Часть 22 из 61 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Знала бы ты, как мне стыдно.
34
Проведенное в сжатые сроки снятие показаний с Габриэля в присутствии назначенного адвоката закончилось еще до часа дня. В конце допроса Поль официально заявил, что дело о взломе жилища Эдди Лекуантра пойдет в установленном порядке, и освободил Габриэля из-под стражи. Он попросил Москато подождать его в кабинете и проводил адвоката к выходу. Когда он вернулся, Габриэль стоял, разглядывая фотографии.
— Он даже рта не раскрыл, — заметил развеселившийся Поль. — Жандарм, выступающий в роли защитника обвиняемого, — такое не каждый день увидишь. Садись.
Габриэль, у которого ныла измученная от лежания на скамье спина, послушно уселся. После своего провидческого сна он так и не сумел снова заснуть, настолько велико было потрясение. Он до сих пор с невероятной отчетливостью видел лицо дочери; стоило прикрыть глаза, и до него доносился ее голос. Габриэль решил сохранить видение из сна только для себя, бросил взгляд направо: кабинет Луизы пустовал, как, кстати, и почти все остальные. Она, конечно, еще не говорила с отцом о своих любопытных ночных изысканиях по поводу Матильды Лурмель.
— Мне пришлось сегодня утром побеспокоить судью Кассоре у него дома, чтобы доложить о ходе расследования по делу о трупе на берегу, — пустился в объяснения Поль. — Воскресенье — не самый подходящий день для этого, но после того, как я однажды на рыбалке научил его отличному способу насаживать мух, он проникся ко мне симпатией… Мы должны были решить, что с тобой делать. Судья готов был вцепиться в тебя, как злобный бульдог, так что мне пришлось изложить ему другой подробный сценарий того, что, очевидно, произошло в ночь убийства. Кассоре обычно ко мне прислушивается и более-менее доверяет.
Габриэль поскреб щетину на подбородке. Такая же густая щетина покрывала щеки Поля: он даже не побрился перед своими переговорами с судьей и был похож на свежевыкопанного покойника.
— Рано утром были получены результаты исследования образцов спермы. Анализ ДНК однозначен: это твоя сперма, Габриэль.
Москато осел на своем стуле.
— Ты же понимаешь значение ДНК. Королева доказательств. В некоторых американских штатах ее достаточно, чтобы послать субъекта на прощальный укол, без всяких полумер. Но если чей-то биологический материал находят на месте преступления или на теле, означает ли это, что человек безусловно виновен? Большой вопрос. Вот тут-то и нужны мы, дознаватели. Чтобы отделить истинное от ложного, собрать улики, восстановить события, предшествовавшие смерти…
Он снял все фотографии с доски и сложил стопкой на столе.
— Чтобы ты, бывший жандарм, оставил столь явным образом свой генетический материал на месте преступления — это полная бессмыслица. Я знаю, что ты потерял память, но ты же не стал дебилом. Ну, мне так кажется.
Маркером он написал большими буквами на доске: «Ванда Гершвиц».
— Я готов прозакладывать руку, что незнакомка у реки — это она. Сейчас изложу одну версию, которая вертится у меня в голове со вчерашнего дня. Слушай внимательно, мало не покажется. Это Уолтер Гаффин вывел меня на верную дорогу.
— Уолтер Гаффин… — растерянно повторил Габриэль.
— Я не знаю ни когда, ни как, но представь себе следующее: в один прекрасный день ты наконец-то нашел женщину, замешанную в похищении твоей дочери, ту самую, которую мы искали столько лет, то есть Ванду Гершвиц. Конечно, кое-какие ответы ты мог бы от нее получить. Но знает ли она в точности, где Жюли? Или же она простая шестерка, звено в цепочке? Прошло много времени, что не способствует поиску истины. У тебя два варианта. Первый: ты прижимаешь ее где-нибудь в углу и дубасишь в надежде, что она выдаст тебе информацию, но вероятность прокола крайне велика. Ну, вроде как с Эдди Лекуантром. Второй: ты действуешь более тонко — пробираешься в ее мир, как змея, которая свивается в кольцо вокруг своей добычи.
