Габриэль его успокоил: — Вполне может. Эскиме вышел из дома, закрыл за собой дверь, поднялся на край дамбы и прыгнул. Они выехали на шоссе. Поль свернул в направлении Сагаса, в очередной раз глянул в зеркало заднего вида. Никого. Его руки, вцепившиеся в руль, немного расслабились. — После Альбиона ты вернешься в гостиницу и засядешь у себя в номере. Не забудь: никакого дневника не существует, а значит, и мужчины из две тысячи седьмого года тоже. Никаких любовных историй, никакого любовника, ты усвоил? — Да. — Завтра утром ты отправишься на север проверить свои счета и прочее. Ты не станешь посылать мне сообщений, вообще ничего, я сам свяжусь с тобой через пару дней. Главное, чтобы тебя и близко не было ни рядом со мной, ни рядом с этим городом, иначе мы оба окажемся в каталажке. Габриэль покачал головой: — Я сделаю все, как ты говоришь. Но я хочу быть в курсе расследования. Ты должен сообщать мне о любом продвижении. Твое дело теперь и мое тоже. — Это что? Шантаж? — Скорее сотрудничество. Тебе есть что терять, и немало, а мне нечего. Хочешь ты этого или нет, мы с тобой теперь одна команда. 40 Совершенно опустошенный, Поль укрылся у себя в кабинете; его едва не вывернуло. Он чувствовал себя рыбой, попавшей в вершу. Он здорово облажался. Возлюбленный его дочери, виновный или нет, погиб из-за него. Он стер доказательства на видеокарте, уничтожил основополагающие улики, поставил под удар свою карьеру. И все это меньше чем за двадцать четыре часа. К счастью, никто не мог заметить его отсутствия в бригаде после полудня, поскольку никто, кроме дежурного, в этот день не работал. А раз уж сегодня выходной, то он был волен приходить и уходить когда вздумается. Кроме того, никто еще не связывался с жандармерией, чтобы сообщить об упавшем с дамбы. Пока он неплохо выпутывался из этого хаоса. Позвонила Коринна, чтобы узнать, когда он собирается вернуться; он, как всегда, сослался на завал по работе и занялся бумагами, мучительно и неотступно вспоминая падение Эскиме и его крик — истинную лебединую песнь. Давид жил в квартирке над своим похоронным бюро, но был владельцем всего здания. В таком случае кому принадлежал дом на Черном озере? Семейное наследие? Отец Эскиме сыграл в ящик с перепоя несколько лет назад. Что касается матери Давида… она скончалась, когда сын был еще совсем юным. И хотя его очень подмывало, Поль все-таки не полез в Интернет искать что-нибудь о шале, которое, по всей видимости, посещала Жюли летом 2007-го. Не оставлять следов. В любом случае он узнает это завтра. Терпение. Он подумал о дневнике Жюли, об играх, рисунках, странных фразах. Вспомнил набросок существа с двумя лицами и подпись внизу: «Ксифопаг». Достал старый словарь, стоящий в шкафу. Тератологический[40] термин. Ксифопаги — люди с врожденным уродством, результат одного из пороков развития, при котором двойной плод (близнецы) сращен в области грудины или ее мечевидного отростка вплоть до совместного пупка. К этой категории относятся сиамские близнецы. Урод-ксифопаг… Монстр… Что хотел сказать автор рисунка? Добро с одной стороны, а зло — с другой? Вел ли любовник Жюли двойную жизнь? С одной стороны, прекрасное положение в обществе, работа, никаких отклонений. А с другой — худший из извращенцев, способный заказать похищение и отнять юную девушку у ее родителей. Он поглубже уселся в кресло и задумался. Луизе придется несладко, но она сама связалась с подонком. С человеком, который годами мучил Коринну, посылая ей анонимные письма, без конца бередя воспоминания об исчезнувшей дочери. С типом, у которого, возможно, с самого начала были ключи к разгадке, но он держал свою чудовищную тайну при себе. Его последние слова постоянно крутились в голове жандарма. «Против тебя я ничего не имею», — сказал он Габриэлю перед своим смертельным прыжком. Зачем он бросил эту фразу? Исключив Габриэля, подразумевал ли он тем самым, что предметом его ожесточенной злобы была Коринна? Почему? Каким образом Давид мог быть в курсе палиндромов и дневника? И потом, какая связь существовала между ним и мужчиной, с которым встречалась Жюли, ведь тот был a priori намного старше? Или это был его отец? По здравом размышлении гипотеза об отце Давида показалась