Он вышел на площадку перед входом и простоял там долгие минуты. Птицы снова начали кружиться, выписывая символ бесконечности: два идеальных сближенных эллипса. На несколько секунд Габриэля охватила тревога. У него возникло ощущение, что он уже переживал эту сцену. Тогда он спросил себя, какой сегодня день. Посмотрел на экран телефона: шестое ноября. Ровно год после его пробуждения в номере семь. В другой стороне от Сагаса, в десяти километрах к северу, синие воды Арва расслабленно текли под серой пеленой осеннего неба. Время от времени Поль угадывал под бликами волн серебристую спинку форели, спокойно шныряющей между камнями. Стоя посередине потока, он рассек воздух карбоновым удилищем, забросив мушку на конце лески, и умелым движением запястья заставил ее заплясать на поверхности воды там, где заметил рыб. Сумка-холодильник, полная прохладных напитков и сэндвичей, ждала его под темными лапами елей. — Руку ты не потерял. Поль повернул голову, когда у него за спиной раздался голос. Он поднял удочку, подтянул к себе мушку и выбрался на берег, осторожно ступая по скользким камням и стараясь больше опираться на левую ногу. Отложил свои снасти и тепло обнял Габриэля. Потом отстранился и осмотрел его лицо. Глаза на мгновение задержались на небольшом шраме над правой бровью. — У тебя усталый вид. — Плохо сплю. Поль наклонился к сумке и открыл им два пива. В последний раз они виделись, когда Габриэль вернулся из Польши. Затем несколько раз созванивались и обменивались СМС. Потом на несколько месяцев замолчали. Они уселись на большой круглый камень. — Как твоя память? — Полная пустота. Дыра в двенадцать лет, которая, возможно, никогда не заполнится. К несчастью, иногда так бывает. — Паршиво. — Приспосабливаюсь. Поль отпил глоток пива. — Ты остановился в гостинице «У скалы»? — Только что оттуда. Завтра с утра пораньше уеду обратно. — Я видел, что она забита под завязку, тюрьмы не пустеют, и посетителей не становится меньше. Номер семь был свободен? — Был. Его я и взял. Казалось, жандарм на мгновение помрачнел, словно черное облако прошло по лицу. — Почему? Почему именно его? И почему ты здесь именно сегодня, ровно через год после приезда в ту же гостиницу, хотя уже неделя, как я послал тебе смс? — Я не заморачиваюсь с датами. И только около часа назад понял, что прошел ровно год, это правда. А что до номера, я даже не задавался вопросами. Может, просто хотел вспомнить. Поль поставил свою банку на камень и застыл неподвижно, глядя куда-то вдаль. — Всю последнюю неделю небо было безоблачным. И знаешь что? Черная смерть охватила город наутро после того, как я послал тебе сообщение, точно как в том году, я проверял. Небо разом затянуло, и птицы вернулись в то же место с точностью до дня, ровно через год: третьего ноября. Я послушал радио: по мнению специалистов, это невероятное совпадение, чтобы птичья колония разместилась в том же месте — не просто в том же городе, а даже на тех же деревьях — и в те же даты… Тебе это не кажется странным? Ты возвращаешься, и птицы возвращаются. — Да, странно… Поль молча разглядывал изумрудно-золотого жука, карабкающегося по камням. Он редко встречал таких на берегах Арва. — Я никогда тебе не говорил, но эти скворцы, они улетели одновременно с твоим отъездом из Сагаса в тот раз. На рассвете. Ты появляешься, они появляются. Ты исчезаешь, они исчезают. Габриэль пожал плечами. Все это полная бессмыслица, Поль искал связь там, где ее не было. Немного помолчав, Поль встал, порылся в кармане брюк, сложенных рядом с сумкой-холодильником. Протянул Габриэлю пакетик, тот открыл. В ладонь ему скользнула подвеска. — Спасибо, — сказал Габриэль, — но это ведь вещественное доказательство. Как тебе удалось? — Не первый раз что-то пропадает из хранилища улик. И потом, я тебе не говорил, меня