Новогодняя елка напоминает еще девушку в длинном, широком платье. Серебряный дождик сбегает вниз, словно складки, разноцветные гирлянды висят рядами, как бусы, шары на кончиках ветвей – как перстни на пальцах. Таких девушек описывают в книжках. Где-нибудь в далеких странах герой встречает вот такую красавицу – и влюбляется в нее. Все мальчишки читают об этом – и думают, что им тоже нужно влюбиться. Лёва вечно влюблен в кого-то и всегда рассказывает об этом Гоше под большим секретом. То это была девочка с их двора, то Марина, теперь, наверное, Ника – и Гоше каждый раз смешно слушать Лёвины рассказы. Лёва рыжий, нескладный, вовсе не похожий на героя книжек и фильмов – зачем ему влюбляться? Только смех один. Из книжек Гоша знал: любовь – это когда все время думаешь о ком-то, представляшь себя рядом, волнуешься: что с ней, как она там? Это Гоше понятно: вот когда мама в командировке, как сейчас, он тоже за нее волнуется, тоже думает, что с ней. Папа говорит, уже неделю никаких вестей, ни звонков, ни телеграмм. Так, конечно, и раньше бывало – но Гоша все равно немножко беспокоится: вернется ли мама к Новому году, как обещала? Какой же Новый год без мамы? Еще хуже, чем без подарков. Гоша смотрит на своих одноклассниц и думает: ни одну из них он бы не мог полюбить. Они все – обычные, обыкновенные. Может, это у них школа такая неудачная, может, просто с классом не повезло. Вот если бы с ним вместе училась такая девочка, как Лёля, – тогда другое дело. Быть смертницей – это же круто! Вот бы она удивилась, если бы узнала, что Гоша знаком с настоящим мертвым! Смертники только хотят быть как мертвые – а у Гоши есть настоящий знакомый мертвый. Но Лёля об этом, конечно, не узнает – и не только потому, что это тайна и Гоша дал слово. Просто Лёля теперь с ним даже говорить не станет, после той истории с Вадиком. Гоша представляет, как это выглядело со стороны: всей шоблой на одного! И Гоша во главе, со своими приемчиками! Нет, теперь с Лёлей ему лучше даже не встречаться. Хотя интересно, как у Лёли в школе отмечают Новый год. Она, наверное, уже ходит на дискотеку, серебряные молнии и расколотые сердца сверкают в свете танцевальных ламп, ноги в высоких ботинках отбивают ритм – все как в кино. Гоша вздыхает: настроение испорчено. Новогодняя елка похожа на что угодно, только не на елку. Настоящие елки – корявые, неправильной формы, с изогнутыми ветвями. В лесу они растут так тесно, что мешают друг другу. Только иногда на полянах можно увидеть аккуратную симметричную елочку, а под ее корнями обнаружить очистки лущеных белками орехов, словно остатки от новогоднего конфетти. Гоша часто бывает в лесу, с мамой и папой – он хорошо знает, что такое настоящие елки. Почему-то он вспоминает, как несколько лет назад, в четвертом классе, они отправились в однодневный лыжный поход. Сначала долго ехали на электричке, с трудом запихнув лыжи на полку. За окном проносились заснеженные поля, сверкавшие солнечным серебром, Гоша читал книжку о детях-подпольщиках, помогавших готовить Проведение Границ (ту самую, в экранизации которой снимается сейчас двоюродный брат Илья), папа уткнулся в спортивную газету, мама сидела между ними, обнимая одной рукой Гошу, а другой – папу, и это было так здорово – вот они, все вместе, едут кататься на лыжах, – так здорово, что Гоша то и дело забывал про книжку, утыкался носом в мамину подмышку, вдыхал мамин запах и, кажется, от удовольствия даже жмурился немного. Потом они долго шли на лыжах. Папа с рюкзаком впереди разведывал дорогу, то и дело убегал вперед и снова возвращался. Гоша шел, стараясь держать ровный темп, как его учили, а мама подбадривала, говорила: – Молодец! У тебя очень здорово получается! – а потом они устроили привал, развели костер, растопили в котелке снег и сварили густой суп из пакетика… Вот на этой прекрасной зимней поляне, окруженной елками, не похожими ни на что, кроме елок, папа и сказал Гоше, что они давно хотели с ним поговорить, что он теперь уже совсем взрослый и поэтому ему нужно знать: не все книжки – хорошие, часть из них плохо написана, и к тому же в них написана неправда. Почему-то Гоша сразу догадался, что речь идет о книжке, которую он читал в электричке, – но ничего не сказал, потому что папа рассказывал о том, что вовсе не все до Проведения Границ было так уж плохо. На самом деле во многом жизнь живых была лучше: