– В чем дело? – с милой улыбкой спрашивает Никасия, подходя ближе и кладя руку на плечо Кардана. – Пыль. Ты вышла из праха, смертная, в него и вернешься. Кусай побольше. – А ты заставь, – огрызаюсь я, не успев остановиться. Ответ так себе, ничего особенного, но ладони начинают потеть. Вид у Тарин немного испуганный. – Знаешь, я бы мог. – Кардан усмехается, как будто ничто бы не доставило ему бо́льшего удовольствия. Сердце быстро набирает ход. Если бы я не носила на шее ниточку рябины, он мог бы напустить гламур, заворожить меня так, что пыль показалась бы деликатесом. Лишь репутация и положение Мадока заставляют моего обидчика колебаться. Я не двигаюсь с места и не дотрагиваюсь до спрятанных под туникой бус, которые, надеюсь, остановят действие чар и которые, если мне повезет, принц не обнаружит и не сорвет с моей шеи. Бросаю взгляд в направлении наставника, но старик пука уткнулся носом в книгу. Поскольку Кардан – принц, скорее всего, останавливать его никто еще не смел. Я понятия не имею, насколько далеко он зайдет и что позволят ему наставники. – Ты ведь этого не хочешь, правда? – с притворным сочувствием спрашивает Валериан и повторяет жест Кардана. Я и не видела, как он подошел. Однажды Валериан украл у меня серебряную ручку, и Мадок заменил ее другой, украшенной рубинами, которую взял со своего стола. Валериан тогда впал в такую ярость, что ударил меня в затылок учебным деревянным мечом. – Что, если мы пообещаем быть учтивыми с вами до конца дня, если вы съедите все, что у вас в корзинках? – Он широко, с издевкой улыбается. – Разве вы не хотите, чтобы мы стали вашими друзьями? Тарин опускает глаза. «Нет, – хочу сказать я. – Нам не нужны такие друзья». Я молчу, не отвечаю, но и голову не опускаю. Смотрю на Кардана, выдержав его взгляд. Мне нечего им сказать, нечем их остановить, и я это знаю. Здесь я бессильна. Но сегодня, похоже, меня не душит злость от собственного бессилия. Никасия выдергивает заколку из моих волос, и одна косичка падает на шею. Я шлепаю ее по руке, но она быстрее меня. – Что это? – Никасия показывает всем золотую заколку с тремя филигранными ягодами боярышника на конце. – Ты ее украла? Думала, она тебя украсит? Думала, станешь такой, как мы? Я кусаю губу. Конечно, мне хочется быть такой, как они. Они красивы, как клинки, выкованные в некоем божественном пламени. Им дарована вечная жизнь. Волосы Валериана сияют, как полированное золото. Руки и ноги у Никасии длинные и совершенной формы, губы розовые, как кораллы, волосы цвета холодной морской глубины. Лисьеглазый Локк молча стоит за спиной Валериана с лицом, выражающим натасканное безразличие. Подбородок у него заостренный, как и кончики ушей. Самый красивый из них – Кардан с черными, переливчатыми, как вороново крыло, волосами и скулами, заточенными словно нарочно, чтобы резать девичьи сердца. Его я ненавижу сильнее всех прочих. Ненавижу так, что порой забываю дышать. – Ты никогда не будешь нашей ровней, – заявляет Никасия. Конечно, не буду. – Да перестань. – Локк беззаботно смеется и обнимает Никасию за талию. – Оставь в покое этих несчастных. – Джуд извиняется, – торопливо говорит Тарин. – Нам обеим очень жаль… – Пусть покажет, как ей жаль, – лениво тянет Кардан. – Скажи, что ей не место в Летнем турнире. – Боишься, что выиграю? – спрашиваю я, позабыв об осторожности. – Турнир не для смертных, – холодно сообщает он. – Выйди или пожалеешь. Открываю рот, но меня опережает Тарин: – Я поговорю с ней об этом. Это же всего лишь игра. Никасия одаряет мою сестру снисходительно-великодушной улыбкой, а Валериан ухмыляется, скользя оценивающим взглядом по ее округлостям. Наши с Карданом взгляды встречаются, и я понимаю, что свой счет ко мне он не закрыл. – Почему ты так им дерзила? – спрашивает Тарин, когда веселая компания удаляется, направляясь к уже накрытой площадке. – Огрызаться просто глупо. «А ты заставь… Боишься, что выиграю?» – Знаю, – отвечаю я. – Буду молчать. Просто… разозлилась. – Ты бы лучше не злилась, а боялась, – советует Тарин и, покачав головой, собирает остатки нашей еды. В животе урчит, но я стараюсь не обращать внимания на голос голода. Да, знаю, они хотят, чтобы я боялась. Не далее как сегодня, в ходе подготовки к турниру, Валериан сбил меня подножкой, а Кардан успел нашептать на ухо гадостей. Домой иду с синяками от падений и пинков. Но