Грубые толчки. Шлепки бёдер по ягодицам. Он не останавливается ни на секунду, то держа её за бёдра, то отпуская; иногда он шлёпает её ладонями по попке так, что внутри всё сжимается, стискивая его напряжённую плоть; Он движется в ней в бешеном темпе, входит и выходит, упруго ударяя во что-то внутри, каждым толчком выбивая из неё хриплый стон. Вот оно. Вот чего хотелось все эти дни. Вот оно, прямо сейчас. Агата выгибается, стонет всё громче. Неистовые толчки сзади пробивают током всё тело, сладкое напряжение накапливается и наконец разряжается ослепительной вспышкой. Тело немеет в сладкой истоме, а волны наслаждения накатывают одна за другой. Не останавливаясь, он вдруг отпускает её, и она подаётся назад сама, к нему, желая только одного — ещё, ещё, ещё. Он сбивается с ритма, будто отвлёкшись на что-то. Агата поворачивает голову, чтобы посмотреть на него, но тут же ей на плечо ложится большая ладонь, пригибая её вниз и вжимая лбом в диван. Держа Агату одной рукой, он снова принимается хлёстко вколачивать в неё свой инструмент наслаждений, и она тут же забывает обо всём. Через пару минут на неё накатывает снова, и сквозь экстаз она чувствует, как он разряжается внутри неё. Он отпускает Агату, и она падает на диван. Тело будто незримо вибрирует, исходя сладкой негой. Она поворачивается к нему, глядит с пьяной улыбкой, тяжело дыша. Его тело всё блестит от пота — мускулистое, сексуальное, распалённое. Он довольно скалится, глядя на неё сверху вниз, и наглая улыбка ему очень идёт. — А ты хороша, — говорит он, и Агата довольно улыбается. Вот оно, удовольствие от работы. Но и об обязательной части дела тоже не стоит забывать. — У тебя наверняка много таких, как я, — при этой мысли Агате отчего-то становится обидно. — Ты оказалась особенной, — усмехается он. — Сколько бы у меня ни было, ты сумела меня удивить. Мысленно Агата тут же одёргивает себя. Какое ей дело, сколько у него девушек? Он просто объект слежки, не более того. Или уже не совсем? Он такой необычный. Необузданная сексуальность, уверенность и сила, и затаённая опасность — всё это смешивается в дурманящий коктейль. Агата никогда раньше не испытывала ничего подобного. К низу живота приливает кровь. Там всё снова жаждет мужских прикосновений. Она с некоторым усилием отводит от него глаза и бросает взгляд на сумочку. Молния застёгнута только наполовину — вроде бы Агата никогда так не делала. Наверное, просто не обратила внимания, когда собиралась в спешке. — Пойдём, искупаемся, — произносит Надиви. — У меня есть бассейн. — У меня нет купальника, — говорит Агата. — Он тебе не нужен. Он поднимается с дивана, берёт её за руку и рывком ставит на ноги. Рассмеявшись, она стягивает с себя мокрую от пота майку, скидывает босоножки и предстаёт перед ним нагишом. Он на голову выше неё, рядом с ним она чувствует себя совсем юной и хрупкой. — Нравятся мне, когда девочки умеют просто ловить кайф без задней мысли, — говорит он. Он хлопает её по заду, сжимает ей ягодицу, увлекая за собой вглубь дома. Притворно ойкнув, она идёт рядом, прижимаясь к его бедру. Можно ведь позволить себе и ещё немного удовольствия. Бассейн большой, почти как в спортивном комплексе. Сквозь затемнённую крышу видно небо. Здесь светло, гулким эхом разносятся шлепки босых пяток по тёплому кафелю. Надиви ныряет и плывёт, вздымая воду мощными гребками. Плывёт он немного странно, не разжимая кулаков. Агата рыбкой бросается в воду и устремляется за ним, наслаждаясь тем, как прохладная вода остужает разгорячённую кожу. Надиви садится на бортик, свесив ноги в воду. Агате вдруг нестерпимо хочется его ещё раз, да так, что между ног всё начинает пульсировать. Она подплывает к нему, игриво смотрит то ему в глаза, то на его мужскую