Евгений набирает номер. Слышит бессонный голос отца, начинает ему петь. И после долгой паузы: — Сынок, я в порядке. — Эхо последних слов песни. — От Элки и от меня, — говорит Евгений. И снова, как после первой песни, отключается. Я вновь смотрю на ваш портрет, Шепчу я ваше имя, И каждый раз ко мне в ответ От вас идёт незримый свет, Таинственный, неуловимый. Я вас любил, я вами жил, За вас молился втайне. Я Бога об одном просил, Чтоб он огонь не затушил, Огонь — вашей души сиянье. И лишь от вас, от вас одной, Счастливые мгновенья, Ваш взгляд, ваш голос, ваш покой Всё исцелит в душе больной Одно вашей руки прикосновенье. И снова вас услышал я, Вы жизнь соединили Лучами вашего огня И вы опять спасли меня, Опять спасли меня и сохранили. [5] Проснулся снова уже ночью. Стучит рэп у Варвары, тянет дымом из кухни, где Вера читает, курит и пьёт чифирный чай. Это дурной сон, с чужими запахами и чужими звуками. А ему — двадцать. И сеется свет сверху. Это Елена прислала ему гитару. Это Елена растворила в нём двери и окна, наглухо закупоренные, забитые тридцать лет. «Живи! — приказала ему. — Пожалуйста, живи. За меня и за себя. Я с тобой!» Он слышит её голос, и шелест её шагов по траве, и бьётся ему в грудь её сердце. Он садится к компьютеру. В России смог открыть свою фирму. Почему здесь не сможет? Здесь никто не придёт конфисковать чужие компьютеры. А они с Вадькой будут чинить. Будут составлять программы. Руки сами творили объявления в бесплатную газету. И формулировалась первая задача, первая идея в слова. Он был таксистом. Самое трудное для таксиста — отыскать какую-нибудь захудалую улицу. Мучайся над картой! Он введёт в программу все улицы, города, площади и проезды. Человеку нужно будет только набрать на клавиатуре название, и, пожалуйста, план пути под рукой. Делают же сейчас электронные словари, а они с Вадькой сделают для таксистов электронные путеводители, с маршрутами от точки до точки. Словно вселился в него джинн… Он — программист со школы, Вадька — программист здесь. Неужели они вдвоём не одолеют эту задачу? «Никто не спасёт. Только сам, изнутри». Прав Илька. И отец велит: «Встань, иди!» И Елена велит: — Живи, пожалуйста. За меня и за себя! Поздно или не поздно — начать жить в пятьдесят лет? 4 Звучит новая мелодия — это не он, и слова, и музыку посылают ему сверху. Он смотрит в потолок, а видит изрезанный верхушками деревьев круг голубого неба, золотистого неба. В Звенигороде? В другом лесу? Какая разница? Над ним небо, ветки деревьев. Елена не погибла. И они поженились. Они живут в комнате его детства. Они вместе идут к метро, чтобы ехать на работу. Они вместе идут с работы. Они вместе готовят еду и долго ужинают. Много нужно рассказать друг другу: об экспериментах с кровью, о задуманной им программе. Они перепутались дыханием, они перепутались клетками. — Я тебе забыл сказать о новой книжке Вознесенского, — говорит он. — Я её тщательно прочитал. Вру. Начал. Хватило на две страницы. Я был прав. Из него не получился большой поэт. — Зачем же тогда ты мне читаешь? Строчка за строчкой — те, любимые Еленой, строчки звучат… И про спины, которыми они прислонились друг к другу, как «лунными раковинами», и про то, что было между ним и Еленой и что они таили, хранили от других, «как ладонями хранят пламя», которое от чужой неосторожности может погаснуть… — Разве я тебе читаю Вознесенского? — Да, ты мне всё время его читаешь, — не забытый голос Елены. — Пойдём лучше гулять. Мы с тобой не были в Нью-Хемпшире! — Это далеко, туда надо ехать. — А кто нам мешает ехать туда? Только возьми своих: Веру, Вадьку и Варвару. Они тоже не были в Нью-Хемпшире. И кто мешает тебе создать такую программу, которая приведёт нас с тобой в любую точку земли? Звучит мелодия. Он перебирает струны гитары: Ты — со мной, и, наверно, поэтому Я дышу, я живу, я иду… Ты — со мной, и, наверно, поэтому Снова Свет топит боль и беду…