Полю абсурдной. Еще за долгие годы до его смерти в папаше Эскиме не оставалось ничего от мало-мальски приличного человека. Спившийся субъект, вовсе не из тех, кто мог бы рисовать лабиринты. Жюли никогда бы не втюрилась в такого человека. Поль вернулся на Альбион около десяти вечера; голова шла кругом. Его снедало желание расспросить Коринну об Эскиме, о прошлом, но и тут ему не следовало возбуждать ни малейших подозрений. Без всякого аппетита он сел за стол. Жена не стала его дожидаться, она уже смотрела какой-то сериал, лежа на диване и набросив на ноги плед. Его куриное филе с горошком остыли. Он не попытался приблизиться к ней, когда она заявила, что идет спать. Пять минут спустя Коринна молча вернулась. Осталась стоять на пороге комнаты. — Мы с тобой почти не видимся. Ты день и ночь на работе, еще хуже, чем раньше, а когда ты дома, то молчишь. — Сейчас сложный момент с этим делом об убийстве. Кончиком вилки он катал горошину. — А я не про сейчас, — ответила она. — У нас так уже много месяцев. Коринна терпеливо ждала, надеясь на какую-то реакцию, на ответ, но он не шевельнулся, и она ушла. Поль бросил вилку на стол. Он больше не мог. Лег на диван и погрузился в гипнотическое созерцание угасающих языков пламени в камине. Как и они, его брак умирал. Коринна никогда не исцелится от тоски по дочери. Отсутствие Жюли было раком, который неумолимо и скрытно продолжал медленно убивать ее и разрушать его самого, пусть и не напрямую. А теперь еще и груз на совести, с которым ему придется жить и о котором он никогда не осмелится заговорить с ней, а значит, отдалится еще больше. Поль злился на себя за то, что у него не осталось сил для борьбы. С момента возвращения Москато в Сагасе начали всплывать старые грязные тайны. Жюли и ее загадочный любовник, Таншон и его перетрахи, Луиза и ее отвратительный шантаж. А теперь еще и Эскиме. Кто следующий в списке? Всю ночь он размышлял. Луизу допросят, как и работников покойного. Проанализируют психологическое состояние Эскиме в последние недели, и Луиза поклянется, что он и не думал о суициде, у них были планы дальнейшей совместной жизни… Но у Поля имелось чем козырнуть: Эскиме был тем самым анонимщиком, он фотографировал трупы, он сожалел о содеянном… и прочие байки в том же духе. Покончить с жизнью представлялось единственным выходом. Версия выстраивалась достаточно убедительная для судьи Кассоре, Поль не сомневался. Жандарм крепко вцепится в бразды расследования, стараясь насколько возможно оберечь свою дочь, потому что ей предстоит пережить двойное горе: любовник-анонимщик и смерть этого любовника. В половине седьмого Коринна отбыла на работу. Он дал ей позавтракать в одиночестве, дождался ее ухода, скорчившись под одеялом, и только потом встал. В этот момент Поль себя ненавидел. Приехав в бригаду к восьми утра, он походя кивнул дочери, уже сидевшей в своем кабинете. Она, конечно же, не раз пыталась связаться с Эскиме, поскольку собиралась провести ночь у него. И наверняка его молчание ее тревожило. Только около девяти он приступил к реализации своего мрачного, но необходимого сценария: отправился со своим заместителем Бенжаменом Мартини в направлении озера Мируар. Седрик Дамеус следовал за ними в собственной машине на случай, если автор граффити оставил отпечатки пальцев. Луиза не задала никаких вопросов и не предложила сопровождать их, так что ему не пришлось выкручиваться. Во что бы то ни стало он должен был избавить ее от кровавого зрелища. Поль припарковался перед фасадом гидроэлектростанции, дал коллеге немного форы, задержавшись у багажника, чтобы достать оттуда фотоаппарат, пока Дамеус тащил внутрь свой чемодан с оборудованием. Капитан хотел, чтобы тело непременно обнаружил один из его коллег. И стратегия сработала. Помощник позвал его, как только он появился в торце здания. Поль подбежал, бурля от адреналина. Посмотрел на бесформенный кусок плоти, ударившийся о скалу на скорости больше ста километров в час. Голова расколота, конечности изогнуты под невозможными углами, и литры крови вокруг. И в довершение всего — когда они соберутся вызвать Эскиме, чтобы увезти труп, тот не подойдет к телефону. По вполне уважительной причине. Мартини