первое мгновение я думаю, что он предлагает остаться с ним здесь, и сердце несется прытью, подстегнутое желанием и страхом. Но потом понимаю, что речь идет о вечеринке, на которой будут и его друзья. Невидимые слуги, кто бы они ни были, должно быть, уже готовят дом, и вскоре в саду будет танцевать, например, мой несостоявшийся убийца Валериан. Ну, может, и не танцевать, а стоять, неловко прислонившись к стене, с выпивкой в руке, повязкой на ребрах и новым планом убийства в сердце. Если не с прямым приказом от Кардана. – Твоим друзьям это не понравится. – Я соскальзываю со стола. – Они быстро напьются и перестанут обращать на что-либо внимание. Нельзя же провести всю жизнь под замком в казарме Мадока. – Он добавляет улыбку, явно рассчитанную на то, чтобы очаровать меня. Отчасти она срабатывает. Вспоминаю предложение Даина поставить мне на лоб любовную метку. Интересно, есть ли такая у Локка, потому что, вопреки всему, я уже готова поддаться соблазну. – У меня и одежды подходящей нет, – показываю на тунику, испачканную кровью Валериана. Локк неторопливо оглядывает меня снизу доверху. Даже чересчур неторопливо. – Платье я тебе найду. Найду все, что только пожелаешь. Ты спросила о Кардане, Никасии и Валериане – приходи и увидишь, какие они вне школы, какими потерявшими достоинство придурками бывают, когда выпьют. Увидишь их уязвимые места, трещинки в их броне. Ты же должна знать, как их победить? Я не говорю, что ты проникнешься к ним теплыми чувствами, но тебе ведь этого и не надо, верно? – Мне ты нравишься. Мне нравится играть с тобой, притворяться. – Притворяться? – повторяет он задумчиво, словно не зная, оскорбляю я его этим или нет. – Конечно. – Я подхожу к окну, выглядываю. Лунный свет падает на вход в зеленый лабиринт. Неподалеку уже горят факелы, и язычки пламени подрагивают от ветра. – Конечно, мы притворяемся. Мы нездешние, но все равно веселимся. Он бросает на меня заговорщический взгляд. – Тогда пусть так и будет. – Хорошо, – уступаю я. – Останусь. Пойду на твою вечеринку. – Слишком мало радости я видела здесь, чтобы сопротивляться заманчивому предложению. Идем через комнаты к двойной двери. В какой-то момент он останавливается в нерешительности и оглядывается. Потом открывает дверь. За ней огромная спальня. Все укрыто толстым слоем пыли. На полу следы двух пар ног. Локк приходит сюда, но не часто. – В гардеробе платья моей матери. Возьми что понравится, – предлагает он и берет меня за руку. Оглядывая эту нетронутую комнату в самом сердце дома, я понимаю его горе, понимаю, почему он так долго держал ее под замком. И рада, что допущена сюда. Будь у меня комната с мамиными вещами, я, может быть, никому бы ее не открыла. И, возможно, сама бы не осмелилась войти. Локк открывает один из шкафов. Многие вещи попорчены молью, но представить, какими они были, совсем нетрудно: юбка, украшенная зернышками граната: другая, за которой, как за занавесом, прячутся механические игрушки. Еще одна расшита силуэтами танцующих фавнов. Я восхищалась платьями Орианы, элегантными и роскошными, но эти пробуждают во мне прямо-таки неутолимое желание иметь такие же. Жаль, мне не довелось увидеть мать Локка в одном из этих нарядов. Мне почему-то кажется, что она была смешливая. – Ничего подобного я еще не видела. Ты действительно хочешь, чтобы я надела такое? Он проводит ладонью по рукаву. – По-моему, они немного обветшали. – Нет. Мне нравятся. То, что с фавнами, пострадало меньше других. Я смахиваю с него пыль и переодеваюсь за старинным экраном. Платье из разряда тех, надеть которое без помощи Таттерфелл было бы затруднительно. Что делать с волосами, я не знаю, а потому временно оставляю их как есть – заплетенными в корону вокруг головы. Я протираю рукой серебряное зеркало, вижу себя в платье умершей матери Локка, и по спине пробегает дрожь. Зачем я здесь? Не знаю. Каковы намерения Локка? В