– А я им верю, – перебивает ее Ника, – я считаю, так и должно их быть: Открытый мир, мертвые и живые вместе, рука об руку. Ника не может сдержать восхищения: она-то думала, что Гошина мама – просто какой-то геолог, а она, оказывается, была готова разрушить Границу! Ничего себе! Выходит, Гошина мама жила в каком-то совсем другом мире. Вот, например, в нынешней школе носить сережки – это страшное преступление. А в той школе, где Ника училась до смерти родителей, Аннабель запросто ходила с пятью сережками и вообще объявляла себя смертницей. Это, конечно, было страшно круто – а теперь выходит, если сравнить Аннабель с Гошиной мамой, то… тут и говорить не о чем! Ника видела Гошину маму всего пару раз и даже толком не помнит, как она выглядит. Разве что запомнила прическу – «конский хвост», ничего особенного, многие взрослые прихватывают волосы резинкой. То ли дело Аннабель – куртка с молниями, серьги в ушах! Ника даже боялась к ней подойти, такая она казалась крутая. А теперь выходит, надо было с Гошиной мамой поговорить. Про Границу, про мертвых. Про маму и папу. – Как же тогда война? – говорит тем временем Марина. – Все было зря, что ли? Надо было позволить мертвым нас завоевать и разрушить Границу? – Да, об этом там тоже написано, – вспоминает Лёва. – После Проведения Границы по обе ее стороны установилась жестокая система подавления. В результате у мертвых к власти стали приходить такие, как отец Майка… – …а у нас – такие, как Рыба, – смеется Ника. – Примерно так, – кивает Лёва. – Короче, Гошина мама верила, что если снова сделать Границу прозрачной, то в течение нескольких лет оба мира изменятся и снова установится равновесие и гармония. – По правде сказать, – говорит Марина, – меня несколько пугает исчезновение Границы. Мне кажется, с ней жизнь как-то безопасней… – Ладно, хватит спорить, – подает голос молчавший до того Гоша. – В любом случае у моих родителей ничего не вышло. Граница как была, так и осталась. И лично я не собираюсь ее разрушать прямо сейчас – я бы сначала нашел маму, а потом уже разбирался с Границей и этими бифуркационными точками. – Без бифуркационных точек нам не обойтись, – говорит Лёва, – твоя мама должна быть где-то там, где эти области нестабильности. Возможно, при попытке воздействовать на Границу ее затянуло куда-то между мирами. Неудивительно тогда, что ее не могут засечь ни живые, ни мертвые. Туда, наверное, вообще никакой сигнал не проходит. – И что мы будем делать? – спрашивает Ника. – Поедем на Белое море, – говорит Марина, – искать эти бифуркационные точки. Вместе с Зиночкой и ДэДэ. И она корчит недовольную рожу. Лёва смеется. – Ну, поедем мы на Белое море… а толку? – говорит Ника. – Даже если мы найдем эти самые точки, у нас же нет ни оборудования, ни опыта – мы даже не понимаем, как проходить Границу в тех местах, где может быть Гошина мама. – Нам нужен эксперт, – говорит Марина, – кто-нибудь, кто хорошо понимает про мертвых и живых. – Твой папа? – предлагает Лёва. – Забудь, – отвечает Марина, – и про моего папу, и про Гошиного. И про своих родителей тоже забудь, и про Павла Васильевича с Зиночкой. Взрослым нельзя доверять – они слишком напуганы. Если мы хотим спасти Гошину маму, мы должны действовать сами. Как это у нее получается? – думает Ника. Как это Марина умеет так легко говорить: мы должны действовать сами. Как мне все-таки повезло, что у меня такие друзья. – Я знаю одну девочку, – говорит Ника, – которая, наверное, понимает в этих делах больше нас. Она старше на пару лет, но, наверное, все равно еще не слишком взрослая, ведь так? – На пару лет старше – годится, – кивает Марина. – А что это за девочка? – Из моей старой школы, – говорит Ника, – ее зовут Аннабель. То есть на самом деле у нее какое-то другое имя, но на него она не отзывается. Два года назад она была самая крутая смертница во всем центре. Крутая смертница… Да уж, после того, что рассказал Лёва, не так уж круто быть смертницей. Как же все-таки Гоше повезло с мамой. – Смертница? – переспрашивает Гоша. – Ну да, – кивает Ника, – да ты же ее знаешь: помнишь, когда вы с Вадиком дрались, она как раз проходила мимо? – Я просто не знал, что ее зовут Аннабель, – отвечает Гоша. – И, сдается, она не захочет иметь дела со мной. 10 Ника не была здесь почти два года. Ей казалось, она давно обо всем забыла, но нет – ноги сами находят дорогу, а сердце отзывается на каждый поворот, на каждый шаг. Этой дорогой Ника шла в первый класс – с мамой и папой. Белый фартук с голубоватыми кружевами, туго заплетенные косички. Вот здесь первые полгода мама встречала ее – потом она уже ходила из школы сама. Промокшая от дождя куртка, вечно мерзнущие руки. А вот здесь, однажды в