Коринна глянула на часы: — Мне пора идти. Ты… пожелай от меня Луизе держаться. Если она захочет, пусть поживет какое-то время у нас дома. — Обязательно передам. Прежде чем выйти из кабинета, она в последний раз обернулась: — Ты не мог бы приехать пораньше… Их взгляды встретились на долю секунды, но Коринне этого хватило, чтобы получить ответ. Она развернулась и исчезла. 45 Дорога, глухая деревенская местность. Габриэль остановился у края поля в десяти километрах от Орлеана. Его вырвало в канаву, настолько он был раздавлен своим открытием. В альбоме Давида Эскиме он видел фотографию женского бедра с родимым пятном в форме лошадиной головы. Разве можно вообразить, что это простое совпадение? Каким бы невероятным это ни казалось, но у Давида Эскиме в какой-то момент был перед глазами труп девушки, исчезнувшей в Орлеане в 2011 году, — Матильды Лурмель. Обустраивая одну из своих замогильных мизансцен, он уложил ее на оцинкованный стол, и новый снимок пополнил его альбом, набитый другой жутью того же рода. Габриэль с трудом выпрямился. Представил себе, как Давид Эскиме склоняется над телом Матильды, чтобы обессмертить часть ее анатомического строения. Что делал ее труп в его коллекции? Похоронил ли он его потом? Или сжег? Он не осмелился продолжить свою мысль и бросился обратно за руль машины. Пожирать асфальт на полной скорости. Давить на газ, чтобы не сдохнуть от тоски, чтобы стремиться хоть к какой-то цели. Он снова подумал о Жозиане Лурмель, о ее умоляющем голосе, о ее семье и навсегда разрушенной жизни. Больше некого любить, не во что верить, не за что зацепиться. Ей оставалось только ждать телефонного звонка, который никогда не раздастся. «Не знаю, что хуже: оставаться в плену у прошлого или потерять память», — сказала она. Габриэль не желал закончить, как она. Что угодно, только не это. Он набрал номер Поля, несмотря на все инструкции, попал на автоответчик, оставил всего два слова: «Позвони мне». Около трех часов дня перед ним одним махом возник Лилль, словно бетонная волна, обрушившаяся на его ветровое стекло. Зажатые между вокзалами торговые башни, изломанные линии перегруженных машинами дорог, гудки со всех сторон. Этот регион Габриэлю был практически незнаком. Мать перебралась на север, следуя за отцом, еще в те времена, когда они с Коринной только-только обосновались в Сагасе. Судя по всему, он поселился здесь после развода, но при виде столицы Фландрии не почувствовал ничего, кроме полной пустоты. Квартал Ваземм. Взрыв красок. Вывески китайских ресторанов, запахи кебабов, маленькие кафе, втиснутые между двумя магазинчиками по продаже мобильников или двумя бакалеями. На лотках рынка под тентами громоздились груды овощей, какой-то тип с металлическим лязгом рубил мясо длинным мачете. Люди перекликались, моторы машин рокотали, создавая постоянный фоновый шум. Габриэль был чужим в этом водовороте, где смешивались желтые, серые, черные и белые лица, но сказал себе, что если бы он пожелал остаться незамеченным, то и сам выбрал бы подобное место. Он отыскал место для парковки, вылез со спортивной сумкой в руках и двинулся вверх по улице. Взгляды каких-то бурно дискутирующих типов остановились на нем, пожилая дама с корзинкой мотнула подбородком в знак приветствия. Руководствуясь указаниями мобильника, Габриэль шел, чувствуя и чужую агрессию, и наблюдение. Знал ли он этих людей? Говорил ли уже с ними? По-прежнему не получив никаких известий от Поля, он вошел в подъезд довольно обветшалого дома и вставил один из ключей на связке во входную дверь. Сработало. Судя по адресу, которым снабдил его бывший коллега, он жил в квартире 23. Он проверил почтовый ящик с соответствующим номером и вздрогнул, когда прочел на белом прямоугольнике: «Уолтер Гаффин». Внутри — куча рекламных листовок, которые он тут же отправил в мусорное ведро. Поднялся на второй этаж, с опаской подошел к своей двери. Как ни странно, у него было ощущение, будто он вламывается в личную жизнь незнакомца. Вставил в замочную скважину второй ключ. Тот прекрасно подошел, но провернулся как-то странно. Минут пять он провозился с язычком, но в конце концов сумел открыть дверь. Когда он увидел, что творится внутри, то понял, откуда взялись эти сложности. Его обворовали. 