Поль протянул ему фотографию обнаженной спины жертвы:
— У девушки татуировка Братвы, русской мафии. Ковбой означает, что она кто-то вроде наемницы, исполнительница грязной работы. Вполне вероятно, что у нее не было доступа к плану в целом, именно поэтому эти мафиозные группы так сложно отловить. Или же двенадцать лет спустя ее прежняя организация перестала существовать. В таких случаях подобные группировки распадаются, начинают вести добропорядочную жизнь, а их бывшие члены никак не контактируют друг с другом. Ты наверняка навел справки, прежде чем действовать, поскольку выбрал второй вариант. Не было шанса выбить из нее информацию, это только завело бы тебя в тупик.
Русская мафия. На Габриэля сыпались открытия, как удары на боксерскую грушу. Почему подобное отребье заинтересовалось его дочерью? Куда они увезли Жюли? На кого они работали?
Под именем Ванды Гершвиц Поль вывел «Уолтер Гаффин» и обвел инициалы: W. G.
— Ты не мог позволить себе сблизиться с ней под твоим настоящим именем. А вдруг эта женщина видела тебя в две тысячи восьмом, когда следила за Жюли, а вдруг запомнила тебя, заметив в телевизоре или на страницах газет, когда везде трубили об этом деле. И тогда ты создал себе новую личность. Обрил череп, свел имя дочери с руки, отрастил козлиную бородку, нацепил фальшивые очки, стал совершенно по-другому одеваться. Ты на двенадцать лет старше, вероятность, что Ванда тебя узнает, практически равна нулю. Ты переехал в рабочий район Лилля, может, чтобы быть поближе к ней или подшлифовать свое прикрытие, а три месяца назад раздобыл себе фальшивые документы и назвался Уолтером Гаффином, с теми же инициалами, что у Ванды Гершвиц, чтобы переиграть ее на ее же поле. Рискованно, но тебя всегда тянуло к такого рода риску. Она нас всех поимела, что ж, теперь ты поимеешь ее по полной. Во всех смыслах слова.
Габриэль поднялся. Двое мужчин стояли лицом к лицу, погруженные в размышления. Как в прежние времена.
— У меня была связь с женщиной, участвовавшей в похищении моей дочери…
— Да. Это, конечно, похуже самострела, но ты, без сомнения, сделал свой выбор. Это единственный способ пробраться в сердце их организации.
— Внедрение.
— Что-то в этом роде, да. Отсюда и фальшивые бумаги на случай, если будут выяснять, кто ты, или же пороются в твоих вещах у тебя за спиной. Пока не получается заполнить все пробелы между тем моментом и твоим приездом в Сагас, но наступил день, когда ты решил привезти эту женщину туда, где все началось. Не знаю, какой предлог ты выдумал — может, романтический уик-энд в горах? И вот вы вдвоем спокойно катите в «мерседесе», дорога, автострады… В результате глубокой ночью ты заселяешься в ту же гостиницу, снимаешь тот же номер, что и она много лет назад… Догадалась ли она о ловушке, когда увидела указатель «Сагас»? Или задремала на последних километрах? Представляю себе ее физиономию, когда она поняла!
Габриэль был не способен подтвердить хоть что-то, но знал, что Поль прав. Все идеально сходилось.
— Вы перепихнулись перед въездом в Сагас? Или еще раньше? В машине, под тихую музыку, как парочка влюбленных? Свежая сперма долго сохраняет жизнеспособность, при вскрытии невозможно с точностью определить время сексуального контакта, если он произошел в последние двенадцать часов перед смертью. Короче, потом происходит…
Поль открыл дверцу металлического шкафа и извлек оттуда подвеску; книжка была закрыта.