гордость. Надиви разводит колени пошире, и она обхватывает его за бёдра, болтая ногами в воде. Она целует его живот, пах, подбирается к его достоинству всё ближе, поглядывая ему в лицо. Его взгляд вдруг становится жёстким. На губах появляется издевательская ухмылка. Он протягивает Агате кулак и медленно разжимает пальцы. На его ладони россыпь маленьких камер, которые так легко спрятать в чужом доме. Она хочет отпрянуть, но он резко сдавливает ей голову бёдрами. Оттолкнувшись, он спрыгивает в воду, сталкивая Агату и утаскивая вместе с собой на дно. Зажав её голову, он не даёт ей всплыть. Она барахтается, пытаясь достать его ногой по голове, но только бьётся коленями и ступнями о бортик. В глазах темнеет. Лёгкие жжёт. Невозможно вырваться из стальной хватки бёдер. И вдруг Агата освобождается. Инстинктивно бросается прочь, отчаянно загребая воду руками, оглядываясь и ничего не видя из-за брызг. И когда она уже верит, что ей удастся выскочить из бассейна, убежать, тяжёлая рука вцепляется ей в волосы, приподнимает и с размаха опускает в воду. Он держит её под водой. Она не видит его — он где-то за её спиной. Она барахтается, но он слишком сильный, намного сильнее её — он удерживает её всего одной рукой, а она только и может, что сучить ногами, вцепившись в его кисть обеими руками, чтобы он не выдрал ей волосы. Когда она уже уверена, что сейчас задохнётся, её тянет её наверх. Она жадно хватает ртом воздух, и он снова топит её. Борьба, подступающее удушье — и он опять вытягивает её на поверхность, даёт вдохнуть и вталкивает в воду. Всё повторяется несколько раз, а потом он, остервенев, рвёт её за волосы, так что она запрокидывается назад, и после рывком шарахает её головой в воду, а потом ещё и ещё, и ещё — так котёнка тыкают носом в молоко. Он яростно лупит её об воду, треплет словно куклу, а она захлёбывается, уже ничего не видя и не понимая, где верх, где низ. Постепенно Агата понимает, что бешеные рывки прекратились. Она висит на его руке, вцепившись в его запястье, а он крепко держит её за волосы. Агата жадно дышит и кашляет от попавшей в горло воды. У неё уже нет сил бороться. — Не вздумай сопротивляться, сучка, — шипит он ей в ухо. — Пойдём-ка в спальню. Он выбирается из бассейна и вытаскивает её, грубо толкнув на пол. Агата всё ещё кашляет, пытаясь прийти в себя, но он не даёт отдышаться, хватает за шею и тащит за собой. Его руки словно клещи. Агате едва удаётся дышать. В глазах темнеет, мелькают ступеньки, когда он ведёт её наверх. Он толкает её на кровать лицом вниз, садится сверху и заставляет завести руки за спину. Что-то щёлкает. Запястья сдавливают кольца наручников. — Так и лежи. Перевернёшься — убью. Он отходит и что-то делает рядом с кроватью. — Ты из Интерпола, да, тварь? — спрашивает он. — Вы что-то часто стали вставлять нам палки в колёса. Ну а теперь я тебе буду вставлять, — он гадко усмехается. — И в этот раз приятно не будет. Повернув голову, Агата краем глаза видит у кровати установленную на штативе видеокамеру — похоже, она уже стояла здесь с самого начала. — Любишь камеры, да? — спрашивает он, ухмыляясь. — Сейчас ты станешь звездой экрана. Хоть и ненадолго. Вынув из ящика тюбик лубриканта, Надиви приближается к Агате. Он наваливается, не давая пошевелиться, и коленями разводит ей ноги. Она чувствует, как ей между ягодиц льётся густая маслянистая жидкость. Член упирается Агате в зад и грубо втискивается внутрь. Агата обещает себе не кричать, но он такой огромный, что она вопит в голос. Надиви мерзко смеётся, насилуя её. Это продолжается очень долго. Кровать сотрясается от мощных толчков. Сквозь слёзы Агата видит красный огонёк работающей камеры. *** Куратор отводит взгляд от экрана и устало потирает шею. Нужно