К его облегчению, пульс в глотке был четкий и ровный. Немного частый, но что за беда? Быстрый, энергичный, устойчивый пульс. Как поезд. Он мог бы обращаться с этим. Он мог бы обращаться со всем. Да, определенно, пришло время поколебать ее уверенность. Он слишком долго был в Париже, и она получила кусок в зубы. Теперь надо ей напомнить, кто здесь босс. Он уже знал, как это сделает. Вопрос только в проработке деталей. — Где Моджи? — внезапно спросил он. Все еще дуясь, Нисса притворилась, что не слышит. — Ну-ка, Нисса, где она? Он усилил хватку на ее запястье. Не настолько, чтобы причинить боль, но чтобы напомнить, что он мог бы сделать, если бы захотел. — Откуда я знаю? Где-то здесь. Кажется, я видела ее на кухне с надутым лицом, как всегда. Отлично! Ему понадобится помощь младшей сестры. Она сможет пройти туда, где у него не получится. Он взглянул на Ниссу. Он все еще не чувствовал тяги к сексу, но это неважно. Главное — он должен сам для себя трахнуть Ниссу прямо на кровати Тони, чтобы доказать, что у Тони нет власти над ним. Кроме того, секс в своем роде ритуал, не так ли? Воины совершали его перед тем, как идти на битву. — Ты можешь расстегнуть платье, — сказал он. — Пожалуй, нет. Я вдруг подумала, пойду помогу Саю на раскопе. Все еще сжимая рукой ее запястье, он провел другой рукой по ее бедрам. — Позже. — Майлз, я не хочу. Правда. И, я уверена, ты тоже не хочешь. Ты ужасно выглядишь… Его рука скользнула под платье и поползла вверх. — Это не займет много времени. — Я не хочу, — запротестовала она, затем тяжело вздохнула: — Ну ладно, давай. Только быстро. Пятью унизительными минутами позже он отодвинулся от нее с рыданиями. — Я не могу, не могу! — кричал он, сворачиваясь калачиком и пряча лицо в руки. — Я тебе это говорила, — заметила Нисса. — Господи, что за кошмар! Ты выглядишь так, как будто у тебя сейчас начнется сердечный приступ. Она оставила его, раскачивавшегося и рыдавшего на кровати, проклинающего Тони и Патрика, а более всего — себя. * * * В половине двенадцатого Патрик выпрямился в душной траншее, решив, что довольно этого безумия. — Я сыт по горло этими глупостями, — сказал он Антонии несколькими минутами позже, опускаясь на корточки рядом с ней. Она не ответила. Она выглядела измученной, с огромными глазами и с синяками под ними. О чем он только думал, позволяя вещам так затянуться? — Я иду домой принять душ и закинуть вещи в сумку, потом забираю тебя у мельницы. Меня не волнует, проснулся он или нет, но мы уезжаем отсюда. Она кивнула. Впоследствии он часто думал об этом. О том, насколько иначе сложились бы их жизнь, если бы они сумели уехать вовремя. * * * …Было чуть больше двенадцати, когда он вернулся на мельницу. Жара была невыносимой, хуже, чем ему когда-либо приходилось испытывать. Земля лежала в одурелой неподвижности, оглушенная неумолимым солнцем, под оловянного цвета небом. Во дворе не было ни души, и он сразу почувствовал, что что-то не так. Дверь кухни была приоткрыта, и он толкнул ее, чтобы войти. Он опустил свой рюкзак на плиты. — Майлз? Антония? Никого. Даже кота нет. Он поднялся наверх и нашел комнату Антонии. Она была пуста, как и все остальные. Никогда до этого он не был в ее комнате, но он узнал ее по радужной груде одежды в кресле и по путанице лент цвета драгоценных камней на комоде. Ее постель была хаосом ярких цветастых простыней. Он не хотел туда смотреть. Это было место, где она и Майлз… Нет! Даже не думай об этом. Потом он заметил, что тумбочка у кровати сдвинута, а дверца полуоткрыта. Майлз говорил ему о записях, которые она там держит, о ее великой тайне. Тогда он находил это трогательным, поскольку это показывало ее с неожиданной стороны. Теперь же, с внезапной болью предчувствия, он увидел, что замок взломан и тумбочка пуста. Вот дерьмо! Если Майлз завладел ее записями, для нее это равносильно тому, чтобы содрать кожу заживо. Он нашел ее в мастерской, переворачивающей все вверх дном. Ее волосы были растрепаны, лицо — напряжено. Она выглядела как менада. В тот момент, когда она увидела его на пороге, он даже не был уверен, что она узнала его. — Он все забрал, — тупо сказала она. Патрик облизнул губы. — Все контекстные листы. С обоих раскопов. И все мои… мои бумаги. — Она прижала пальцы ко рту. Он вспомнил, что она не знает о том, что ему известно о ее записях. — Он оставил записку, — она робко протянула ее ему. Написанное было ужасно даже для Майлза. Что-то о бумажном следе с призом в конце. У него вдруг возникла ужасная мысль. Он бросил на нее взгляд. — Кантарос… Он не… — Да, он забрал и его. Глава 14 Бумажному следу Майлза было оскорбительно просто следовать. Он густо усеял контекстными листами и страницами записей Антонии дорогу к Серсу. Некоторые были прикреплены к деревьям, другие — привязаны бечевкой к кустам или наколоты на забор из колючей проволоки месье Панабьера. Он хочет, чтобы мы точно знали, куда это ведет, тупо подумала Антония. Что, вероятно, подразумевает, что он прячет кантарос где-то еще. Кантарос… Ей невыносимо было думать о нем. Что, если он потерял его? Что, если он разбился? Если с ним что-то произошло… Ее желудок сжался. — Мы возьмем джип, — сказал Патрик сквозь зубы. — Ты будешь вести машину, а я — выходить и собирать листы. — Нет, — поспешно возразила она. — Почему нет? — Это сделаю я. Она не хотела, чтобы он увидел ни кусочка ее переводов, ни, в особенности, ее Введения — патетической, раздутой, ужасающе субъективной теории о Кассии, Аикарис и загадке. Эта мысль заставила ее сжаться. — Проклятье, — бормотала она десятью минутами позже, обливаясь потом, карабкаясь вниз по крутой козьей тропе, вившейся по краю ущелья. — Как я могла обманывать себя, думая, что он не найдет это?