— …столкновение в номере семь.
Глаза Габриэля вспыхнули.
— Она носила ее на шее, да? Все эти годы она носила подвеску моей дочери. Вот почему Лекуантр подобрал ее под кроватью.
Поль с уверенностью кивнул:
— Точно. Между вами все идет вразнос. Ты срываешь с нее украшение, загоняешь ее в угол. Не знаю, что именно она сказала или сделала, но, возможно, в этот момент ты и рухнул на кровать. Подвеска, гостиница, Ванда — и твой мозг не выдерживает такого напряжения. Теряешь ли ты сознание? Или все осознаешь, но в полном неадеквате? Как Ванда воспринимает происходящее? Доходит ли до нее, что у тебя амнезия? Одно для нее очевидно: она должна убираться… Она хватает свои вещи, крадет твой бумажник и смывается через дверь, выходящую на паркинг…
— Дверь была открыта. Когда я встал посмотреть на птиц, она была открыта.
— Но почему она не забирает ключи от твоей машины? Как она рассчитывает выбраться из города? Скорее всего, ситуация застала ее врасплох, и она совершенно ничего не соображает. В спешке она не способна принимать правильные решения. И это подводит нас к истории с носками у нее во рту.
Габриэль нахмурился. Порылся в куче фотографий, посмотрел на крупный план изувеченного лица и ткань, торчащую изо рта.
— Объясни.
— Ей запихнули в рот носки уже после смерти. Думаю, садист, который ее прикончил, хотел повесить убийство на тебя.
Габриэль покачал головой:
— Что-то я за тобой не поспеваю.
Поль выложил пакетик с жучком GPS рядом с подвеской:
— Хозяин этого жучка… Изложу в двух словах: он следил за вами с самого севера и оставался где-то неподалеку. Может, сидел на парковке и наблюдал? В любом случае он отловил Гершвиц, пока ты был в отключке. Не исключено, что она ему все рассказала, или же он уже давно был в курсе твоей настоящей личности, я не знаю. Потом он увозит Гершвиц в собственной машине, убедив, что поможет ей выбраться из этой западни. Он едет в обратную сторону, подыскивая укромное местечко. Добирается до завода по переработке отходов. Под угрозой оружия вынуждает Гершвиц снять обувь и носки, и высаживает ее из автомобиля, и заставляет босиком идти по гальке.
— Зачем он это делает?
— Может, он псих? Его это развлекает, и он хочет поиграть, прежде чем разделаться с ней? Я тут кое-что разузнал, эти ребята из русской мафии — совершенно чокнутые, настоящие психопаты. Она бежит, подворачивает щиколотку, она беззащитна и не может спастись. Он заставляет ее проглотить шахматную ладью — потому, что это была любимая игра твоей дочери, или же просто потому, что для него все это игра. Убивает ее двумя выстрелами, потом выстраивает картину якобы изнасилования: кляп, спущенные брюки и трусы, синяки между ляжками, вызванные веткой внутренние кровотечения, которые должны обозначить жестокий половой акт. Услышав выстрелы, с соседних деревьев срываются птицы и начинают сталкиваться в воздухе. Время около двух ночи…
Этот сценарий с трудом укладывался у Габриэля в голове: незнакомец, запихивающий ветку в половой орган жертвы под градом падающих птиц. Скворцы не помешали ему подготовить место преступления, хотя, возможно, вынудили поторопиться, а значит, совершить ошибки.
— А ты в гостинице и выходишь из своего номера. Как я тебе уже говорил, у меня имеются надежные свидетельские показания парня из комнаты, соседней с номером семь, которые снимают с тебя подозрения. Можешь поблагодарить пернатых. Без них тебе бы туго пришлось…
Поль, казалось, на несколько секунд погрузился в свои мысли, потом продолжил в том же тоне:
— Я вижу лишь одну причину, по которой убийца Гершвиц не уложил заодно и тебя: он знает, что ты ничего не знаешь. Ты нашел Гершвиц, но и только. А след Ванды никуда не ведет. Тому доказательство, что ты вернулся в Сагас, потому что больше тебе разжиться было нечем. Убийца это знает и оставляет нам ее тело, хотя мог бы устроить так, чтобы труп никогда не нашли.
