Он указывает вглубь амбара. Дверь захлопывается у меня за спиной. Водителя рядом уже нет, я не заметила, как он вышел. У меня вдруг возникает нехорошее предчувствие. Но деваться мне некуда. Иду на свет, отодвигая эти целлофановые шторы, и с каждым шагом мне всё хуже. Тут странный запах. Чем дальше я захожу, тем он сильней. В конце концов я понимаю, что это тяжкий дух разделанной туши. Не на конюшню это похоже. А на бойню. Впереди раздаётся влажные тяжёлый удар. Потом ещё один. Кто-то что-то рубит. Я стараюсь ступать так тихо, как только могу. Тень за клеёнчатой ширмой поднимает руку с топором и опускает её на стол. Ещё один влажный удар. В промежутках между ударами слышится нервное бормотание. — Решили за нас взяться, да? Надиви пропал. Мабуши убит. Теперь моя очередь, да? Копаете под меня? Думаете забрать Синдикат себе? Думаете, у меня нет козырей в рукаве? Я вас удивлю. Дрожа, я захожу за ширму. На столе женское тело. Расчленённое. Разрублено где аккуратно, как в мясной лавке, а где-то в ярости измочалено топором. Жуткие детали впиваются в глаза все разом. Лицо, изуродованное до неузнаваемости. Отрубленные руки и ноги. Но страшнее всех увечий наколотая на бедре татуировка. Россыпь звёзд. Вскрикнув, я отворачиваюсь, закрыв лицо руками. «Джен! Лучше бы они тебя заперли в камере. Тебя отпустили, и ты попала в руки к этому чудовищу». — Добрый вечер, — говорит Асаб, его голос нервно подрагивает. — Приношу извинения за этот… бардак, — он с досадой указывает на жуткий стол. — Просто я не выношу, когда что-то идёт не так, как я хочу. И не терплю никого, в ком вижу предателя. Всхлипывая, я гляжу на него в щель между пальцами. Он отводит волосы с потного лба. По коже размазываются капельки крови. — Скажете, что это слишком? Но ведь кто-то же навёл Интерпол на клуб. Может, она. А может, и нет. Не могу смотреть. Да, да, всё так и есть, Джен. На этом столе вместо тебя должна лежать я. — Смотри на меня! — орёт Асаб. — Смотри мне в глаза, когда я с тобой говорю! Я убираю руки от лица. Меня вот-вот вырвет. Асаб нависает надо мной, его трясёт, он весь перекошен. Рука сжимает топор так, что пальцы сплошь белые. Я уже ничего не соображаю от ужаса. Ну вот и всё. Конец проститутке Лиссе. Прости, Джен. Прости, папа. — Скажи ему, что я согласен. — Ч-ч-то? — выдавливаю я. Он произносит ещё раз, терпеливо, как слабоумной: — Скажи своему Куратору, что я согласен. 30. Лучшая работа на свете Шум воды из душевой всё не стихает. Моника сидит в кресле, закинув ногу на ногу, и разглядывает свои туфли — удобные, с открытым носком, позволяющим продемонстрировать педикюр. В них жарковато, и в коротком чёрном платье тоже, но чем не пожертвуешь ради элегантности. Моника крутит в пальцах электронную отмычку. Отличная игрушка — дверь гостиничного номера открылась на раз, хоть замки здесь совсем не дешёвые. Ещё бы, от отеля «Роял палац» не стоит ожидать меньшего. Будь у Моники привычные, простые отмычки, пришлось бы провозиться у двери подольше, и сотрудник на пульте охраны запросто мог бы что-то заподозрить. А с этой электронной штучкой всё заняло пару секунд — со стороны наверняка выглядело так, будто Моника открыла дверь номера ключом. Будь у неё в распоряжении такие игрушки три года назад, её бы ни за что не взяли при той попытке обокрасть аптеку. Хотя в итоге всё сложилось куда лучше, чем она могла надеяться. Вместо тюремного срока ей предложили работу на Агентство. Знай она, что всё так обернётся — специально попалась бы копам. Теперь можно проворачивать все эти противозаконные штуки, работая на секретную организацию. Опасность всё равно остаётся, она всё так же сладко щекочет нервы — иначе всё было бы бессмысленно. Но при этом есть приятное чувство защищённости. Если снова закроют в камере, Куратор оттуда вытащит. На него можно положиться. И приказывать он умеет как никто другой. Ему приятно подчиняться — даже если знаешь, что он тебя использует. Возможность поработать на Агентство — лучшее, что случилось с Моникой за все её двадцать четыре года. Нищета, разовые заработки, шатания по улицам Антверпена с такими же никому не нужными парнями и девчонками в поисках всего, что можно