* * * Он ушел, а Яна так и продолжала стоять на кухне, не понимая, что сейчас делать. На столе заветривались мясо и сыр, в чайнике остывала вода, за окном уже зажглись фонари, минуты утекали одна за другой, а она продолжала стоять на кухне. Ей казалось, что она только что собственными руками разрушила что-то очень важное в своей жизни, что-то такое, чего она никогда не видела. На что ей позволили взглянуть из-за кулис, но она в страхе задернула плотную ткань и сделала шаг назад. В конце концов Яна мотнула головой, отгоняя морок. Заново подогрела чайник, заварила чай, зашла в единственную комнату крохотной съемной квартиры, включила какое-то дурацкое кино по телевизору. Дурацкие фильмы помогают от душевной боли. Глядя их, не требуется вникать в сюжет, следить за деталями и думать. По крайней мере, так пишут женские журналы. Яне они всегда казались глупыми, но их очень любила соседка по комнате в общежитии, поэтому кое-что из них узнавала и Яна. А сейчас хотелось довериться любому совету, только бы как-то облегчить то, что творится внутри. Дурацкий фильм ничего не облегчил. Мозг, которому не требовалось следить за деталями и запоминать сюжет, продолжал думать, сердце, которому не нужно было сопереживать героям, продолжало ныть. И вместе этот дуэт продолжал твердить Яне, что она упустила важное. Но этого не может быть! Ей всего девятнадцать! Да, Никита влюблен в нее, а она – что уж теперь скрывать от самой себя? – влюблена в него, но разве в девятнадцать лет встречают любовь всей своей жизни? В девятнадцать лет случаются легкие непродолжительные романы, которые заканчиваются расставанием и оставляют после себя лишь приятные воспоминания. И никак иначе! Настоящую любовь, ту, которая на всю жизнь, ради которой можно пожертвовать многим, встречают позже. А как узнать, когда наступает тот возраст, когда уже можно жертвовать? И чем именно можно пожертвовать, а чем нельзя? Доверием и дружбой можно? Почему об этом не пишут в дурацких журналах? И кто сказал, что в девятнадцать нельзя встретить то, что останется навсегда? Яна с раздражением выключила телевизор, обхватила голову руками. Почему он не сказал ей этого два дня назад? Почему она сама ничего не поняла два дня назад? Тогда, когда они вместе стояли в темной комнате чужого гостиничного номера, когда он обнимал ее за плечи и рассказывал, как вызвать призрака? Или еще раньше, когда они два дня провели в сыром архиве, когда вокруг никого не было? Когда между ними никого не было? Нет, конечно, Лера была и тогда, но она встречалась с Ильей, и Яна, пожалуй, смогла бы договориться с совестью. А теперь не могла. Возможно, Никита этого не поймет, а Лера никогда не узнает и не оценит, но Яна-то знала! Если бы не Лера… Он сказал, что у них один дар на двоих. Что неважно, за сколько тысяч километров друг от друга они находились, рано или поздно они все равно оказались бы рядом. Встретиться им было предначертано самой судьбой. Может быть, и влюбиться друг в друга тоже?.. Голова начала болеть, но вместо того, чтобы пойти на кухню за таблетками, Яна потянулась к телефону. Часы показывали начало первого, но ей казалось, что Никита еще не должен спать. Яна не знала, что скажет ему, но чувствовала, что что-то должна. Они расстались неправильно и должны еще раз поговорить. Ей казалось, что, как только она услышит его голос, поймет, что сказать. Трубку Никита не брал долго, а когда длинные гудки наконец сменились сонным «Да?», голос оказался не его, а Леры. – Лера? – выдохнула Яна. В трубке что-то зашуршало, а потом Лера спросила: – Что-то случилось? Ник спит, разбудить? Яна замотала головой, будто Лера могла ее увидеть. – Н-нет, – наконец выдавила она. – Нет, не нужно. Все нормально. – Точно? Яна снова бессмысленно кивнула. – Да. Не надо его будить. И вообще не говори, что я звонила, ладно? – Ладно, – голос Леры прозвучал удивленно, но Яна не стала больше ничего объяснять, сбросила вызов. Голова разболелась еще сильнее, а потому громкий дверной звонок впился в висок с такой силой, что Яна едва не вскрикнула. Если бы не мигрень, если бы по телефону Никиты не ответила Лера, Яна испугалась бы. Испугалась и не пошла открывать, быстро нажала бы на тревожную кнопку, которую ей вручил Воронов. Сигнал тотчас же дошел бы до полицейского, который сидит в машине у ее подъезда. Если бы не мигрень и не Лера… Но сейчас Яна просто поднялась с дивана и направилась к двери. Глазка у нее не было, поэтому она открыла дверь. На пороге стоял высокий мужчина лет шестидесяти, с изрезанным глубокими морщинами лицом, с тронутыми сединой волосами, но тем не менее почему-то отдаленно знакомый. Яна будто бы видела его много лет назад, когда он был гораздо моложе, но сейчас не могла вспомнить, кто это. – Яна, полагаю? – хриплым голосом, словно давно им не пользовался, спросил мужчина. Только тогда она испугалась. Испугалась и даже оглянулась на тревожную кнопку, но захлопывать теперь дверь было бессмысленно, мужчина уже шагнул вперед, заставляя ее попятиться. И тревожная кнопка лежит на полке в метре от нее, не дотянуться быстро. – Я вас знаю? – спросила Яна. – Вы знакомы с моим сыном, Никитой, – огорошил ее мужчина, закрывая за собой дверь.