46 В квартире все было перевернуто вверх дном. Ящики валялись на полу, диванные подушки раскиданы, стол перевернут. Ошеломленный Габриэль прошел в спальню. Тот же бардак. Двухкомнатная квартира была разгромлена, но телевизор остался на месте, как и музыкальный центр, и компьютер в углу. Значит, речь не шла о классическом ограблении. Тот или те, кто устроил весь этот хаос, искали нечто конкретное. Габриэль сел на кроватную сетку и сжал ключ, висевший у него на шее. Потом извлек из кармана личный дневник дочери, молча полистал покоробившиеся страницы. От терпкой насыщенности рисунков у него закипела кровь. Он снова задержался на задачах с лабиринтами, которые Жюли пыталась решить, на изображении двойного монстра, так называемого ксифопага. Снова увидел Жюли и Матильду, пойманных в ловушку зеркального отражения в глубине мрачной пещеры. И он сам, на волосок от того, чтобы их коснуться. Не в силах помочь им. Все это было непостижимо, безумно. Внезапно он вскочил и со всей силы метнул радиобудильник в стену. И издал долгий крик. В следующую долю секунды ему захотелось выброситься в окно. Так было бы куда проще. Поставить точку раз и навсегда, а не бороться с мельницами. Он принялся расхаживать, в ярости на себя самого и на свой рассудок, который украл у него двенадцать лет жизни и отказывался возвращать. Когда кризис миновал, он подождал, пока уймется бешеный ритм сердца, и задумался. О вызове копов не было и речи: вряд ли те окажутся такими сговорчивыми, как Поль, если узнают о фальшивых документах. И потом, как объяснить весь ад последних дней, не загремев в каталажку или в дурдом? Придется разбираться самому. Он более тщательно обследовал все вокруг. Его жилище было маленьким, на круг максимум тридцать квадратных метров. Никаких декоративных штучек, никаких личных предметов, строгий минимум. Без сомнения, он снял жилье вместе с меблировкой. Он привел себя в порядок, бросил взгляд на пачку сигарет и бутылки с алкоголем — виски и ром, — которые были уже основательно початы, собрал бумаги. Ничего особенного, счета на имя Гаффина, но, к сожалению, ни следа его удостоверений личности. Включил компьютер. Габриэль перепробовал множество паролей — безрезультатно. Полагаться на удачу больше не имело смысла. Как и его память, содержимое жесткого диска останется недоступным. Он отправился на крохотную кухню, открыл холодильник. Взял упаковку ветчины, посмотрел на даты на баночках йогурта. Ничего просроченного. Все указывало на то, что он действительно жил здесь в дни, предшествующие поездке в Сагас. Когда в его квартиру нанесли визит? До или после смерти Ванды Гершвиц? Шкаф в спальне тоже бесцеремонно обшарили. Он начал раскладывать содержимое и обнаружил женские вещи. Кружевное белье, шелковую бело-розовую пижаму. Уловил запах духов. Ванда была здесь, она спала в этой постели. Не без удовлетворения он отрыл однотонную синюю майку, антрацитовую водолазку, чистые трусы и носки, прежде чем направиться в ванную. Следы женского присутствия обнаружились и там — две зубные щетки в стаканчике, шампунь для окрашенных волос. Он жил с женщиной, которая разрушила его жизнь. Он с трудом мог представить, с каким чувством прижимал ее к себе. Наверняка полное ощущение, что вальсируешь с дьяволом. Он помылся, не отрывая взгляда от зеркала. На черепе начали прорастать короткие седые волосы, щетина вокруг губ пробивалась во все стороны, придавая ему вид уголовника. Он взял бритву, пену и сбрил бороденку, обнажив глубокую морщину на подбородке, похожую на удар клинка. Это был он. Габриэль Москато пятидесяти пяти лет. Это был точно он. Провел пальцем по худому заострившемуся лицу, различил в глубине глаз промельк того человека, кем был всегда: отца, готового свернуть горы. Он никогда не бросит поиски. Он сделает все, чтобы добраться до истины, найти того или тех, кто причинил зло Жюли. Наверняка это те же, кто разгромил его квартиру, скоты, бросившие тело на берегу Арва и сделавшие все, чтобы свалить убийство на него. Он подумал о Давиде Эскиме, его фотографиях, палиндромах на стене станции. Как определить место каждой детали в этой головоломке? Он подошел к окну, осторожно отодвинул занавеску и оглядел улицу, машины, проходивших мимо людей, каждый из которых держал свою судьбу в собственных руках. А он, среди этого коловращения, затерянный в тумане исчезнувшей памяти, неспособный вырваться из собственного кошмара, решил сражаться до конца. Он не знал, куда это его приведет, но сейчас был уверен в одном: его поиски на севере должны начаться у матери. 