пребывал в прострации с утра пораньше. Дамеус застыл, поставив свой чемоданчик у ног. Поль осторожно подошел ближе. Похоже было на мрачное полотно Поллока[41]. Жандарм поднял глаза вверх, к вершине стены, где виднелся край дамбы: — Шансов промазать у него не было. Мартини с Дамеусом смотрели на него, выдыхая облачка пара. Полю следовало внимательно за собой следить, не сказать лишнего и не сделать лишнего. Никакого особого рвения или намеков, лишь строгое следование процедуре. Он повернулся к ним и вытащил из кармана мобильник: — Предупрежу прокурора. — Два трупа за три дня, — глухо бросил Мартини. — Думаешь, есть какая-то связь с убийством на берегу? — У нас в долине уровень самоубийств такой, что никто не позавидует, особенно в период черной смерти. Мне сдается, что парень просто спрыгнул, но не будем опережать события. Принеси-ка оградительную ленту. Оцепим и быстро сделаем то, зачем приехали. Пока не подоспело подкрепление. Сфотографируем стены, снимем отпечатки, если они есть. Не ко времени пришлось, но ты же знаешь поговорку. Беда никогда не приходит одна. Пока жандармы суетились, капитан сделал все необходимые звонки. Оцепление сейчас будет выставлено, потом вскрытие, токсикологический анализ и все прочее… Нажав на отбой после последнего разговора, Поль оглядел кровавую сцену. И сказал себе, что ему выпала самая дерьмовая неделя в его жизни. 41 Закутанная в парку Луиза приехала с остальной командой на паркинг гидроэлектростанции. Поль пошел навстречу ей и молодому Брюне. Указал на вершину дамбы: — Тип явно спрыгнул оттуда. Поедем туда глянем. Шевелитесь. Луиза повернула голову к месту трагедии. Криминалисты из научной лаборатории и еще один коллега направлялись к торцу станции в сопровождении аджюдана Мартини, отвечавшего за координацию действий. Учитывая, что отец уже нетерпеливо переминался у машины с открытой дверцей, она смирила свое любопытство и забралась на заднее сиденье. Как только Брюне уселся на пассажирском месте спереди, они тронулись с места. — Есть соображения, кто это? — спросила Луиза. Поль включил обогрев на максимум. Влажный ветер с вершин пробрал его до костей, но не так сильно, как собственная ложь. — Ни малейших. Восемьдесят метров полета, такое даром не проходит. Он выехал на шоссе и на этот раз направился в сторону перешейка. Его тянуло блевать. Глянул украдкой в зеркало заднего вида. Луиза с напряженным лицом что-то набирала на своем мобильнике. Хорошо, что ее тревожит отсутствие известий от Эскиме, — может быть, это смягчит удар. Двумя-тремя километрами дальше он попросил следить, не отходит ли какая-нибудь дорога или тропа, по которой можно добраться до верхнего озера. Брюне первым заметил щит с надписью «Частные владения». Поль проехал мимо заброшенного дома и припарковался всего в сотне метров от него — дальше проехать было невозможно из-за состояния дороги и неприспособленной машины. Пешком они молча двинулись по грунтовке к берегу Черного озера, пока не добрались до лестницы, ведущей на дамбу. Поль взялся за поручни. — Перчатки! Луиза размахивала парой перчаток, укоризненно на него глядя. Поль взял их, но надел, только поднявшись наверх. Протянул руку к фотоаппарату, который был у Брюне: — Дай-ка его сюда. Он навел объектив, щелкнул: лестница, узкая бетонная полоска края дамбы, разбившееся тело внизу, вокруг которого суетились муравьи-эксперты. Он слез обратно и уступил место двум своим сопровождающим, которые, в свою очередь, тоже все зафиксировали. — Ну и что, по-твоему? — бросил он дочери, когда та закончила. Она помолчала, засунув руки в карманы парки. Из леса наплывали слои влажности и растекались над черными водами озера. — Он поднялся, прошел метров десять туда, где самый крутой отвес, и прыгнул. Одно точно: он хотел действовать наверняка. — Вы не знаете, здесь уже случались самоубийства? — вмешался Брюне. — Насколько я знаю, нет, — откликнулся Поль. — Естественно, куда проще броситься с какого-нибудь моста в долине, чем тащиться до Черного озера. Ведь придется еще отыскивать дорогу, которая сюда ведет, а в конце еще добираться пешком. Другими словами, надо чертовски твердо настроиться со всем покончить. Если только он не живет где-то поблизости?