— Не будь смеш… — Ты не можешь ехать один. В таком состоянии ты разобьешь машину! — Меня это не волнует! На заднем сиденье заворочалась Моджи. Майлз кинул на нее взгляд. — Бедная маленькая коровка! Чем она провинилась, что заслужила меня? — Майлз, не делай этого! Тебе не надо ехать в Париж. Ты можешь бросить все это прямо сейчас. — Присмотри за ней, Патрик. Это все, о чем я прошу. * * * Патрик застал Антонию одну, как он и думал. Мастерская была длинным сараем на противоположной стороне двора, который Ханты осветили лампочками, натянув их между стропилами. Посредине стояли четыре больших стола. На них размещались стойки для сушки, шары для мойки, жесткие щетки, подносы для находок и коробки с файлами. По бокам находились старые каменные сливы для мытья и отстаивания воды. Стены были в цветных диаграммах и досках для записей. Доски были увешаны списками. Антония сидела за дальним столом в столбе пыльного света, склеивая осколки керамики. Она была в изумрудно-зеленых шортах и голубом топе без бретелек из индийского хлопка, обрамленного красным. Ленты в ее волосах были цвета мяты и малины. «Девушка — райская птица», — подумал Патрик. Его сердце екнуло. «Что ты, черт возьми, делаешь?» — прозвучал голос рассудка. Моджи, уже совершенно проснувшаяся, закричала: — Антония, посмотри на меня. Я в пижаме! А это Звездный Кролик. Антония подняла голову. Молча взглянула на Патрика. «Кажется, ты не хочешь меня здесь видеть», — обратился он к ней мысленно. — Привет, Патрик. Боюсь, Майлза здесь нет. — Знаю, — ответил он смущенно. — Только что видел, как он отъезжает. — Если тебе нужен мой отец, то он… — Нет, на самом деле я пришел увидеться с вами. Она моргнула. Они прошли через весь сарай, чтобы приблизиться к ней. «Скажи, что собирался, и уходи отсюда!» Вместо этого он вдруг спросил, не нужна ли ей помощь. Она снова моргнула. Он повторил свое предложение. «Идиот, ты думаешь, что делаешь?» Она озадаченно взглянула на него. — Ну хорошо. Если хотите, вы могли бы помечать вот эти черепки. — О, замечательно, — сказала Моджи. — Я люблю делать ярлыки. Она принесла поднос, стопку контекстных листов, регистр находок и горшок белых индийских чернил. Патрик принес пару стульев. Он старался сконцентрироваться, пока Моджи показывала ему, как рисовать контекстный номер на каждом черепке и серьезно попросила его не нумеровать слишком близко к краю, так как именно это место скорее всего разрушится — и тогда контекстный номер пропадет. Затем Антония вернулась к своей реконструкции с застенчивой сосредоточенностью человека, который знает, что за ним наблюдают. Ее движения были точны и деликатны, и Патрик находил их завораживающими. Она заботливо очищала мягкой тонкой кистью каждый черепок от пыли. Потом она мазала каждый край тонкой пленкой клея, разглаживая слой за слоем с бесконечной осторожностью. После этого она ставила каждый черепок на место, используя горку песка на подносе как подложку. Наконец, она разглаживала соединение пальцами, нежно сдувая остатки пыли. У Патрика пересохло во рту. Чтобы прервать паузу, он спросил, над чем она работает. Она неуверенно взглянула на него, как бы сомневаясь, что это ему действительно интересно. — Я на самом деле хочу это знать. — Это лампа. — И вы нашли это в Серсе. — Да. Лампы такого типа он видел в книгах. Дискообразная емкость для масла с коротким маленьким носиком для фитиля. Он догадался, что, когда эта прелестная маленькая лампа будет закончена, она удобно ляжет в ее ладонь. Мысль об этом заставила его сердце биться сильней. — Думаю, это богиня, — сказала она. Взяв черепок, она показала ему профиль женщины. Патрик увидел прямой греческий нос, массу вьющихся волос и мечтательную архаичную улыбку. — Выглядит как богиня, — сказал он хрипло. — Только какая? Она нахмурилась. — Не могу сказать с уверенностью. Возможно, Великая Мать, Кибела. Или что-то среднее между ней и Лунной богиней. Они обе были чрезвычайно популярны здесь, в южной Галлии. Не исключено, что она может быть тройственной Лунной богиней, так как держит три ветки. Моджи заглядывала ему через плечо, толкая его. — Это означает, что она — три в одном, — сказала она. От нее пахло pain au chocolat, который он купил для нее к завтраку. — Антония мне рассказывала. Богиня Девственница — весна, лето и зима. Ты понял? Молодой месяц, полный месяц и убывающий месяц… А что такое «девственница»? — Ну… девушка, которая еще не вышла замуж, — ответил Патрик. — О! Прямо как я и Антония. Антония взглянула на него и улыбнулась. Это была не ее обычная вежливая дежурная улыбка, а та настоящая, берущая за сердце, которую она послала ему в тот первый день в Серсе. Она вызывала в нем желание привлечь ее к себе, зарыться лицом в мягкую впадину между плечом и горлом. Антония положила черепок обратно и пошла к стоку вымыть руки. Ее босые ноги издавали мягкий шлепающий звук в пыли. Как будто ласка пробежала по его спинному хребту. Теперь было самое время уйти. Пробормотать какие-нибудь извинения и идти к черту отсюда. Он откашлялся. — Так что еще вы здесь нашли? — Не много, — обернувшись, ответила она. — Массу фруктовых косточек. В основном грушевых. Дикие груши были посвящены Великой Матери, из-за их белых цветов. Так что это одна из вещей, которые должны были оберегаться местными крестьянами. Да, и еще части тела. — Части тела? — Не настоящие. Глиняные. Моджи сказала: — Антония нашла одно ухо и кусочек ноги. Во времена римлян, когда болела нога, клали маленький кусочек глины в пруд, и богиня делала ногу здоровой. — Правильно, — кивнул Патрик. Повисла пауза. — Так куда же уехал Майлз? — спросила Антония, все еще находясь у стока. Патрик отвел взгляд в сторону. — Вы говорили, что видели, как он уезжал. Куда же он поехал? — Он поехал в Париж. Она повернулась. — В Париж? — Он… ему надо зачем-то увидеться с каким-то парнем.