47 Похоронное бюро Эскиме располагалось между маленьким кафе и сапожной мастерской на улице, идущей вдоль кладбища Сагаса. Это было длинное каменное здание, на первом этаже которого находилась с одной стороны мастерская по обработке мрамора, а с другой — траурный зал. Давид Эскиме мог входить и выходить из дома через черный вход, не показываясь в коммерческой части. Поль достал связку ключей, извлеченную из кармана жертвы. Подобрав нужный ключ, он открыл входную дверь и поднялся по ступеням вместе с молодым Брюне — остальная команда продолжала обыскивать шале. Попросил одного из служащих подождать внизу, чтобы потом задать ему несколько вопросов. Очередной ключ со связки обеспечил доступ в квартиру на втором этаже. Это было старое холостяцкое жилище со скрипучим полом, старомодными обоями на стенах и простой мебелью из массивного дерева, такой внушительной, что оставалось загадкой, как ее умудрились сюда втащить. Давид Эскиме не прилагал особых стараний, обустраивая свое жилье после смерти отца. Поль обвел взглядом гостиную, но книжных полок не обнаружил. Направился в коридор, прошел мимо ванной. Первая спальня была превращена в кабинет. На стене в большой рамке висели фотографии: его родители, совсем молодой Давид, потом снимки с ним и Луизой на берегу реки или на загородной прогулке. Жандарм сжал зубы. По всей видимости, Эскиме ничего компрометирующего здесь не держал и сделал все, чтобы Луиза не раскрыла тайной стороны его жизни. Он взял цифровой фотоаппарат, лежавший рядом с компьютером. Отличная модель, высококачественный «Canon». Просмотрел снимки на карте памяти: никакие открытия его там тоже не ожидали. Эскиме стер свои ужасы. Поль повернулся к подчиненному: — Компьютер, фотоаппарат, мобильник — пакуй все. Надо будет проверить жесткие диски. Он проинспектировал вторую спальню, и его пробрала дрожь, когда он подумал, что Луиза делила постель с этим психом. Приблизился к окну, выходившему на кладбище, поискал глазами могилу первой жены, затерянную вдалеке, в серости надгробных стел. С таким видом из окна Эскиме, можно сказать, проводил дни и ночи в компании мертвецов. Сплошная чернуха… Поль бросил взгляд в шкаф, заметил несколько металлических ящиков, заполненных бумагами. Все было аккуратно разложено по папкам с наклейками. Ему не потребовалось много времени, чтобы извлечь оттуда налоговые уведомления. Они свидетельствовали, как он и ожидал, что Давид действительно являлся владельцем шале на Черном озере. — Займись и бумагами тоже! — крикнул он Брюне. — И прочеши здесь все досконально. Нам нужна эта чертова рукопись. Я пошел вниз. У последних ступенек лестницы его ждал служащий похоронного бюро. Некий Дени Юрон, танатопрактик, лет под шестьдесят. Он работал на семейство Эскиме вот уже больше двадцати пяти лет — сначала на отца, потом на сына — и был все еще потрясен смертью своего молодого патрона. — Как гром среди ясного неба, — пробормотал он, засовывая руки в карманы. — Вчера он был здесь, а сегодня все кончено. Почему он так поступил? — Именно это следствие и постарается выяснить. Вы были в курсе, что у Давида имелось шале рядом с дамбой? Юрон не сразу отвлекся от своих мыслей и ответил: — Да, я знал. Давид унаследовал его от отца, а тот в свою очередь — от своих родителей. Дедушка, старый Эскиме, помогал в строительстве гидроэлектростанции или уж не знаю чего. Давид жил над бюро из практических соображений, но, мне кажется, туда он любил ездить время от времени. Никогда бы не подумал, что однажды он… — А его отец Клод, он жил здесь или в шале? — Он всегда жил здесь. Шале он предпочитал сдавать туристам, любителям затерянных уголков. Следует признать, там очень красиво, на Черном озере. И это приносило ему приличный доход. — Он сдавал шале через агентство по аренде недвижимости? — Какое агентство? Где здесь вы видели агентство? Нет, он сдавал напрямую. И никогда с этим не бывало никаких проблем. Он даже размещал небольшие объявления в булочной или в магазинах, с фотографиями и его номером телефона. Значит, простого способа выяснить, кто снимал шале у Эскиме-старшего в 2007 году, не существовало, но в голове у Поля все отчетливее складывался сценарий событий. Человек, у которого были запретные отношения с Жюли, арендовал шале у отца Давида. Возможно, этот тип раньше жил в гостинице «У скалы», пока подыскивал себе более комфортабельное жилье. Наткнулся на маленькое объявление. После этого покинул заведение Ромуальда Таншона и переехал в горы, пригласив Жюли тайно навещать его. — Знаю, что это было уже давно, но если я скажу: «Лето две тысячи седьмого» — то, которое предшествовало исчезновению Жюли Москато… не вспомните ли вы, было шале занято? Может, там жил художник или писатель?.. Дени Юрон даже не стал делать вид, что роется в памяти. Он сразу же пожал плечами: — Представления не имею. Как бы то ни было, я никогда не слышал ни о каком писателе. А почему это вас заинтересовало? Какая связь с Давидом? — Расследование обязывает нас отрабатывать каждый след, вот и все. Хотим удостовериться, что за вроде бы явным самоубийством не скрывается ничто другое, понимаете? Юрон кивнул, а Поль, послушав сам себя, подумал, что, без сомнения, мог бы сделать блестящую актерскую карьеру.