них я тоже не уверена. И когда Локк пытается надеть на меня украшения своей матери, я отказываюсь от них. – Идем в сад. – Не хочу больше оставаться в этой пустой, отзывающейся эхом комнате. Он убирает длинное изумрудное ожерелье, и мы идем к выходу. У порога я оглядываюсь и смотрю на шкаф с рассыпающейся одеждой. Несмотря на одолевающее меня беспокойство, не могу не дать воли воображению: интересно, каково было бы стать хозяйкой такого дома? Представляю принца Даина с короной на голове. Представляю моих одноклассников за длинным столом – тем самым, на котором мы с Локком целовались. Они пьют светло-зеленое вино и делают вид, что никогда и не пытались меня убить. Локк держит в руке мою руку. И я шпионю за ними всеми – во имя короля. * * * Лабиринт из живой изгороди высотой в рост огра. Плотные и блестящие, темно-зеленые листья. Похоже, компания Кардана собирается здесь частенько. Когда мы с Локком, немного опоздав, выходим из дома, до меня из центра лабиринта доносится их смех. В воздухе витает аромат соснового ликера. В свете факелов все отбрасывает длинные тени и окрашивается в красное. Мои шаги неспешны. Опустив руку в карман заимствованного платья, касаюсь ножа, лезвие которого еще испачкано кровью Валериана, и чего-то еще, оставленного, должно быть, много лет назад матерью Локка. Достаю и вижу простенькую безделушку – золотой желудь. На украшение не похоже – нет цепочки, а служить какой-то иной цели, кроме как радовать глаз своей милой красотой, он не может. По крайней мере я такой цели представить не могу и опускаю находку в карман. Взявшись за руки, мы идем по лабиринту. Поворотов, изгибов, похоже, не так уж много. На случай, если придется выходить одной, стараюсь составить мысленную карту. Простота его не добавляет уверенности, а, скорее, смущает. В мире фейри простых вещей не так уж много. Дома сейчас заканчивается подготовка к обеду. Без меня. Тарин, наверно, рассказывает Виви, что я ушла куда-то с Локком. Мадок будет хмуриться и раздраженно резать мясо, недовольный тем, что я пропускаю занятие. Что ж, переживала и кое-что похуже. В центре лабиринта дудка выводит озорную, буйную мелодию. В воздухе порхают лепестки белых роз. Компания собралась, гости едят и пьют за длинным банкетным столом, заставленным главным образом выпивкой: наливками, в которых плавают корни мандрагоры, сливовым вином, ликерами с добавкой лугового клевера и бутылки с золотистым «невермор». Кардан в расстегнутой белой рубашке лежит, откинув голову, на одеяле. Вечер только начался, а принц уже пьян. Какая-то рогатая, незнакомая мне девушка целует его в горло, а другая, с волосами цвета нарцисса, впилась губами в икру над верхом сапога. Валериана не видно, и я облегченно выдыхаю. Надеюсь, он остался дома залечивать полученную рану. Локк приносит мне ликера, и я из вежливости пригубливаю обжигающий напиток. И тут же закашливаюсь. Кардан поворачивается и смотрит на меня из-под полуопущенных век. Я вижу влажный блеск глаз. Девушка целует его в губы и просовывает руку под полу гофрированной рубашки, но он продолжает наблюдать за мной. Щеки теплеют. Я отвожу взгляд и тут же злюсь на себя – еще вообразит, будто смутил меня. Любит устраивать спектакль с собой в главной роли. – Вижу, член Круга червей почтил нас сегодня своим присутствием. – На Никасии платье со всеми цветами заката. Она смотрит на меня. – Но который из них? – Тот, который тебе не нравится, – говорю я, делая вид, что не замечаю издевки в ее тоне. Мой ответ вызывает у нее взрыв пронзительного фальшивого смеха. – О, ты бы удивилась, узнав, какие чувства испытывают некоторые из нас в отношении вас обоих. – Я обещал тебе развлечения получше этого, – сдержанно говорит Локк, беря меня за локоть и увлекая к столу пониже, вокруг которого разбросаны в беспорядке подушки. Я благодарна ему за этот жест, но в последний момент, не