стащить — это уже в прошлом. Теперь у неё есть работа. Лучшая на свете работа. В ванной становится тихо. Моника убирает отмычку в сумочку и кладёт ладонь на лежащий рядом «Вальтер» с глушителем. Крупный чернокожий мужчина в одном полотенце выходит из ванной и замирает, увидев направленный на него ствол. Грубоватое лицо, мясистые сладострастные губы, мощный накачанный торс — всё как на фотографиях в досье. Джебхуз Надиви собственной персоной. — Не двигайся, — говорит Моника. — Ты пойдёшь со мной. Надиви смотрит на неё спокойно, без страха. Монике даже кажется, будто он раздевает её взглядом. — Я арестован? — спрашивает он. — Не совсем, — не сводя с него глаз, она свободной рукой лезет в сумочку. — Но наручники будут. Она бросает браслеты ему под ноги. — Надевай. — А как я оденусь в наручниках? — Наденешь штаны. Посветишь торсом, с тебя не убудет. У тебя проблемы посерьёзней, чем публичная обнажёнка. — Как скажешь, — он усмехается. — У кого пистолет, тот и командует. Он нагибается за наручниками. Полотенце соскальзывает и падает к его ногам, когда он выпрямляется. — Как неловко, — говорит он, даже не пытаясь прикрыться. Моника несколько секунд старается смотреть ему в лицо, но потом всё же опускает глаза. Там есть на что посмотреть. Блестящий от воды конец роскошно свисает едва ли не до середины бедра. — Может, я надену что-нибудь? — он кивает в сторону спальни. — Надень наручники, — говорит Моника, не переставая его разглядывать. Её дыхание само собой становится глубоким и тяжёлым. В низу живота нарастает томительная пульсация. Щёлкают браслеты. Надиви вытягивает перед собой скованные руки. — Вот, как ты и приказала. Моника отводит взгляд от мужского достоинства и смотрит на его запястья. Сейчас она не может точно сказать, слышала она два щелчка браслетов или всего один. Чушь. Он никуда не денется. Пистолет у неё в руках. Хотя Куратор приказал обязательно взять его живым, и стрелять в него нельзя, достаточно просто пригрозить. — Пойдём, оденешься, — Моника кивает в сторону спальни. — Не вздумай чего выкинуть. Я за тобой. Надиви поворачивается и идёт в спальню. Моника делает шаг вслед за ним, держа пистолет в вытянутой руке, и он вдруг останавливается, запнувшись об диван, а когда она собирается его поторопить, он молниеносным рывком оказывается рядом с ней, вцепляется ей одной рукой в предплечье, а другой в горло. Наручники болтаются у него на запястье, одно кольцо пустое — он только сделал вид, что застегнул его до конца. Моника пытается вырваться, но выученные на тренировках приёмы ничего не дают — Надиви намного больше и сильнее неё. Он выкручивает ей руку, заламывает за спину и отбирает пистолет. — Попалась, тварь. Теперь ты моя. Едва не сломав ей запястье, он тащит Монику через комнату и толкает лицом на стол. Ствол «Вальтера» упирается ей между лопаток. — Ты из Интерпола, да? — он тяжело дышит, видимо, разглядывая её сзади. — Красивых шлюх они себе набирают. Сейчас я их за это поблагодарю. Он грубо задирает ей платье, оголив ягодицы. Горячая волна проносится через всё тело Моники — она вдруг предельно ясно понимает, что будет дальше. Что он сделает. Что он будет делать с ней. Пнув по щиколоткам, он заставляет её расставить ноги. Мгновенный треск ткани — и Моника лишается трусиков. Твёрдый конец упирается ей в нижние губы и одним движением врывается внутрь. Моника охает от мимолётной боли, а Надиви наваливается на неё, впихивая член ещё глубже, так что у неё перехватывает дыхание. Изнасилована. Унижена. Использована как шлюха. — Думаете, прижали меня, да? — яростно и нервно бормочет Надиви, вколачивая в неё член. — Что уже почти взяли меня? Я вам покажу, кто кого взял. Он жёсткими толчками припечатывает Монику к столу, край столешницы впивается ей в бёдра. Он огромен, и действует очень грубо. Она сдавленно шипит, а потом начинает постанывать — сначала от боли, а потом от удовольствия. Он безжалостен. Он её использует. Она полностью в его власти — пистолет вжимается ей в спину. И всё это так заводит. — Заставили меня убежать, да? Унизили меня? Я вам покажу, кто кого поимел. Он долбит её с энергией отбойного молотка. Неутомимый, грубый, опасный.