Впрочем, недоумение, которое наверняка возникло бы, будь он в нормальном состоянии, тут же бы и развеялось — у Олега ничего не удерживалось внутри: ни гнев, ни тайны. Что называется, язык без костей. — Вышиб я из них новую! Эта-то, ты говорил, на металлолом только и годилась: тормоза ни к чёрту, сцепление ни к чёрту, масло течёт! Её и чинить-то без толку, а тут на тебе, новая, с конвейера! — Олег словно трубку с кислородом подключил к нему своими словами. — А мне полагается что-нибудь за моё калечество из-за твоей машины, которую и «чинить-то без толку»? Олег затормозил. Евгения мотнуло вперёд. — Благодари бога, что я с тебя не деру за аварию! — сказал резко, но тут же замурлыкал примиряюще: — Тысчонку подкину! — Тысчонку?! — Больше ничего Евгений сказать не смог, потерял сознание. И очнулся, когда Олег плеснул в него водой. Шумело, постукивало вокруг, как во время дождя, свесил к нему светлую голову фонарь. — Не лезь в штопор, Женька. Знаю, ты не виноват. Не обижу. Подкину пару. «В суд пойду! — хотел сказать Евгений и проглотил слова: платить-то нечем за тот суд. — Значит, тормоза ни к чёрту? И сцепление ни к чёрту? И масло течёт? Что же ты вешал мне лапшу на уши, что машина исправна?» — хотел спросить, но язык больше не повиновался. «Можно найти адвоката, который возьмёт деньги, если выиграет дело», — пришла простая мысль. Но додумать её не смог. Сейчас — спать. Только спать. «Жопа» — бунт против Олега. Разрыв отношений. 3 Адвокат пришёл к Евгению сам. В полдень разбудил его настырным звонком. Евгений едва дотащился до двери. — Меня прислала к тебе доктор Тамиша. Тамиша говорит, ты сбежал из госпиталя, так как тебе нечем платить. Значит, ты нуждаешься в помощи. А ещё Тамиша говорит, ты ездил на неисправной машине, что означает, у тебя плохой начальник. Можно предположить, что он недоплачивал тебе, если он даже не берёг твою жизнь. Я так понимаю, у тебя нет денег нанять адвоката, чтобы получить свои деньги. Вот и я, твой адвокат. Я нужен — разрешить все твои проблемы. — Такую речь произнёс парень, скромно улыбаясь. — Зови меня Пол. Я выиграю твоё дело и треть возьму себе, идёт? Он не был густо чёрным. Чуть смуглый, полукровка. Высок, импозантен, тонок в талии и широк в плечах. Крахмальный воротник. Костюм и ботинки киноактёра, играющего богача. — Ты, наверное, танцуешь легко, — сказал ему Евгений, валясь на тахту. — Откуда ты знаешь? — улыбнулся Пол. Ровные блестящие белые зубы, без одного дефекта. Евгений прикрыл ладонью рот — у него не хватает трёх и многие нуждаются в ремонте. — Угадал. Хобби. Занимаюсь. Выступаю. Ну, рассказывай, что знаешь о своём боссе. И сам не понимая почему, Евгений выложил ему всю историю отношений с Олегом. — Судя по тому, что у него новая машина, он времени зря не терял и вышиб из них все мои деньги. Неизвестно, с кем надо судиться. Они не имели права отдавать деньги ему. — Говори телефон, — улыбнулся Пол. — Тебе дать ручку и бумагу? — Зачем? У меня не голова — компьютер, каждое слово отпечатано, попало на свою полку, а в нужную минуту тут как тут. Очень удобно. Никаких проблем. — И телефоны? — И телефоны. Один раз услышу, хватит. Учиться было легко. Разберусь в лучшем виде. Не только эти деньги вытащу из твоего Олега, но и те, что он раньше замотал. Не успел Пол уйти, заявился Илька: — Чего двери не запираешь? У меня в пять важная встреча, всё равно работа уже не получится. Эксперимент идёт целый день. И уж очень ты меня разбередил. Ездил в госпиталь. Сказали — сбежал. Узнаю почерк. Значит, ещё поживём. Итак, у меня до автобуса час двадцать. Не будем попусту тратить время. Начинаем сеанс психотерапии. Что там у тебя в детстве осталось примечательного? Евгений ещё не успел остыть от разговора с Полом. Пол щедро отвесил ему своей энергии и веры, и они держали его в сидячем положении. И хотя голова плыла отдельно в чёрно-сером мареве, энергия Пола распирала его. Так, значит, Илька не снится ему? Он в самом деле приехал в Америку? И в самом деле пришёл к нему? Илька — из другого измерения. Моргает, щурится, как от света. Они с Илькой и Михаилом встретились на рубеже двух эпох. До Второй школы он фактически был калекой — чуть не половину жизни проводил в больницах и санаториях. — Чего смотришь, как на ископаемое? Не узнаёшь? Чего молчишь? Язычок проглотил? А ну, давай, говори. Не можешь сам сообразить, с чего начать, я подтолкну тебя. Ты говорил, у тебя полиомиелит и ты долго не мог ходить. Как же ты и когда оказался на ногах? И он заговорил. Рассказал, как отец поставил его на ноги. Я — Раньше всего начали работать плечи. Отец привязывал бинтом руки к костылям, те упирались в плечи, и деться было некуда. Костыли надо было как-то переставлять. И приходилось удерживать на них тело! Очень важно это делать на грани: либо ты упадёшь, либо костыль передвинешь. Какое-то время пробегал так — без ног. Отец это увидел, костыли выкинул и заставил меня ходить. Это совпало с Венгрией. Ходить-то ходил, а всё равно подолгу валялся в больницах, где делали мне операции. И много у меня было всяких больничных историй… — на полуслове оборвал себя Евгений. Рядом с Илькиным — Наташино лицо. Столько лет ничего не помнил, и вдруг Наташа. — Ты