— Вместо того чтобы убрать меня, он отправляет меня до конца дней в тюрьму. С моей спермой в теле жертвы у меня не оставалось шансов выпутаться.
— Кассоре тоже сказал что-то в этом роде. Он требует еще всяких уточнений, отчетов, доказательств, чтобы подкрепить мою историю, но, видит Бог, Габриэль, появились серьезные шансы, что все это: убийство, подвеска, новое послание на гидроэлектростанции — позволит объединить два расследования и снова открыть дело Жюли. Кстати, не забыть бы послать кого-нибудь на станцию сфотографировать последнее граффити.
Габриэлю понадобилось время, чтобы осознать свалившиеся на него новые открытия. Он вспомнил слова матери по телефону: Ты мне только сказал, что скоро у тебя, наверно, появятся ответы. Мол, ты узнаешь, что случилось с моей внучкой… Во что он ввязался? Он посмотрел на лежащий рядом с ним передатчик GPS и вздрогнул. Рефлекторно поднес руку к шее. Шнурок с ключом, конфискованный в момент заключения под стражу… Сейф, спрятанный у матери… Подозревал ли он, что за ним следят?
Голос Поля отвлек его от мыслей:
— Надо будет подробно разобраться, что происходило в последние недели. Мы должны знать, кто эта девица и как ты до нее добрался.
Габриэль кивнул.
— Кассоре аж подскочил, когда я заговорил о подложных документах, но он готов пока что закрыть глаза на твои выкрутасы. Это вовсе не означает, что он забудет, но приоритет — разобраться с тем дерьмом, которое больше двенадцати лет отравляет город. Мне еще надо подписать пару-тройку бумаг, а потом сможешь выйти отсюда свободным человеком. Но с уговором: ты остаешься в нашем распоряжении и рассказываешь нам все, что может представлять интерес, как и положено, скажем, весьма покладистому свидетелю. У тебя свободный доступ к банковскому счету и к различным абонированиям, то есть к Интернету и телефону. Завтра ты вернешься в Лилль, глянешь на свои бумаги и передашь нам все, что может оказаться полезным в расследовании. Разумеется, если память к тебе вернется, мы должны узнать об этом первыми. Устраивает?
— Еще бы не устраивало. Если это поможет найти Жюли.
— Отлично.
Габриэль с признательностью посмотрел на сидящего напротив мужчину, бывшего друга и бывшего напарника:
— Ты снова вытащил меня из неприятностей. А ведь был не обязан.
— Тут дело не в сочувствии, а в правде. Мне нужна правда, и больше ничего, — заявил он, опустив глаза из опасения выдать прорехи в своей броне. — У тебя была паршивая ночь и немало переживаний с утра, но я хотел бы показать тебе еще кое-что.
Под внимательным взглядом Габриэля он произвел несколько манипуляций, позволявших раскрыть подвеску. К изумлению Габриэля, в ней открылось потайное отделение.
— Это… карта памяти?
— Именно. Мы обязаны этой находкой нашему эксперту из лаборатории.
Он вставил карту в переходник и развернул экран:
— На ней было единственное видео. Твоя дочь хотела зафиксировать место, где она закопала предмет, которым, очевидно, очень дорожила. И a priori она хотела, чтобы никто не смог отыскать ее тайник…
Габриэль молча просмотрел запись, наклонившись вперед и опираясь руками о стол. Он сдержал слезы, когда в кадре появилась Жюли — такая же, как в его воспоминаниях. Он увидел ее печаль, рыдания, и они словно нож вонзились в его сердце.