запугивая меня, они не понимают вот чего: да, мне страшно, но я боялась всегда, с того самого дня, как попала сюда. Меня растит человек, который убил моих родителей и увез нас в страну чудовищ. Я живу со страхом. Я позволила ему поселиться в моих костях и не замечаю его. Если бы я не притворялась, что не боюсь, то забралась бы под покрывало в доме Мадока и не вылезала бы оттуда. Но я отказываюсь это делать. И не стану. Никасия ошибается насчет меня. Я не стремлюсь выступить на турнире не хуже других. Я хочу победить. Не желаю быть им ровней. В душе я жажду превзойти их, стать лучшей. Глава 5 По пути домой Тарин останавливается собрать ежевики на берегу Озера масок. Я сижу на камне в лунном свете и умышленно не смотрю на воду. Твое лицо в озере не отражается – оно показывает кого-то другого, кто уже смотрелся в него или только посмотрится. В детстве я, бывало, днями сидела на берегу, глядя на появлявшиеся в воде лица фейри и надеясь увидеть однажды мою мать. – Ты выйдешь из турнира? – спрашивает Тарин, отправляя в рот пригоршню ягод. Мы постоянно голодны. Мы выше Виви, бедра у нас шире, а груди тяжелее. Открываю корзинку, беру грязную сливу и вытираю о рубашку. Есть можно. Я и ем, медленно, задумчиво. – Ты имеешь в виду из-за Кардана и его Двора придурков? Она хмурится, и на ее лице проступает выражение, которое часто появляется у меня, когда сестра демонстрирует особенную тупость. – А знаешь, как они называют нас? Двор червей. Я бросаю косточку в воду и гляжу на разбегающиеся круги – никаких отражений сейчас уже не будет. Губы сами складываются в кривую усмешку. – Озеро магическое, а ты мусоришь, – укоряет сестра. – Косточка сгниет. И мы тоже. Они правы. Мы – Двор червей. Мы – смертные. Мы не можем ждать целую вечность, надеясь, что они позволят нам делать то, что мы хотим. Мне наплевать, хотят они или нет, чтобы я участвовала в турнире. Когда-нибудь я стану рыцарем, и тогда они меня не тронут. – Думаешь, Мадок позволит? – Тарин отпускает куст ежевики, до крови исколов пальцы. – А ради чего еще он нас обучает? Мы идем домой и, не сговариваясь, попадаем в ногу. – Нет, это не для меня. – Она качает головой. – Я намерена влюбиться. От неожиданности прыскаю со смеху. – Это ты сейчас решила? Я и не думала, что так бывает. Мне казалось, любовь случается, когда ее не ждешь, и падает как снег на голову. – Ну а я решила вот так. Не напомнить ли сестрице ее последнее неудачное решение – повеселиться на пирушке, – думаю я, но сдерживаюсь. Зачем расстраивать? Вместо этого пытаюсь определить, в кого же она вознамерилась влюбиться. Может, в мерроу – с таким расчетом, что он наделит ее даром дышать под водой, преподнесет жемчужную корону и заберет к себе, в подводную постель? Вообще-то все так изумительно. Может, это я ошибаюсь с выбором. – Ты очень любишь плавать? – Что? – Ничего. Заподозрив в моем вопросе издевку, Тарин толкает меня локтем в бок. Поскольку Молочный лес опасен по ночам, дальше идем через Кривой лес с его гнутыми деревьями. Здесь нам приходится остановиться и подождать, пока мимо пройдут несколько корневиков, чтобы не попасть им под ноги. Мох покрывает их плечи и ползет по загрубелым щекам. В ребрах свистит ветер. Красивая, торжественная процессия. – Если ты так уверена, что Мадок разрешит тебе участвовать, почему до сих пор сама его не спросила? – шепотом спрашивает Тарин. – До турнира осталось всего три дня. Драться на Летнем турнире может любой, но если я хочу стать рыцарем, то должна заявить себя как кандидат, перевязав грудь зеленым шарфом. Но если Мадок не поддержит, то никакое мастерство уже не поможет. Я просто не стану кандидатом, и меня никто не выберет. Шествие корневиков дало мне возможность не отвечать сестре, чему я только рада, потому что, конечно, возразить нечего. Я не обращаюсь к Мадоку: боюсь услышать, что он скажет. Вот и дом. Мы открываем огромную деревянную дверь на железных петлях и слышим наверху крик, словно кому-то очень больно. Мчусь по лестнице так, что сердце едва не выскакивает из груди, и обнаруживаю такую картину: Виви в своей комнате гоняется за тучкой спрайтов. При моем появлении они стремительно уносятся дымкой в коридор. Виви швыряет книгу, которой отбивалась от спрайтов, и попадает в дверную раму. – Посмотри! – кричит она, указывая на гардероб. – Ты только посмотри, что они наделали!