чего? Словно шарахнули тебя по башке! — Вспомнил. — Вываливай, что вспомнил, чучело, до донышка! — Из больничных историй одна особенно мрачная. Есть такой город Турист. И там больница, где делали мне очередную операцию на ноге. И я уже начал понемногу вставать. Впрочем, сначала историческая справка. Операции мне, как правило, делали летом: в Москве или в Туристе, а после операции от Министерства обороны меня отправляли в Евпаторию, в санаторий. В тот год беда случилась зимой. В драке я повредил себе ногу, при сильном ударе у меня сломалась кость, из ноги вылетело что-то, типа гвоздя. Поэтому привезли меня в Турист зимой. Сделали операцию, и я уже стал понемногу вставать. — Ну, чего опять замолчал? — Я фактически убил человека, нашего электрика. Лет тридцать ему было. — Это уже интересно. И за что же ты его?! — Что такое наши операции? Они растягивают кости. Мне растянули на три с половиной сантиметра. Сперва была разница в длине ног семь сантиметров, а потом стала два с половиной. Я сказал — гвоздь. Гвоздь загоняют в стопу, чтобы стопа не шевелилась. Или через кость протаскивают две спицы, вверху и внизу. Просверливают дырки в кости. Больничные кровати — специальные: на железках висят грузы — растяжки. И ты лежишь: в эту сторону тянет один груз, кость растягивает, в эту — другой. Раз в три дня чуть-чуть добавляют грузика. Вот такой железной гирей я проломил голову электрику насквозь, гиря оказалась в голове. Он выжил, но стал идиотом. — За что можно так с человеком?! — спросил Илька. — В Туристе система коттеджей, домики двухэтажные, в них помещается шесть кроватей. После операции меня перевели в такой домик, на второй этаж. Домик оказался пустой. Целый день сидишь там один. Иногда заходит сестра. Но вот на первый этаж привезли девочку Наташу. Она только окончила школу. В тот же месяц они с матерью выменяли отдельную квартиру и переехали. Школу окончила, квартира — отдельная. Счастье. Наташа вышла на балкон, встала спиной к улице, облокотилась на железку, а железки вышли из стены, и вся опора рухнула. Хозяева знали, что балкон сломан, железки вставили для виду, и балкон ни на чём не держался. Ну, естественно, сам понимаешь… переезжая в новую квартиру, ни о чём таком не думаешь. Наташа вместе с балконом рухнула вниз. Упала прямо на спину, плоско. Её парализовало совсем всю, причём никаких переломов, никаких особых ушибов, ну там отдельные синяки, но они быстро прошли… У неё двигалась только голова и чуть-чуть руки. Восемнадцать лет. Дико красивая девочка. Ей делали операции одну за другой, в разных клиниках. Потом привезли в Турист и после очередной операции поместили в мой коттедж. Вместе с ней явилась нянька, которая при ней должна быть всё время. Естественно, она часто уходила. Ну, а мы с Наташей, конечно, подружились. Я вместо няньки носил Наташе еду. Книжки приносил. Она рассказывала мне о себе. Первое время у меня самого, когда видел её или думал о ней, слёзы текли постоянно, потому что даже я, ребёнок, понимал — человек уже всё, жизнь кончена. Ну что она может делать такая? Часто Наташу нужно поворачивать, то на один бок, то на другой, чтобы пролежни не образовались. Однажды к ней приехали ребята из класса. Вот это, действительно, было ужасно. Мальчики. Наверняка, в неё все они были влюблены. Конечно, они делали вид, что всё в полном порядке, всякие слова говорили, но, ясно же, она им больше не нужна. — Ну, а электрик при чём? — А электрик как-то ночью… — Если тебе неприятно, не надо. — Слышу ночью шаги в тишине, потом сдавленный крик Наташи. Не помню, как, оказался внизу. Вижу, электрик пытается изнасиловать Наташу. Он на неё забрался. Она — в ужасе. Он ей рот затыкает. Ну, я схватил гирю и со всей силы двинул. Проломил ему череп. У него мозги потекли. Долго не знал, что с ним делать. На пол-то его стащил. А дальше что? Никого нет. Пошёл искать няньку. Я весь в крови. Почти четырнадцать мне было. Потом суд состоялся. Показания снимали. Мать говорит, счастье, что электрик выжил. Пусть и идиот. Иначе мне в колонию! Меня долго потом таскали в суд. Года два тянулось дело. — Ну, а что-нибудь весёлое было в твоём Туристе? — неуверенный голос Ильки. — Малину собирали. — Он почувствовал, что улыбается. Проснулось легкомыслие детства. — Варенье варили. — Вот откуда ты сластёна. А я всё удивлялся, почему, не успеем в какое-нибудь сельпо заявиться, твой первый вопрос: «Варенье есть?» Снова он удивился себе — он улыбается! — Малину протирали с сахаром или варили, закатывали в банки, отвозили в магазины. Наши этикетки и клеймо сбоку: типа буквы «У», на самом деле «И» — инвалиды. Страшно приятно было потом встречать. Грибы собирали. Были у нас цеха. Например, цех по переработке грибов. Грибы мариновали, закатывали в банки. В Туристе я научился валять валенки, пришивать к ним подмётки. Помимо школы нам преподавались профессии. Те, у кого руки целы, работали руками. Нас учили валять валенки, шить сапоги. Делали мы резные столы. Турист продавал их налево. Называлось это — «Изделия инвалидов». На деревообрабатывающем станке я вытачивал ножки для стульев. Не прямые, а со всякими выкрутасами. Вешалки делал. Стоячие, с рогами, что ставятся в угол помещения.