они могли видеть своих мертвых, учиться у них, свободно торговать с ними. Неправда, сказал тогда папа, будто живые делали все для мертвых, ничего не имея взамен, – ведь до сих пор мы многое получаем от мертвых, а до Проведения Границ получали еще больше. – Как вам объясняют в школе, почему мертвые вещи настолько лучше наших? – спросил папа. – Это потому, – ответил Гоша, – что мертвые еще с дограничных времен накопили много ценностей. И во время войны еще много от нас вывезли. – Чушь, – сказал папа, а мама засмеялась, – полная чушь. Если бы так, то зачем было бы столько институтов, которые заняты только тем, что отправляют в Заграничье ученых шаманов, чтобы те вывозили оттуда разные мертвые секреты и технологии? Откуда у нас появились телевизоры, и магнитофоны, и даже компьютеры? Их же все придумали мертвые, а мы только скопировали. Дело в том, объяснил папа, что в старые времена мертвые накопили не материальные ценности, а знания. Знания всех живых в самом деле в конце концов достаются мертвым. Более того, у мертвых есть свое, особое, Знание – и до Проведения Границ живые могли им свободно пользоваться. Сейчас, конечно, тоже есть специальные люди, которые это Знание добывают – но раньше-то это могли делать все кто угодно! – Мне бабушка рассказывала, – сказала мама, – люди собирались, садились в круг, брались за руки, а на стол ставили такой специальный самописец, задавали мертвым вопросы, и мертвые писали ответы. – Про что? – спросил Гоша. – Про будущее? – Про будущее тоже, – ответила мама, – но чаще про разную ерунду. Что надеть к празднику, будет ли дождь, что сейчас с каким-нибудь дальним родственником, от которого нет писем. – Клево, – сказал Гоша, но при этом немного испугался. Выходило, в школе говорят одно, а мама с папой – другое. Оказывается, великие изобретатели нашего времени, портреты которых висят в школьном кабинете технологии, – они сами ничего не изобретали, а только копировали или тайком привозили из Заграничья то, что сделали до них мертвые. Конечно, это тоже непростая работа, и отправляться в Заграничье за знаниями мертвых – опасно и страшно, но все равно получалось, что в школе говорят неправду. Во всяком случае, папа намекал именно на это. Гоше было неприятно и немного страшно: он привык – во всех фильмах и книжках взрослые, которые говорят не то, что в школе, в конце концов оказываются злодеями и шпионами мертвых. Мама и папа не могли, конечно, быть шпионами – и всю дорогу до станции Гоша думал об этом. Когда они сели в поезд, он прижался к маме, прошептал на ухо: – Но ведь Май все равно был не зря? Мама ответила: – Конечно, – и Гоша сразу успокоился. С тех пор прошло три года. Выяснилось, многие ребята знают, что на самом деле большинство изобретений сделаны мертвыми, а вовсе не живыми, как рассказывают в школе. Поэтому с мертвыми и приходится дружить, хотя вообще-то они – наши враги. Вот Маринин папа с ними торгует, а Рыба на одном из уроков рассказывала о подвиге ученого шамана, который вернулся из Заграничья слепым, но добыл рецепт лекарства от нового гриппа. У Рыбы получалось, что лекарство от гриппа было у мертвых, потому что мертвые сами грипп и создали – но Лёва после урока сказал, что это глупости: новый грипп получается сам по себе, потому что вирусы мутируют, он об этом в учебнике за десятый класс читал. Интересно, есть ли у Майка это специальное мертвое Знание? Вот было бы клево, если бы не требовалось самим ходить в Заграничье, а можно было бы вытаскивать мертвых сюда, узнавать у них, что надо, и отпускать назад! Когда мама вернется, думает Гоша, обязательно спрошу ее об этом. Он все-таки немножко волнуется: до Нового года всего три дня – успеет мама или нет? 2 – Как это называется? – еще раз спрашивает Марина. На ладони у нее лежит белая плоская коробочка, чуть меньше магнитофонной кассеты. На матовой поверхности – несколько круглых кнопок и плоский квадратный экран, по которому ползут буквы мертвого языка. – Это айпо, – говорит Майк, – у вас еще нет таких? Вчетвером они сидят в заброшенном доме, через забитые окна пробивается холодный зимний свет, посреди комнаты зияет дыра, сорванная с петель дверь валяется неподалеку от входа – все так же, как две недели назад, когда Майк впервые попал в мир живых. Только тогда им было страшно – а сейчас они приходят сюда как к себе домой. – У нас только плееры, – отвечает