субботу, ее встретил папа – нежданно-негаданно, без предупреждения, шел из магазина и решил встретить Нику. Мамы и папы давно уже нет – и только косички оставались все это время теми же: туго заплетенными, торчащими над головой, словно антенны. С первого класса – и до сегодняшнего дня. Ника идет той же дорогой, но впервые ее волосы убраны в «конский хвост». Никаких косичек. Она так и подумала утром: надо прийти в старую школу новой. Такой, чтобы никто не узнал ту Нику, какой она была когда-то. Почему-то при этом Ника все время думала о Гошиной маме. Ну да, у нее была такая же прическа. Взрослая прическа, которую носят женщины, способные разрушить Границу. Ника идет знакомой дорогой – той, по которой ходила с мамой и папой. Идет со своими тремя друзьями. Тремя новыми друзьями, ни один из которых никогда даже не видел ее родителей. – А если Аннабель не будет в школе? – спрашивает Гоша. – Значит, придем в другой раз, – отвечает Ника, но сама думает: хорошо бы все получилось прямо сегодня. Ей совсем не хочется снова и снова возвращаться сюда. – А она тебя помнит? – снова спрашивает Гоша. – Нет, – отвечает Ника, – но я ее помню. Я к ней подойду и поговорю, не прогонит же она меня? Когда родители стали мертвыми, Ника еще несколько месяцев проучилась в этой школе. Именно в то время она заметила Аннабель. Смертники тогда только появились, газеты еще не писали о них фельетонов, и прохожие, оборачиваясь на девочку в черной с серебром куртке, даже не знали, что и думать. Весной после гибели родителей, теплым апрельским днем Ника увидела в дальнем углу школьного двора Аннабель и еще двух девочек-смертниц. Все трое курили – для этого и вышли во двор. Ника подошла поближе и прислушалась. – Смерть, – говорила Аннабель, – это то, что нас объединяет. Как бы мы ни жили, в конце концов мы уйдем. Так почему же люди боятся смерти? – После смерти мы становимся мертвыми, – сказала одна девочка. – Правильно, – кивнула Аннабель и в этот момент стала похожа на учительницу, похвалившую прилежного ученика, – да, мы боимся стать мертвыми. И значит, чтобы избавиться от страха смерти, нам надо стать мертвыми прямо сейчас! – Покончить с собой? – спросила другая девочка. – Можно, но необязательно, – ответила Аннабель, – надо просто вести себя как будто ты – мертвая. Чувствовать, как будто ты мертвая. Ощущать мир как мертвая. Вот что я имею в виду. Ника запомнила эти слова. Ее мама и папа только что стали мертвыми – почему бы не стать мертвой и ей? Она стала пытаться представить себе, как видят мир мертвые, как они воспринимают живых, – но почему-то у нее никак не получалось жить вызывающе и ярко как Аннабель. Вместо того, чтобы шокировать прохожих черной с серебром одеждой и высокими ботинками (на которые, правда, все равно не было денег), Ника часами сидела, глядя в одну точку и кусая ногти. И к концу третьего часа она чувствовала себя еще более мертвой, чем в начале. Наверное, думала тогда Ника, у меня и у Аннабель разные мертвые. Что тут поделать – не всем дано быть яркими и запоминающимися. Вот у меня даже рыбки в аквариуме посерели. Сейчас Ника вовсе не хочет быть похожей на Аннабель. Она хочет познакомить с ней своих друзей и попросить у нее помощи. – А если она нам откажет? – спрашивает Гоша. – Что-нибудь придумаем, – раздраженно отвечает Марина. Наверное, Марина ревнует, думает Ника. Гоша же всегда с ней был, а тут так психует из-за этой Аннабели. А я – ревную, спрашивает она себя и, подумав, отвечает: наверное, нет. Все равно я привыкла, что мальчики, которые нравятся мне, всегда выбирают других девочек. Марина так Марина, Аннабель так Аннабель. Они входят на школьный двор в тот самый момент, когда Аннабель с подружками спускается по лестнице. На ней теплая зимняя куртка, вся в серебряных молниях и сердцах, на плече – сумка, от руки разрисованная такими же узорами. Первым Аннабель замечает Гошу и презрительно поднимает брови. Ника делает шаг вперед и говорит: – Привет! – Привет! – удивленно отвечает Аннабель. – Я когда-то училась в этой школе, – говорит Ника, – ты меня, наверное, не помнишь. – Ага, – кивает Аннабель, – не помню. – Это мои друзья, мы теперь в одном классе, – продолжает Ника, – и нам нужна твоя помощь. Аннабель еще раз смотрит на Гошу и, улыбаясь, говорит: – Что, побить кого-нибудь маленького и слабого? – Нет, – отвечает Ника, – мы никогда не бьем маленьких и слабых. Ты тогда пришла к самому концу, а в начале было все наоборот: их много, а я – одна. И Гоша с друзьями меня спас. Ника не говорит, что сначала именно Гоша с друзьями оставили ее одну против целой толпы пятнашек – как говорится, проехали. Простили и забыли. – И что же вам от меня нужно? – спрашивает Аннабель.