сделать перерыв. Как бы там ни было, не стоит столько работать. Себя следует уважать. Он переодевается в неброский, но дорогой костюм и выходит на улицу. В кафе за углом в этот час почти никого, и сегодня там тоже немноголюдно. Куратор садится за любимый столик, и официант тут же спешит к нему. Сделав заказ, он берёт оставленную официантом свежую газету и пробегает взглядом заголовки. «Совет безопасности ООН выразил обеспокоенность ситуацией в Ревалии». «Сепаратисты не одни». «Слова поддержки ревалийским борцам за свободу». Куратор оглядывает улицу. Тихо, как и бывает в ленивый будничный полдень. Проходящая мимо женщина ловит его взгляд и улыбается ему. Он отвечает ей вежливой улыбкой и возвращается к чтению. Бумажная, настоящая газета по-прежнему приятнее веб-страниц и электронных документов. Похоже, с возрастом менять привычки всё труднее. Официант приносит кофе и круассаны. Куратор откладывает газету и делает неторопливый глоток, смакуя напиток. Как и всегда, кофе здесь чудесный. *** Когда он наконец слезает с неё, Агата лежит, не шевелясь и тихо всхлипывая. Это продолжалось долго. Больно до оцепенения. Агате больше всего хочется уснуть, а проснувшись, понять, что это был всего лишь кошмар. Надиви садится на кровати и вытирает ладонью потное лицо. Поводив мутным взглядом, он встаёт, пошатываясь, идёт к камере и выключает её. То, что будет дальше, он снимать не хочет. Агата переворачивается на спину и скованными руками подтягивает под себя тюбик с лубрикантом. Колпачок открыт, жидкость выдавливается легко. Стараясь поменьше шевелиться, Агата размазывает её по правому запястью. Надиви залезает на кровать и встаёт над Агатой в полный рост. Его взгляд не сулит ничего хорошего. — Игры кончились. Пора спать, сука. Глаза похотливой мрази превращаются в глаза убийцы. Агата, уже не скрываясь, ёрзает и рвётся. Она чувствует, как с её правого запястья слезает кожа. Надиви наклоняется к ней и тянется к её шее. Извернувшись, Агата выдёргивает правую руку из кольца наручников и изо всех сил бьёт ребром ладони ему между ног, прямо по болтающейся мошонке. Удар такой сильный, что обмякший конец подскакивает. Надиви сдавленно вякает и содрогается всем телом. Агата пытается вскочить, но он быстро приходит в себя и хватает её за горло одной рукой — другую он не может отнять от отбитых яиц — и вжимает Агату в матрас. Схватив его за предплечье, Агата подтягивает под себя ноги, сжимается в клубок, а потом резко вытягивается, сдавив бёдрами его шею, и вместе с собой заваливает его на бок, туда, где у него нет никакой точки опоры. Перевернувшись, она садится на него сверху. Его голова зажата у неё между ног. Размахнувшись, Агата изо всех сил лупит его кулаком в лицо. На тренировках после такого захвата с переворотом следовал чисто формальный добивающий удар, всего один. Но сейчас Агата молотит противника с таким остервенением, что кровь из его расквашенного носа брызжет ей на бёдра. Опомнившись, она вскакивает и бросается прочь от кровати. Тяжёлая рука ложится ей на плечо, и она заученно разворачивается, сбрасывая хват, успевает увидеть осоловелые глаза и, не думая, с разворота бьёт его ногой в лицо, попав точно в челюсть. Надиви падает обратно на кровать. Агата кидается к камере и начинает снимать её со штатива. Руки не слушаются, никак не получается разобраться с креплением. За спиной грохает что-то тяжёлое, и Агата подскакивает на месте, готовая бежать — но, развернувшись, видит, что Надиви свалился с кровати на пол. Она замирает на месте. Мужчина не шевелится. Правильно сейчас связать его чем-нибудь, хоть проводом от камеры, а потом найти свою сумочку с ключами от наручников и заковать его, как и было предусмотрено на крайний случай. Но слишком страшно.