Марина и вынимает из кармана куртки плеер фабрики «Электронная жизнь». Майк вертит его в руках, открывает крышку, рассматривает штекер наушников. – Это для кассет, да? – спрашивает он. – Говорят, в дальних областях такие есть. В нашем городе только в музее, наверное, можно найти. Но здесь, наверное, это такой крутой гаджет, что дайте две. Они говорят на всеобщем языке, но Майк то и дело вставляет в речь неизвестные мертвые слова. Впрочем, и без этого его речь иногда кажется Марине неудачным переводом с мертвого языка – все эти бесконечные «прикинь?», «отжигать», «дайте две» или вот «гаджет». Ника надевает наушники айпо и нажимает кнопку. – Что это за группа? – громко спрашивает она. Марина забирает у подруги айпо и нажимает «паузу». – Подожди, – говорит она Майку, – я сама переведу. Это вот тут написано, верно? – Майк кивает. – Ну, значит, группа называется «Живые могут танцевать». Правильно? – Ага, – говорит Майк, – только это еще и игра слов. Потому что по-нашему это звучит почти так же, как «в ожидании конца времен» – Здоровско, – говорит Лёва. Свою шапку он отдал Майку, и теперь его рыжие волосы ярким пятном выделяются в полумраке. Марина прячет замерзающие ладони в карманы куртки и смотрит на зябнущего Майка. В разноцветном мертвом свитере, Марининых варежках, Никином шарфе и Лёвиной шапке он напоминал бы пленных мертвых из старых фильмов о войне – если б не широкая улыбка. Раньше Марина считала, что мертвые должны быть мрачными и печальными. Так их описывают во всех книгах и изображают во всех фильмах – и не только в тех, что снимают здесь, но и в мертвых фильмах, которые два-три раза в год показывают в кино: безработные, несчастные, живущие в вечном сумраке. Первый раз, когда Майк появился в этой комнате, он был точно такой же: напуганный, потный, дрожащий. Когда Лёва выдернул его из круга, он отскочил в угол и несколько мгновений затравлено озирался по сторонам. – Где я? – спросил он. – В мире живых, – ответил Лёва на мертвом языке. – Закройте окно, – попросил мертвый, и Марина сначала удивилась: все окна в комнате и так были заколочены. Но потом Лёва сообразил: Майк говорит про дыру в Границе, которую они проделали. Он поднял погасшую магнитную свечу и показал: мол, всё, закрыли, можешь не нервничать. И тогда мальчик впервые улыбнулся – широко, во весь рот, показав ровные белые зубы, схваченные сверкающей металлической скобкой. – Меня зовут Майк, – сказал он на всеобщем языке и добавил: – А здесь у вас холодно. Так они познакомились – и с тех пор несколько раз в неделю приходят в заколоченный дом и вызывают Майка. Теперь они научились это делать без грохота и шума: надо зажигать магнитную свечу несколько раз через равные промежутки времени. Тогда Майк, где бы он ни находился, чувствует, что его зовут, и может выбрать удобное место для перехода. Жалко только, он никак не привыкнет, что здесь холодно. – А что у вас вместо кассет? – спрашивает Лёва. – Я слышал про специальные диски. Куда их здесь вставляют? – Диски это отстой, – отвечает Майк, – мы берем музыку из компьютера. Подсоединяем к нему айпо и синхронизируем треклист. – Это правда, что у мертвых компьютеры в каждом доме? – спрашивает Марина. – Что значит – в каждом доме? – удивляется Майк. – У каждого свой компьютер, ну, если денег хватает. Майк часто говорит о деньгах – Марина это сразу заметила. У нее дома не говорят о деньгах и в школе, разумеется, тоже. Марина, конечно, понимает: у нее довольно богатая семья, например, богаче Лёвиной – хотя бы потому, что она никогда не видела у Лёвы ни одной мертвой вещи, – но это ведь совершенно неважно! Главное – они друзья, а у кого сегодня есть деньги на мороженое – никакой разницы. Конечно, Марина знает, что в мире мертвых все связано с деньгами, они заменяют им время, которого в Заграничье нет, и поэтому мертвые должны много говорить о деньгах – но одно дело знать, а другое – слышать, как мальчишка, твой сверстник, то и дело говорит «если денег хватит», «у кого денег больше» и так далее. – А еще, – продолжает Майк, – бывают записные компьютеры, чтобы с собой носить, и даже движки с компьютером, хотя, конечно, там компьютер слабенький совсем. Лёва уточняет, что такое записной компьютер и движок, а Ника спрашивает: – Если у вас есть движки, то вы всегда можете связаться с другими мертвыми? Ну, узнать в справочной номер и позвонить, правильно?