удержавшись, оборачиваюсь и одариваю Никасию враждебным взглядом. Потом, воспользовавшись тем, что Локк на секунду отвернулся, выплескиваю свой напиток в траву. Дудочник умолкает, и его место занимает обнаженный мальчик, с ног до головы покрытый сияющей золотой краской. Взяв лиру, он заводит непристойную песню о разбитых сердцах: «О леди, ты прекрасна! О леди, ты опасна! О как же я скучаю по шалостям твоим. По волосам скучаю. И по глазам скучаю. И таю, умираю по бедрам твоим!» Перед костром Локк снова целует меня. Видеть это могут многие, но смотрят ли – не знаю. Не знаю, потому что в этот самый момент я крепко-накрепко зажмуриваю глаза. Глава 17 Я просыпаюсь в доме Локка, на кровати, укрытой гобеленами. Во рту – вкус кислой сливы, губы распухли от поцелуев. Локк рядом, на кровати, в той же, что был на вечеринке, одежде. Глаза закрыты. Начинаю вставать, но замираю и, воспользовавшись моментом, рассматриваю его повнимательнее: заостренные уши, лисий мех волос, мягкий контур рта, длинные, раскинутые во сне конечности. Голова покоится на спрятавшемся под манжетой запястье. Ночь возвращается потоком воспоминаний. Танцы и беготня по лабиринту. В какой-то момент я упала в грязь и рассмеялась, что совершенно мне несвойственно. Смотрю на бальное платье, в котором уснула, и верно, вижу на нем пятна от травы. «Хотя я и не был бы первым, кто пачкает ее платье». Принц Кардан наблюдал за мной всю ночь, как кружащая неустанно акула, выбирающая подходящий для атаки момент. Даже сейчас мне не составляет труда вызвать из памяти выжженную черноту его глаз. И если я смеялась громче, чем обычно, то лишь ради того, чтобы позлить принца. И если я улыбалась шире и целовала Локка дольше, то это тот обман, осудить который не могут даже фейри. И однако вот сейчас ночь кажется долгим и невозможным сном. Спальня Локка в полнейшем беспорядке – на диванах и полу валяются книги и одежды. Бреду к двери и дальше по пустому коридору. Добираюсь до пыльной комнаты его матери, снимаю ее платье и надеваю свой вчерашний наряд. Потом опускаю руку в карман, за ножом, и достаю вместе с ним золотой желудь. Машинально засовываю и одно, и другое в тунику. Хочу оставить что-то на память об этой ночи, если ничего подобного ей больше не случится. Локк сказал, что я могу взять что угодно, вот я и беру золотой желудь. Выйдя из спальни, прохожу мимо длинного обеденного стола. За ним сидит Никасия, чистит ножичком яблоко. – У тебя волосы – дебри, – говорит она, отправляя в рот кусочек. Гляжу в серебряное зеркало на стене – там мое искаженное и размытое отражение. В любом случае она права – голова в окружении неаккуратного ореола. Начинаю расплетать косу, пользуясь вместо расчески пальцами. – Локк спит, – сообщаю ей, полагая, что она хочет его увидеть. Но ожидаемое ощущение превосходства – как-никак из его комнаты вышла я – почему-то не приходит. Есть только чувство паники, и я не знаю, что с этим делать. Не знаю, как, проснувшись в доме парня, вести себя с той, у кого были с ним отношения. При этом то обстоятельство, что она, возможно, желает моей смерти, воспринимается, как ни странно, как нечто вполне нормальное. – Моя мать и его брат думали, что мы поженимся, – сообщает Никасия с таким видом, словно говорит в пустоту, а меня здесь и вовсе нет. – Считалось, что это будет полезный альянс. – С Локком? – растерянно спрашиваю я. Она смотрит на меня раздраженно, словно я своим вопросом отвлекла ее. – С Карданом. Он все портит. Ему так нравится. Все портить. Конечно, Кардану нравится все портить. Неужели она лишь сейчас это поняла. И, по-моему, в этом отношении они очень даже похожи. Я оставляю ее с яблоком и воспоминаниями и иду в направлении дворца. Прорвавшись через деревья, холодный ветер разметает волосы и приносит запах сосен. В небе кричат чайки. Хорошо, что сегодня лекция и есть повод не идти домой и не выслушивать упреки Орианы.