ведь отстранили. В результате мне поставили в вину ковбойские игры у Абержеля. И в качестве наказания месяцев шесть назад меня запихнули в отряд конвоирования. Теперь я сопровождаю арестантов Сагаса в суд, если рассматривается их дело, или в больницу, если им нужен врач. Так что… пошли они все куда подальше. — Мне очень жаль. — Да все нормально, не думай, что я горюю, наоборот. Мне осталось прокантоваться четыре года. В любом случае я не смог бы оставаться в судебной полиции и постоянно лгать. По крайней мере, вся эта история сыграла на руку Мартини, теперь он босс. И я желаю ему успеха с этим делом. Габриэль, казалось, отсутствовал, он словно угас. Поль звучно хлопнул донышком своей банки об камень, водрузив ее на место. — Самоубийство Абержеля оставило их всех ни с чем. Они никогда не узнают, что в действительности связывало его с Калебом Траскманом. Они не установили никаких точек соприкосновения, не нашли ни одного следа, ни компьютерного, ни телефонного, у них нет ни единого шанса обнаружить существование общества Ксифопага. Им только известно, что Абержель фотографировал трупы Матильды и Жюли. Они не представляют где. Они не представляют почему, были ли другие и кто они. Полный затык. Мертвая точка. Мертвая точка… В определенном смысле лучше не придумаешь. Но никто никогда не ответит на вопросы, которые до сих пор задавал себе Габриэль, не прольет свет в так и оставшуюся сумеречной зону. А именно: через что же пришлось пройти Жюли между ее похищением в Сагасе и смертью в Польше? — А у тебя не было никаких осложнений с бельгийскими копами? — спросил Поль. — Они к тебе так и не заявились? — И не заявятся. А что они теперь могут найти? Склад «Содебин» загадочным образом сгорел через пару недель после пожара в пластинариуме. Поль бросил на Габриэля взгляд без тени укора: — Каждый божий день меня мучает желание рассказать правду Коринне. Чтобы она знала… — То, что я видел и сделал в Польше, рассказать невозможно. — Знаю. Но это трудно. — Мне тоже трудно. Я дорого заплатил за правду. «Играющая в шахматы» до сих пор будит меня каждую ночь. — У каждого из нас свои призраки. Форель выпрыгнула прямо перед ними, словно дразня. Поль отследил глазами, где она исчезала в быстрых певучих водах. — Ну а вообще, как ты сейчас живешь? Габриэль вздохнул: — Занимаюсь матерью. Пока перебиваюсь случайными подработками в ожидании, когда подвернется что-нибудь получше. Езжу в Орлеан как минимум раз в две недели. — В Орлеан? — Глаза Поля блеснули. — Только не говори мне… — Пока все очень хрупко, только-только зарождается. Но она милая женщина. Правда, надо будет отвадить ее от бутылки. Пока не совсем получается, но стоит постараться. Поль задумался, прикидывая, что принесет будущее подобной паре. Но Габриэлю невозможные вызовы были необходимы как воздух, в них и заключался смысл его существования. Полный сочувствия, он хлопнул его по плечу: — Это здорово, Габриэль. Рад за тебя. Они поболтали еще около часа и прикончили пиво, сидя рядышком, как два давних друга, разглядывающих мир. Потом попрощались. Может, это было действительно «прощай»… Вероятно… Голова Габриэля кружилась, когда он вернулся в номер. Он слишком много выпил. Рухнул на кровать, сжимая подвеску дочери в руке, и почти мгновенно заснул. Телефон зазвонил почти в одиннадцать вечера, заставив его подскочить. Он повернулся на бок и снял трубку с аппарата на прикроватной тумбочке. Это была Жозиана Лурмель. Ей было плохо, говорила она глухо, запинаясь. Она рыдала в полной прострации. Габриэль пообещал, что будет у нее еще до рассвета. Взял свою дорожную сумку, которую даже не открывал, проверил, ничего ли не забыл, и покинул номер 7. По дороге бросил ключ в корзиночку на стойке. Из своего старого «мерседеса» на паркинге бросил последний взгляд на гостиницу «У скалы», на ее тусклую вывеску, освещенную его фарами, и пустился в дорогу. Сагас остался у него за спиной. Его крошечные огоньки подрагивали в зеркале заднего вида, пока не исчезли за грядой скал, словно кто-то задернул занавес. Он не будет скучать по этому проклятому городу. Десять минут спустя Габриэль выехал на автостраду, по дороге встретившись с другим «мерседесом» на подъезде к контрольному пункту. Подкрутил громкость радио под циферблатом часов, высвечивающим: 23:11. Под насыщенные звуки «Highway to Hell»[84] группы «AC/DC» он углубился в ночь. Примечание автора Дорогой читатель, ниже вы найдете копию оригинальных страниц окончания «Последней рукописи» — такими, какими они вышли из-под пера Калеба Траскмана и были найдены Полем в шале Давида Эскиме. Вы увидите буквы, обведенные Эскиме на предпоследней из них, и вы, конечно же, заметите кое-какие ошибки или неудачные обороты, поскольку речь идет о рукописи, которая никогда не редактировалась и не издавалась. Если вы еще не читали «Последнюю рукопись», я вам горячо советую сделать это, прежде чем ознакомиться с нижеследующим фрагментом. Разумеется, этот финал объясняет многие ключевые моменты всей истории, и если вы раскроете его для себя до того, как погрузитесь в неоконченный роман Калеба Траскмана, то испортите себе все чтение. Зато после прочтения «Последней рукописи» у вас будет выбор между двумя финалами: этим, жестким, холодным, не допускающим разночтений, написанным настоящим автором, или другим, более размытым, но не менее блистательным, предложенным его сыном Жан-Люком Траскманом. Выбор за вами. Белое или черное… Да, и еще одна последняя мысль, прежде чем я вас оставлю. Калеб Траскман любил скрывать загадки в горизонтальности фраз, играя иногда с начальными буквами каждого слова или с самими словами. Но если бы пришлось применить эту хитрость к первым словам глав всего романа, разве осталось бы, что разгадывать? В этом, возможно, ответ на вопрос, который зададут себе самые прозорливые из вас по окончании чтения. Ваш ход. Лин лежала у его ног. Он с силой ударил ее поленом по затылку, когда она убирала чемодан и сумки в багажник своей машины. Кровь у нее не шла, и она еще дышала. Теперь их обволакивала тишина подвала, нарушаемая только его тяжелым дыханием и свистом ветра, дующего в дверь гаража. Первое, о чем он подумал, было аккуратно положить полено на место. Главное, не спешить. Взвешивать каждое движение. Те, кто в результате попадался в лапы копов, всегда забывали про какую-нибудь мелкую деталь, потому что торопились. Во-первых, мобильник. Он порылся в карманах куртки Лин, вытащил аппарат и положил его на пассажирское сиденье. Потом поднял неподвижное тело и уложил его в багажник внедорожника. С багажом в руках он спокойно поднялся наверх и разложил вещи Лин по местам в шкафах спальни. Задвинул чемодан на колесиках в угол: ничто не должно указывать на то, что Лин собиралась покинуть виллу. В окно спальни он долго разглядывал огромную черную пасть бухты Оти. За последнее время горсть песчинок серьезно повредила неумолимую механику, которую он налаживал столько месяцев. Если бы он не предпринял мер, рухнуло бы все здание. У него не оставалось выбора. Лин отыскала дочь Джордано, потом Mistik, она охотилась за Мориарти и опасно приближалась к нему. У нее зародились серьезные сомнения. Он прекрасно заметил ее уловки сегодня днем, ее попытки проверить его амнезию, ее все более подозрительные взгляды. Он представлял себе, какой хаос царил в ее голове, когда она задавалась вопросом, кто же перед ней — ее муж или «кто-то другой». Рано или поздно она нашла бы выход из лабиринта и обнаружила бы, что спала с мужчиной, которого преследовала. Или же она сорвалась бы и выложила копам правду о том, какую судьбу они готовили Джордано.